Обитатель Топей принес свежий чай из листьев арниака, пока все общество дискутировало о том, какие телестре этой зимой представляли Ширия-Шенин.

От нараставшего напряжения знобило. «Я не верю, — думала я. — Не верю, что сейчас найду ответ. А если найду его, понравится ли он мне?»

Солнце растворило дымку, свет отражался от светлых стен зданий.

Я откликнулась на подоконник. Мы находились несколько выше уровня земли. Находившихся под куполами и аллеями широкие, закрытые сверху каналы образовали сверкнувшую на солнечную свету решетку: Неподвижный воздух, казалось, совершенно не содержал в себе влаги.

Я думала о Ширия-Шенине, о доках возле Пятой стены, где северный был обжигающие колюч и не давал дышать. Но здесь — и уже на четвертой неделе дуресты, начала весны — из всех пор и складок кожи выступал пот, а от кирпичных стен отражались жара и яркость дня, слепя незащищенные глаза.

Я услышала, что снаружи что-то происходило, и вернулась на свое место. Открылась дверь, и вошли охранники, сопровождаемые людьми в коричневых одеяниях.

За ними следовал Блейз н'ри н'сут Медуэнин. Он был безоружен, двигался легко, но чувствовалось, что находился в большом напряжении. Я видела, как он прошелся взглядом по заполненному книгами помещению, так широко раскрыв глаза, что были видны их белки, затем остановился у двери, прислонившись спиной к стене.

«Естественно, — подумала я. — Его наняли, чтобы охранять ее, поэтому он и должен был прийти».

Родион остановился в двери.

Обитатель Топей с шумом вдохнул воздух и даже Чародей стал пристально ее разглядывать. Я едва ее узнала. «Прошло всего лишь шесть недель, — подумала я. — Это просто какое-то чудо». Так я впервые стала свидетельницей быстрого превращения из ребенка во взрослого человека.

У нее была стройная, мускулистая фигура, как и у матери, а также ее живые манеры, но словно скользящие движения тела принадлежали уже только ей одной. Ее серебристая грива была подстрижена на имирианский манер и обрамляла узкое лицо, с которого настороженно смотрели широко раскрытые желтые глаза.

Поверх ее имирианских брюк была зашнурована туника-безрукавка, а на поясе висели пустые ножны харуров. Теперь она стала выше ростом, чем тогда, когда я ее оставила, а связанную с превращением лихорадку излечил сон. Бедра были узкими, но груди выступали вперед, как это обычно бывает у ортеанских женщин. Чувствовалось что-то совершенно новое в том, как она себя держала.

Воспоминание скрывало в себе страх, настолько сильный, что я остро его ощущала: мне вспомнилось золотое ястребиное лицо Сандора.

«Неужели у Эвален, Халтерна и Чародея были такие же воспоминания о древности?» Она была нечеловечески красива, это «Полузолото», которое в большей мере, чем когда-либо прежде, олицетворяло собой народ колдунов.

Потом она нервно оглянулась, икнула, и стало понятно, что перед нами, без сомнения, находилась молодая женщина из Южной земли.

— Родион, — мягко сказал Чародей, — мне нужно задать вам несколько вопросов о дворе Ширия-Шенина, на которое вы, наверное, сможете дать ответы.

— Да, мастер, — ответила она с сознанием долга — в е голосе слышались любопытство и страх, — что являлось следствием славы, которой пользовался Чародей за пределами Касабаарде.

Я смотрела на стол, пока он задавал ей безобидные вопросы. Мне не хотелось даже смотреть на нее, чтобы не слышать потом, будто пыталась повлиять на ее показания. Я хотела услышать правду.

Т'ан Эвален ждала тихо, ничем не выдавая своего нетерпения. Халтерн сидел с прикрытыми глазами и тайком разглядывал Родион.

— …вы говорили с Кристи, что с ней желает говорить Андрете. — Чародей помолчал и как бы вскользь продолжил: — Кто, кстати, дал вам это поручение, не можете ли вы это вспомнить?

— Да, я помню, — сказала она с безудержной искренностью молодости. — Я встретила его за пределами Кристального зала. Это был Бродин н'ри н'сут Хараин.

Воздух был неподвижен.

Птицы-ящерицы с костяными гребнями на спинах ползали по дорожным камням и принимали солнечные ванны. Их движения были торопливыми, тонкие хвосты мелькали туда-сюда, как плети.

Под нашими шагами похрустывала скальная порода. Когда мы подошли ближе, костяные гребни животных расправились, оказавшись крыльями, и вся стая вспорхнула вверх. В тишине слышался шелест множества крыльев.

Кроме него слышны были наши шаги и тихий шорох одежды.

Блейз посмотрел в мглистое небо.

— Сегодня больше не будет ветра.

— А завтра тоже, точно так же, как и в следующий день. — Голос Родион был сиплым от досады. — Сколько же нам еще ждать?

— Столько, сколько нужно.

— Если бы был ветер, — сказал я, — ты не гуляла бы вокруг Касабаарде, а находилась бы на борту «Дитя Метемны» и уже на полпути в Таткаэр.

— Ах. — Она издала какой-то возглас, выражавший недовольство, и пожала плечами. — Призовите же вниз один из ваших магических кораблей, С'арант, чтобы он доставил нас домой.

— Я хотела бы, чтобы у меня была такая возможность.

Дорога проходила между орошаемыми полями, на которых бледно-зеленые стебли дел'ри уже выросли до половины своей высоты. Между тонкими, узловатыми стеблями дел'ри росли красные кустики арниака.

Местность была совершенно ровной, а дорога — начало важной торговой артерии, проходившей вдоль Покинутого Побережья — едва возвышалась над полями. За обширными полями дел'ри мерцали вершины скал и дюны Великой Пустыни. На дороге перед нами поблескивали миражи водоемов и исчезали, как только мы к ним приближались.

Вдали блестел казавшийся отсюда очень небольшим Касабаарде.

— Я пойду вперед и посмотрю, что там такое, — сказал Блейз. Впереди виднелась пыль, поднятая обозом, двигавшимся от города в нашу сторону. Блейз ускорил свои шаги.

Была середина второй половины дня. Дни стали длиннее. У меня никогда не существовало проблемы насчет того, как использовать дополнительные часы темноты — может быть, потому, что я так изголодалась по сну еще до своего прибытия в Ширия-Шенин, — но дополнительные дневные часы действовали на меня просто изнуряюще. Обычно я спала час или два около полудня, чтобы компенсировать это временное смещение. К тому же, в полдень было слишком жарко, чтобы чем-либо заниматься.

Родион молча шла рядом со мной. «Может, она думает, — спросила я себя, — что Бродин, этот человек с ястребиным лицом, убийца?» Он был одним из агентов Андрете, если это, конечно, верно. Но он же являлся и арикей Канты. И свою боль от ее утраты он вряд ли мог так разыграть.

Ремни, которыми я закрепила на своей спине джайанте, сильно жали, и я ослабила их. Пот тек мне под маску, но солнце на дороге светило так ярко, что снять ее я не могла.

Родион также была в маске и здесь, за пределами города, на ее поясе висели харур-нилгри и харур-нацари.

— С'арант…

— Да?

— Что вы почувствовали, когда впервые убили человека?

Блейз превратился в крошечную фигурку на дороге впереди нас, а облако пыли все приближалось. Для нас было бы безопаснее подождать, пока он проверит, кто там двигался.

— Давай передохнем немного.

Скалистый грунт был горяч, когда я села на него. Рядом поправила на поясе мечи, чтобы они не мешали, и села рядом со мной; она все еще ждала моего ответа.

Я сказала:

— Расскажи мне, как это произошло.

— На улице. Их было четверо.

Она сняла маску и потерла свое усталое лицо. Когда она взглянула на меня, я увидела, что глаза ее были чистыми и ясными, как у ребенка.

— Охранники убили одного, а Медуэнин — видели бы вы, как он умеет сражаться! — убил еще одного и обезвредил третьего. А я, я тоже убила одного. Это произошло примерно за две улицы от дома телестре Орландис на холме. Это было.. что-то сумасшедшее. Все как при обучении владению оружием. Я ожидала, что он встанет и скажет: «Нет, это ты сделала неверно; ты должна держать руку повыше». Но кровь все текла, а потом он умер.