— Да, но подумайте вот о чем, Адди…

Пока Керри Томас дискутировала с ним, я улизнула, чтобы добавить вина в свой бокал. В дальней двери появился и тихо захныкал маленький ребенок в одной ночной рубашке. Марджери Хакстон поспешила к нему и взяла на руки. Они были совсем рядом со мной, так что мне невозможно было не обратить на них внимания.

— Как тебя зовут? — спросила я маленькую девочку. Ей было около четырех лет, у нее были темные волосы и она поразительно походила на свою мать. Она молча смотрела на меня.

— О, она ничего не скажет. — Мать покачала ее на руках и доверительно сказала: — Иногда я сожалею об этом, но было бы хуже, если бы мы не могли ее взять с собой. Временами я опасаюсь, что она перестанет понимать английский.

— Как тебя зовут, аширен-те? — спросила я на сей раз по-имириански.

— Элспет Хакстон, с Британских островов. — Ее акцент звучал своеобразно. Я вспомнила, что она училась имирианскому языку на слух, а не по гипнолентам. — Да подарит тебе Богиня хороший день.

— И дочери твоей матери, — что являлось традиционным ответом.

— Одна из дам вверху, на Холмах, обучала Элспет вместе со своими детьми. Невозможно ведь полностью изолировать ребенка, ему нужны товарищи в детских играх. Марджери Хакстон вздохнула. Теперь я классифицировала ее для себя. Она была ксеноэкологом, а ее муж — морским биологом. Она сказала: — Но я озабочена тем, как она все это воспримет.

Мне было жаль ее, старавшуюся на своем пороге воспрепятствовать влиянию Орте. Затем я спросила себя, не лучше ли мне было посочувствовать Элспет, потому что ей придется снова привыкать к Земле.

Девочка высвободилась из рук матери и побежала к двери. Только что прибывшая гостья наклонилась к ней, взяла за руку и обменялась с ней парой слов.

Женщина обращала на себя внимание: более темная, чем обычно бывает у имирианцев, ее кожа имела цвет сажи, черная грива была подстрижена, а на узком лице было веселое выражение. Я оценила ее возраст в тридцать с небольшим. На ней была утепленная кожаная безрукавка поверх сорочки и брюк, что выдавало в ней солдата. Когда она отпустила руку ребенка, я увидела что один из рукавов ее сорочки был пуст, тщательно свернут вверху и закреплен. Это был ее правый рукав, и свой харур-нилгри она повесила справа, чтобы пользоваться левой рукой.

Она заметила, как я на нее смотрела, и ответила широкой улыбкой, обнажившей ее белые зубы. Ребенок повис у нее на руке, она подняла его вверх и передала Марджери.

— Рурик, — сказала она мне, неожиданно повернув ко мне голову. — Вы — посол; Хакстон рассказывал мне.

— Верно, меня зовут Кристи. — Я подавила в себе желание пожать ей руку, а потом мне приходило в голову, что бы сказать. Наконец я спросила: — Вы любите детей?

— Аширен? Только у других людей, да и то не всегда. — Снова блеснули белизной ее белые зубы. — Элспет приходит ко мне домой, чтобы учиться там вместе с другими. Это что-то особенное — видеть ребенка из иного мира.

В этот момент нас пригласили к столу — к великому облегчению присутствовавших ортеанцев — и я оказалась между Лакалкой с одной стороны и Рурик с другой.

Беседовали ортеанцы тихо и приятно. Разложенные столовые приборы, казалось, смущали их. Они нерешительно касались охотничьих ножей на своих поясах и при случае пытались (с различным успехом) пользоваться вилками. Но своим собственным ножом пользовалась только темнокожая женщина. Она пользовалась лезвием с двойным острием и как ножом, и как вилкой и ловко орудовала за столом своей единственной рукой.

— Вы из Таткаэра? — спросила я. Ее акцент был слабо выраженным, и сразу определить его было невозможно.

— Я в большей или в меньшей мере отовсюду. Из Мелкати, из Черепной крепости, из Пейр-Дадени… Только что я вернулась из Медуэна в Римоне. — Она положила нож, чтобы поднять свой бокал. — Вы уже давно здесь?

— Несколько дней.

Я вспомнила, что На Холмах кроме резиденций т'Анов находились и казармы. Женщина-инвалид была солдатом, но, возможно, была уволена со службы.

— О чем вы думаете? Или это нескромный вопрос?

— Нет, совсем нет. Мне нравится город.

— Тогда вы одна из немногих.

Она огляделась за столом и снова повернулась ко мне. Лишь в этот момент, полностью увидев ее лицо, я обратила внимание на ее глаза. Мембраны были подняты вверх, и глаза ясно видны. Глазные яблоки были желтого цвета. Желтыми, как одуванчик или лютик, как глаза скопы. Это были теплые и приветливые глаза, они располагали меня к ней.

— Вы должны посетить меня дома…

— Вам следует посетить восточный холм Малк'ис…

Мы умолкли, потому что говорили одновременно, и рассмеялись.

— Мисс Кристи.

Я предприняла умственное усилие и переключилась с имирианского на английский.

— Да, мистер Хакстон?

— Называйте меня Сэмом. Мори как раз спросила о разрешениях на поездки.

Я кивнула.

— Я сегодня в полдень встречалась с Т'Ан Сутаи-Телестре.

— И она готова отменить нам ссылку?

— Она настоятельно попросила меня покинуть город. — Я тщательно выбирала слова. — Однако я думаю, что она будет готова позволить всем нам свободнее перемещаться, как только я сделаю для нее сообщение. Это, должно быть, продлиться не слишком долго, мистер Хакстон.

— Ну и идиотизм! — взорвался Бэрретт. — У вас еще больше обязанностей, а вы будете по собственному усмотрению разъезжать в экипаже по всей стране…

Керри Томас стала его успокаивать. Я заметила, как весело наблюдала за мной Рурик, эта темнокожая женщина. «Она, наверное, немного понимает по-английски», — подумала я.

— Это большее признание, чем то, какого мы когда-либо могли удостоиться, — сказал Адаир. — Это воодушевляет.

Одри Элиот поддержала его торопливо и нервно, сказав:

— А что с Землей? Мы получаем сообщения лишь каждые три месяца. Что там нового?

Так случилось, что у меня больше не было возможности поговорить с ортеанцами, и вместо этого мне пришлось выцарапывать из своей памяти информацию о любом малейшем событии на Земле. Все они — даже Бэрретт в своей полубезумной ярости — сидели как голодные дети и жадно впитывали каждое мое слово. Я стала спрашивать себя, как будет выглядеть мое мнение о Каррике V через год или около того.

А наши ортеанские гости, проявляя тактичность, какой от них требовало приличие, тихо беседовали о планах насчет морских плаваний, о видах на ближайший урожай и о делах в своих родных телестре.

В предрассветном полумраке бледнеют звезды и небо на востоке темнеет. Ортеанцы называют это первым рассветом. Затем ширится яркий свет восхода солнца — слишком белый и слишком сияющий, чтобы быть земным — и прорывается сквозь речные туманы и открывает день.

Небо было ясным и безоблачным, дневные звезды были еще почти неразличимы.

— Позднее будет дождь, т'ан, — сказал Марик, входя с горячим чаем в покрытом голубой глазурью чайнике.

— ! ?

— Перед полуденным звоном. Дует юго-западный ветер.

— Я пробормотала что-то бессвязное, а когда он вышел, я устроилась в кровати сидя. Ортеанские дни определенно слишком долгие. Когда я проснулась, у меня все время было ощущение, что я не выспалась.

Я встала и медленно оделась, размышляя о том, что хотя мне и следует оставить платья, которые у меня имелись для официальных случаев, необходимо все же купить себе ортеанскую одежду, и чем быстрее, тем лучше.

Дождь пошел после восхода солнца.

Отчет, который я начала готовить днем ранее, в свете утра выглядел упрощенным и наивным. Я стерла запись в микрорекордере и решила отложить это дело до той поры, когда получше познакомлюсь с тем, о чем хотела сделать отчет.

Л'ри-аны приносили в различные резиденции многочисленные сообщения, состоявшие в большинстве случаев из нескольких написанных строк, в которых меня приглашали на обеды и празднества, причем чаще всего они были направлены теми, кто был заинтересован в торговле. Правда еще было слишком рано строить относящиеся к этому планы — поскольку еще не было ясно, будет ли Каррик допущен к этому с ограничениями или без ограничений, — но я на всякий случай принимала приглашения.