– Высота четыре тысячи пятьсот, – ответил Долотов.

– Ваше решение?

– Готовьте полосу.

– Вас понял, полоса обеспечена!

– И проследите за мной. Дайте пеленг и удаление. Как погода над полосой?

– Ваше удаление двадцать километров. Облачность восемь баллов. Нижняя кромка пятьсот метров, верхняя тысячу семьсот. Выходите на привод!.. Ваша высота?

– Высота четыре тысячи.

После небольшой паузы снова заговорил руководитель полетов:

– Сто девятый, предупреждаю: согласно инструкции вы должны катапультироваться. Как поняли?

– Вас понял.

– С ходу можете не выйти к полосе! Повторяю: плотная облачность!

Некоторое время Долотов молчал, затем обратился к Чернораю:

– Я могу промазать… Слышишь?

– Ну?

– В крайней случае один я успею выскочить. Вдвоем нет.

– Успеем оба.

– Нет. Ты покинешь самолет перед входом в облака. – И, не дождавшись ответа, сказал: – Приготовься. Как понял?

– Понял. Ты на подходе попробуй запустить двигатель – Тогда, может быть, удастся довернуть на полосу.

– Да. Ты когда-нибудь пользовался этой адской машиной?

– Бог миловал.

– Если не сработает автоматика, фонарь сбрасывай вручную.

– Да. Скорость снижения вроде нормальная?

Долотов не ответил – заговорила земля.

– Я – первый! Сто девятый, как на борту? – Долотов узнал голос Гая-Самари.

– Я сто девятый. Засеките место, сейчас катапультируется второй!

– Вас понял!.. – Земля замолчала.

– Приготовился?

– Да. – Чернорай поглядел на высотомер: стрелка миновала отметку 2000.

– Пошел!

– Понял. – Он мысленно повторил все необходимые операция и с удовлетворением убедился, что хорошо помнит все, чему его учили «спасенцы». Помнит, что он должен делать сам и что сработает автоматически; помнят, как освободиться от кресла в падении; как подключается к маске парашютный кислородный баллончик, который, впрочем, на этой высоте не понадобится… Вспомнил даже, что в чаше сиденья, где раньше помещался запасной парашют, теперь упаковано все необходимое, чтобы подкрепиться, в случае, если придется долго добираться к людям.

– Ну! – напутственно сказал он себе и, опустив на лицо светофильтр защитного шлема, потянул кверху снятые с предохранителя красно-белые ручки катапульты.

С резкий хлопком оторвалась и улетела остеклененная крышка кабины, ремни плотно прижали его к сиденью и спинке кресла, ручка сама собой отодвинулась вперед, Убрались до упора педали управления.

Сжавшись в предощущении толчка, Чернорай решительно надавил на полосатые рукоятки.

Удар!..

Его резко подтолкнуло вверх. Перед глазами метнулось облако дыма… В голову тупо ударило встречным потоком…

Чернорай не сразу понял, что остался на борту: катапульта вытолкнула его всего лишь до пояса.

Наклонив голову, он взглянул вниз, под ноги.

В кабине метался дым, а когда он рассеялся, можно было разглядеть у педалей маслянистую лужу топлива.

«Что это? Заело что-то? Нет, что-то разорвалось… Видимо, цилиндр стреляющего устройства. Да. и осколки пробили бак…»

Чернорай прижал голову к подзатыльнику.

У него не было связи с Долотовым, не мог он и покинуть самолет, даже если бы попытался выбраться собственными силами: расположенный в спинке кресла парашют мог быть поврежден взрывом. Беспомощней положения не придумаешь. Ко всему прочему, Чернорай сам посоветовал Долотову запустить двигатель на подходе к полосе, и он непременно попытается сделать это. И тогда…

«Достаточно искры от электрического провода – и самолет загорится. А затем… Затем Долотову ничего не останется, как покинуть спарку».

Время от времени он поглядывал на фонарь передней кабины и с обидой, неприязнью вспоминал разговоры о везении Долотова: у него был выход. «Зачем гробиться двоим, если одному можно выбраться?»

– Я первый! – услышал Долотов. – Как на борту? От самолета что-то отделилось!

– Вас понял. Не сработала катапульта второго. Второй в кабине. Пробит бак, под ногами топливо.

– Вас понял!

– Ваше решение?

– Буду сажать, как выйдет. Возможно – на грунт. Как поняли?

– Я первый, вас понял! Действуйте по своему усмотрению! Желаю удачи! Желаю удачи!..

Спарка неслась вниз.

…Девушка-врач стояла у белой «Волги» за кромкой посадочной полосы и смотрела в ту сторону, откуда ждали появления самолета. За несколько лет работы на летной базе ей не однажды приходилось видеть последствия аварий, катастроф, но ждать вот так, стоя на полосе, чтобы оказаться возможной свидетельницей несчастья, ей еще не приходилось. Волнуясь, она то и дело поворачивалась к пожилому шоферу «скорой помощи»:

– Не видно?

В той стороне, откуда должен был появиться самолет, сквозь облачность проглядывало небо, и врач до боли в глазах всматривалась в небесную синеву, в которой не за что было зацепиться взглядом.

Время от времени девушка опускала глаза к земле, давала им отдохнуть и снова запрокидывала голову.

– Э-эвон! Летит!.. – сказал шофер.

На фоне далекого облачка мелькнула несущаяся к земле темная точка. Нет, врачу совсем но показалось, что самолет летит, она была уверена, что он падает. Воображение отказывалось принимать это падение за посадку. И в ожидании страшного удара она закрыла глаза руками и не видела, как у самой земли падающая точка описала кривую, пронеслась немного над полосой, а затем плотно прижалась к ней.

– Черт, надо же! – восхищенно сказал шофер.

Спарка почти неслышно – без работающего мотора – катила по бетону. Врачу на секунду показалось, что летчики спешат покинуть самолет, она хорошо разглядела одного из них, который уже выбирался из кабины.

– Скорей! – крикнула она, садясь в «Волгу», радостно возбужденная тем, что самого страшного не случилось.

…Чернорай выбрался первым, снял шлем и, чувствуя неприятный озноб во всем теле, принялся растирать ладонями покрасневшее лицо. Наконец спрыгнул на землю и Долотов.

– В порядке? – спросил он, расстегивая ремешки защитного шлема.

– Вроде да…

Несколько мгновений они молча изучали друг друга. Чернорай опустил голову и принялся возиться с ремешками защитного шлема. Когда Долотов, давая выход настроению, по-медвежьи хлопнул Чернорая по широкой синие, тот даже не поднял головы.

…В раздевалку ввалились гурьбой – Гай-Самари, Долотов, Козлевич, Чернорай, Карауш. Но, едва ступив на порог, тут же шарахнулись обратно.

– Куды вас несет! – крикнула Глафира Пантелеевна, Держа швабру наперевес. – Не видите, полы мою? Шлендрают, прости господи, опосля рабочего дня! Туды-сюды, туды-сюды, никакого спокою!..

– Мы постоим, не беспокойтесь, – заикнулся было Гай.

– Нечего над душой стоять, уматывайте в коладор!.. Все попятились. Ни у кого не хватило духа ступить на мокрый пол раздевалки.

Гай замечал, что Долотов нет-нет и перекинется словом с Чернораем. И хотя, встречаясь взглядами, они тут же отводят глаза, точно обжигаясь, это не могло обмануть Гая-Самари. Он понял, что передряга в воздухе все за него решила. «Вот уж верно: не знаешь, где найдешь, где потеряешь!» – с облегчением думал Гай.

– Спасибо, Иван Фомич, все в порядке! – сказал Извольский пожилому официанту, заглянувшему к летчикам сразу же, как только они уселись за стол.

Официант по опыту знал, что как раз теперь может обнаружиться какой-нибудь недочет в сервировке. Ему очень хотелось, чтобы все было как следует. Он не впервые «делал стол» для летчиков и занимался этим серьезно и с удовольствием.

С важностью кивнув Извольскому, Иван Фомич вышел, неслышно прикрыл дверь кабины и поправил табличку: «Занято».

Одолеваемый беспокойством распорядителя, Витюлька оглядывал друзей, поворачивался на каждое слово за столом, готовый по первому сигналу исправить оплошность. Но все было как надо. Полная «амуниция» была не только перед каждым из сидевших, но и перед двумя пустыми стульями – Санина и Лютрова.

– Позвонки, все нормально? Можно двигать? А то на службу опаздываю…