Да уж, сама она дурой явно не была.

И подались высокие договаривающиеся стороны в темпе вальса кто куда – Ан к своим, кучкующимся у тарелки, вожаки восстания к трудовому народу, ну а сам народ – к выходу из кризиса, то есть к знакомому входу в шахту.

– Отец! Отец! Они отпустили нас, отец! – Откуда-то из-за костров появился Энки, вмазавшийся, веселый, в обнимочку с Гибилом. – Спасибо, отец, ох спасибо, если бы не вы…

Похоже, он радовался не счастливому избавлению, а тому, что все закончилось малой кровью.

– Хорошо выглядишь, сынок, молодец. Никуда не уходи, надо поговорить. – Ан не спеша оделся, выждал, пока стихнут страсти, и отошел в сторонку вместе с Мочегоном. – Видел эту троицу? Актив с пассивом? Что, не слепой? И не дурной? Ну так замокри их всех, но не спеша, поодиночке, без всякой суеты и вони. Так, чтобы комар носа не подточил. Ну, организуй самоубийство от несчастной любви, вагинальное отравление, клизму ведерную с ядом – не мне тебя учить. Главное – чтобы тихо, мирно, ненавязчиво и печально. Не надо делать из этой мрази мучеников революции. Усек?

Выдав Мочегону цэу, он по-дружески пообщался с Тотом, качественно начистил рожу Энки и вызвал по гиперсвязи Энлиля, который все еще так и сидел за забором:

– Давай, сынок, выходи, теперь твоя очередь.

Начистил рожу и ему, да что там начистил – расквасил вдрызг, крепко поручкался с корешами и резво отчалил к себе. Он торопился, он спешил, он летел стрелой – маленькому усатому розовому коту давно было пора делать клизму.

– Ну-с, дорогой коллега, излагайте. – Ан с удовольствием отпил легкого игристого винца, вкусно причмокнул губами и откинулся на спинку плетеного, скорбно застонавшего кресла. – Я весь внимание.

– Оно мне, дорогой учитель, крайне приятно, – с искренним почтением улыбнулся Тот и, вытащив свой неизменный портативный вычислитель, включил голографический режим. – Вот, прошу, знакомьтесь, homo erectus localis[217]. Не правда ли красавчик?

Дело происходило на Земле, в Шуруппаке, в летнем лечебно-рекреационном центре Дом Шинти[218]. Легкий ветерок гулял по саду, приятно освежал, доносил с реки запахи воды, кувшинок и шелест тростника. На столе помимо игристого стояли жареное, заливное, пареное и, конечно же, томленое – сквашенная деликатеснейшим образом малосольная икра карпа Ре. Кристально вызванивали бокалы, благоухала изысканная еда, курилась и подымалась в небо клубящаяся столбом тринопля. Казалось, рай, парадиз, курорт, место отдохновения души и тела. Однако что Ан, что Тот прибыли сюда не расслабляться – работать. Первый, как это и положено начальству, наездом, сегодня утром, для оценки результатов, второй же уже с месяц сидел безвылазно в Доме Шинти – вычислял, анализировал, думал, ставил кое-какие эксперименты. Задача-то ведь была поставлена адова, мозгодробительная, крайне непростая – изыскать способы, силы и средства для всемерного облегчения ануннакского ручного труда – дабы никаких более восстаний не имело места быть. И с какой стороны заходить? Чем крыть? Где искать?

Однако глаз у Тота был алмаз, и он сразу положил его на местную человеко-обезьяну, то бишь хомо эректуса локалиса. Эректус этот представлял собой примитивное, покрытое шерстью существо, занимающееся охотой, размножением и собирательством. Дикое, необузданное и чрезвычайно – до скотоложества – сексуально неумеренное. Что с него возьмешь – судя по всему, тупиковая ветвь эволюции. Однако он был силен, ловок и достаточно сообразителен, чтобы не попадаться в сети, избегать капканов и засыпать землей ямы-ловушки. В общем, не безнадежен. Если, конечно, взяться за него с умом, вдумчиво, со всеми возможными тщанием и старательностью. Ох как крепко взяться-то… Ведь, с одной стороны, этот чертов локалис был не в меру разумен и уж слишком дик, чтобы просто так использовать его в качестве послушного скота. С другой же стороны, никак не тянул на требования, предъявляемые к хорошему рабочему. Необходимо было в значительной степени изменить его физиологию, чтобы он мог владеть орудиями труда наравне с ануннаками, передвигаться на задних конечностях и понимать речь. Кроме того, ему полагалось быть расторопным, сообразительным, верным и дружелюбным. И только после всего этого он мог считаться совершенно покорным и полезным «амелу» – слугой. М-да, вот задача так задача – поседеть, полысеть, да что там, просто головкой двинуться можно.

Только не Тоту – Тот уже был тотально лыс и с головой своей дружил очень крепко. Отлично понимая, что постепенный процесс приручения и разведения эректусов путем искусственного отбора явно не годился, он пошел по линии генной инженерии. Причем не один, сумел по принципу «одна голова хорошо, а две лучше» привлечь к вопросам клонирования и Нинти. Они и действовали вначале по методу удвоения – в качестве разминки сотворили эректуса с восемью конечностями, пару-тройку гиппокентавров и с полдюжины сфинксов. Получилось хорошо. Зато потом пошли неудачи – мужчина, который не мог держать мочу, женщина, которая не могла иметь детей, существо, лишенное половых признаков, слепой с трясущимися руками, с ущербной печенью и сердцем, убогий, вскоре умерший от старости.

– Да, похоже, мы идем не тем путем, – сделал с прозорливостью вывод Тот, целую ночь на пару с Нинти не спал и наконец услышал внутренний голос: «Тот, надо смешать тит[219] с киширом[220]. Очень хорошо смешать. А потом дать созреть».

Надо же, ведь если абстрагироваться от скользкого языка символизма, глянуть в корень и с помощью ментальной концентрации приблизиться к реалиям жизни, то как все просто, оказывается. Нужно оплодотворить самку местного эректуса здоровым, несущим всю полноту генетической информации ануннакским семенем. Смешать земной тит с божественным киширом. Только вот как это выполнить технически? Брать в жены местных самок? Искусственно осеменять их? Изымать у них яйцеклетку? Вручную оплодотворять и пересаживать в матку доноров для дальнейшего вынашивания? Гм, вот это вопрос так вопрос.

А на экране вычислителя тем временем представал во всей красе хомо эректус. В свете представал, в объеме, хотя и в миниатюре. Бродил в задумчивости с палкой-копалкой в поисках пропитания, плескался с дружественными парнокопытными в водах рек, укрывался в лежбищах и схронах от непогоды, был любвеобильным, нечистоплотным и неразборчивым в связях. Эректус, пусть он даже и хомо, – все одно эректус.

А пока он предавался радостям бытия, Тот вводил начальника в курс дела, крайне обстоятельно, не спеша излагая свои мысли с завиднейшей доходчивостью. Рассказал и про то, и про се, и про это. Всем поделился, ничего не утаил. Убедил сразу.

– М-да, – с восхищением сказал Ан, подумал и принял судьбоносное решение: – Мыслю – по третьему варианту. Будем осеменять яйцеклетку, ануннаков настоящих у нас, к счастью, хватает. Да и тех, кто плод вынашивать будет, найдем, привлечем, так сказать, к общественно-полезной деятельности. – Он вдруг победно рассмеялся, расцвел и, вызвав звоном гонга слугу, с напором приказал: – Ее Добропорядочность Нинти сюда! Живо!

Нинти пришла напудренная, надушенная, одетая с тонким шармом, но без настроения, отнюдь, в глубоком миноре. Что-то в ее жизни началась конкретная черная полоса. Несчастный Энбилулу пропал в трясине, беднягу Энкинду съел крокодил, Энлиль завел себе партнеров-педерастов, а Энки уже просто ничего не надо – ударился в политику, радеет за народ. А главное, почила в бозе душка Эрешкигаль, такая ласковая, такая нежная, по кличке Облизуха. И куда теперь прикажете девать неучтенку ханумака? В задницу забить тому садисту, который отравил во время акта маленькую бедную Эрешкигаль? Видит бог, через влагалище[221]. И Тот еще сидит безвылазно, отсвечивает лысиной, кидает умняки. Давит интеллектом, гад, фалует в науку, приклеился, как банный лист к жопе: а не могли бы вы, коллега, сделать так? А не в лом ли вам, коллега, сделать этак? Ага, станьте задом, нагнитесь до пола, разведите ягодицы пошире. Тьфу. А попробуй отказаться, сразу настучит папахену. Ну а уж тот точно голову оторвет. Или этими своими специальными щипцами да по живому клитору. Зверюга, изувер. Вот-вот, легок на помине, с утра явился – не запылился. Готов хоть куда, хоть на край света, лишь бы решить свой кадровый вопрос. Здорово, видать, перессался-то тогда, во время бунта. Больше, видимо, не хочется ему повторения революционной ситуации. Теперь вот будет маячить все время вместе с Тотом. Да, ну и жизнь, только держись. Одно хорошо – здешний коллектив. Крепкий, монолитный, сплоченный идеей, глубоко плевать, что сугубо женский. Хорошо, что баб сюда присылают тертых, опытных, умелых и ушлых, на своем богатом опыте знающих, что такое дружба, выручка и активная взаимопомощь. Умеющих и обнять, и приласкать, и член искусственный замастрячить. Таких размеров орган, что мужчинкам и не снилось. Как есть все зануды, козлы, засранцы, говнюки и импотенты. Нет, право же, что ни говори, а понять женщину может только женщина.