– Отец – военный пенсионер, но трудится в каком-то оборонном обществе. Мама – учительница. До пенсии ей пару лет.

– Живут отдельно?

– Мы двадцать лет по гарнизонам скитались – отца все переводили, а потом приехали в столицу и стали жить у дедушки в его генеральской квартире. Дедушка с бабушкой умерли, а квартиру родители разменяли. Она была большая и в престижном доме, поэтому нам за нее без всякой доплаты дали две двухкомнатных.

– Какой завидный жених!

– Не издевайся.

– Я вправду! И как это тебя до сих пор не охомутали?

– Пытались. Но я не лошадь, чтобы позволить надеть хомут.

– Зато сейчас шею вытягиваешь.

– Из твоих рук – хоть ярмо!

– Начинается… Молчи уж, богатый женишок! Мы вот с отцом всю жизнь в однокомнатной квартире… Папа сам перегородку в ней сделал – и все. Правда, сейчас в этой квартире никто не живет.

– Почему?

– У папы есть женщина, он – у нее. А я – у Кузьмы.

– Так он еще и Кузьма!

– Перестань! Он умный, смелый, честный. Он мне жизнь спас. Во Франции, когда за нами на машине гнались, стреляли… Он сбил их в пропасть.

– Читал в твоей газете. Как я понимаю, он вместе с тобой в той машине был? Себя тоже спасал?

– Какой ты!

– А разве не так? Мне не нравится, что он тебя обижает.

– Он не обижает.

– Тогда почему ты плачешь?

– Я… Мы прожили вместе полгода, а я до сих пор не знаю, кто я ему. У него ко мне – серьезно или так… Он, когда мы познакомились, долго рассказывал мне, как любил свою первую жену, а мне ни разу не сказал, что любит. Хоть бы намекнул.

– Он был женат?

– Пятнадцать лет. Потом жена его нашла немца, он у нас филиал фирмы возглавлял, и уехала с ним с Германию. Ребенка родила. А старшая девочка, Вика, осталась с отцом. Ей тринадцать, она сейчас в летнем лагере.

– Вы с ней ладите?

– Замечательно. Когда переехала, больше всего ее боялась. Что скажет, как посмотрит… Оказалась, умная девочка. Разбалованная немножко, но добрая. Мы с ней как сестры. Она мне говорит: "Не обижайся на папу. Он и маме, пока вместе жили, ни разу не говорил, что любит. Та на него даже ругалась: "У, бирюк!" Ты оставайся с нами насовсем…"

– Ну вот, опять… Захлюпала.

– Прости.

– Не за что прощать. Хочу тебя пожалеть, но боюсь, что будешь по рукам бить.

– Не буду. Я тебе голову на плечо положу, можно?

– Конечно!

– Хорошо, если б ты был моим братом!

– Не надо!

– Ладно, ладно… Давай еще о чем-нибудь поговорим! Не спится. Луна вон какая: в доме светло, как днем.

– И мы с тобой вдвоем в этом лунном свете…

– Да ты еще и поэт!

– Сам стихов не пишу, но других знаю. Почитать?

– Дуне почитаешь. Она оценит.

– Далась тебе Дуня!

– Хорошая девочка. Вы замечательно друг другу подходите. Честное слово!

– Позволь мне самому решать.

– Иногда нужно, чтоб и подсказали.

– Я тебе полночи подсказываю…

– Мне уже поздно. Я пристроена.

– Это мы еще посмотрим!

– Не угрожай. А то Кузьма тебя заколдует.

– Так он еще и колдун! Ну, ты и вляпалась!

– Я серьезно. Сама видела, как он однажды трех здоровенных мужиков заставил делать, все что хочет. Они нас убить хотели.

– Это просто гипноз.

– Может, и гипноз. Но он это умеет. Меня однажды загипнотизировал.

– Зачем?

– Чтобы не мешала ему готовить. Это в моей квартире было. Мы тогда только-только познакомились, он есть хотел, а я мешала.

– Может, он что другое хотел?

– Нет. Я тогда даже обиделась, что не это… Мне так хотелось, чтобы он видел во мне женщину.

– И когда он разглядел?

– Наверное, когда мы из Франции вернулись. И то, если бы я по наглому не приехала в аэропорт, где он встречал дочку…

– Значит, он еще и слепой.

– Не думаю. Может, просто боится?

– Чего?

– Что я брошу его. Как первая жена. Он развод очень тяжело переживал. Даже год спустя, когда мы познакомились… Не хочет привязываться… А я чувствую, что рядом с ним меняюсь, становлюсь другой. Если б ты только видел меня до знакомства с Кузьмой! Такая оторва! Вредная, злая…

– Неправда!

– Очень даже правда.

– Это он тебе внушил.

– Успокойся!

– Как я могу быть спокойным, когда ты рядом? Когда ты плачешь? У меня плечо уже мокрое.

– Я уберу голову.

– Не надо! Я не по этому. Мне тебя жалко.

– Мне себя самой иногда жалко. А что сделаешь?

– Может, он тебя присушил, этот колдун? Давай, найдем такого, что отсушит.

– И присушит к тебе.

– Я хочу, чтобы ты сама…

– Он, как мне кажется, тоже этого хочет. Не знаю, Аким… Ничего не знаю. Приехала сюда назло ему, думала: ты Грааль нашел и тебя на заграничный симпозиум позвали, а я вот найду апостолов. И меня позовут!

– Позовут. Если найдем. Гарантирую.

– Ты думаешь, они, действительно существуют? Апостолы?

– Это ты у меня спрашиваешь? Кто их видел?

– После всего, что произошло в последние дни, я глазам верить боюсь. Тем более что все было впопыхах – страшно там в подвале. А ты – историк, лучше должен знать.

– С точки зрения истории эти апостолы – миф.

– Почему?

– Потому что не могло быть фигур в рост человека из золота или серебра. Их некому было в то время изготовить и неоткуда привезти. Фигуры могли быть позолоченной деревянной резьбой, типичной для того времени. В католических храмах и сегодня таких полно. Но это в храмах. Сомнительно, чтобы дерево в подвале пережило века. Или сгнило бы, или шашель съел.

– Шашель?

– Древесный жучок. Если заведется, любое дерево переработает в пыль. В наше время есть специальная пропитка, но в то время не было. Хотя… Золотое покрытие… Но за деревянные фигуры, хотя они и представляют историческую ценность, не стали бы убивать. И графу незачем было их прятать. То, что мы видели, подтверждает подлинность письма Чишкевича. Золотые блестки на ветхой рогоже… В этих кулях было золото. Кроме того, в письме графа Чишкевича утверждается, что каждый куль с трудом несли двое…

– Значит, золотые?

– Пусть даже позолоченное серебро! Все равно мировая сенсация! Тебя на руках будут носить.

– Я попрошу, чтобы и тебя несли рядом… Вот только куда апостолы подевались?

– В Прилеповку их точно не привозили. Эти бабки знали бы… Перепрятать далеко их тоже не могли – вы видели апостолов всего два дня назад. Двенадцать тяжеленных скульптур… Загадка!

– Но мы ее разгадаем?

– Если повезет.

– А если нет?

– Вернемся домой не солоно хлебавши. В историческом поиске это бывает сплошь и рядом.

– Я не хочу не солоно. Мы должны их найти!

– Попытаемся.

– Кузьма бы нашел.

– Конечно…

– Не издевайся. Мы с ним этой весной полтора миллиона долларов нашли, которые грабитель спрятал. Лес, снег и никакой карты. Кузьма за четыре часа…

– Читал в газете. Ты, случайно, тогда не приврала?

– Точно в глаз получишь!

– Молчу.

– Ты не молчи, думай! Кузьма говорил: люди не собаки, они не чувствуют, они думают.

– Ты теперь целый вечер будешь его цитировать?

– Если поможет.

– Тогда надо было его сюда везти. Не выпроваживать за границу. Пусть бы он тебя и от еретника спасал и по подвалам водил.

– А ты – злой!

– Не зли – и буду добрым.

– Обещал не обижать.

– Стараюсь изо всех сил. Но очень трудно. Я ведь тебе не рассказываю, какие замечательные девушки были в моей жизни.

– А я не упрашиваю взять меня в жены!

– Договорились… Пойду я, наверное, в машину…

– Не уходи.

– Что так?

– Мне будет страшно одной.

– Здесь же Степановна!

– Она так храпит, что есть она или ее нет… Прости, если обидела.

– И ты меня прости.

– Давай спать.

– Давай!

– Только ты пообещай, что не будешь ко мне приставать.

– Это трудно обещать. И еще труднее сдержать слово.

– Ты постарайся. Я помогу. Вот, отдвинусь к краю, укутаюсь в свое одеяло… Буду молчать.