— Улетай, любовь моя, — произнес Финт. Он вдруг почувствовал себя таким же старым, как жена.

— Позволь сделать это для тебя, любимый, позволь спасти тебя, как ты спас меня так много лет назад. — Леонора поцеловала его и скрылась за шторой.

Финт постоял, опустив голову, его плечи затряслись. Потом он все же взял себя в руки, подошел к Ориону и показал пальцем на санитарный транспорт.

— Я должен идти. Леонора не сможет сама подняться по трапу.

С этими словами он ушел, и люк закрылся за его спиной.

— Сдержанно, но изящно, — произнес Орион. — Прекрасный уход.

Оба Дворецки лежали без сознания (что позже станет поводом для семейного подшучивания и взаимного смущения) и не видели, как угнанный санитарный транспорт отсоединился от гибкого перехода и отошел от «Ностремиуса». На мостике у пульта отчетливо виднелись Финт и Леонора. Шаттл по длинной изящной дуге погрузился на дно Атлантической впадины.

— Эта женщина — пилот высшего класса, — сказал Орион. — Уверен, они держат друг друга за руки и храбро улыбаются.

Через несколько мгновений адская вспышка озарила дно впадины, но миллионы тонн воды быстро погасили ее. Ударная волна тем не менее прокатилась по склону подводной скалы, срывая с места вековые кораллы, разорвала, как ребенок скакалку, воздушный тоннель и заставила гигантского кальмара поискать более безопасное место.

Всех находившихся в трубе героев и злодеев отбросило к люку «Ностремиуса», который буквально через несколько секунд открыл сбитый с толку техник. Бывалый моряк, к стыду своему, заверещал, как маленький спрайт, увидев перед собой огромного, засыпанного белым порошком человека.

— Зомби! — завопил бедняга.

На его несчастье, у него за спиной, в воздушном шлюзе, находились два вахтенных матроса. Ему пришлось три недели угощать их пудингом в уплату за молчание.

Очнувшись, Артемис увидел склонившуюся над ним Элфи. Она смотрела озабоченно, тогда как видневшийся за ней Жеребкинс разглядывал его, будто подопытное животное.

«Мне не больно, — подумал Артемис. — Скорее всего, мне дали какое-то лекарство».

И через несколько секунд: «Надо разрядить обстановку».

— А, моя принцесса. Благородный жеребец. Как вы себя чувствуете в это прекрасное утро?

— Д’арвит! — воскликнула Элфи. — Снова рыцарь в сверкающих доспехах!

— Гмм, — пробормотал Жеребкинс. — Таковы свойства синдрома Атлантиды. Невозможно предугадать следующее состояние. Я думал, коктейль лекарств вернет Артемиса или, по крайней мере, Орион откроет нам его замысел. — Кентавр наклонился ближе. — Орион, благородный юноша. Ты, случайно, не знаешь пароль от Артемисова компьютера?

— Конечно знаю, — ответил Артемис. — М-О-Л-О-Д-О-Й, пробел, О-С-Л-И-К.

Жеребкинс почти полностью записал эти слова, когда до него дошло.

— О, ха-ха. Артемис. Очень смешно. Кстати, я давно понял, что это ты.

Элфи не засмеялась.

— Ничего смешного. С синдромом Атлантиды не шутят.

При первом же упоминании болезни Артемис почувствовал, как в глубине сознания зашевелились четверки.

«Только не это», — подумал он.

— Мне бы значительно полегчало, если бы вы поменялись местами, — сказал он, стараясь говорить спокойно и уверенно. — Кстати, будьте любезны, закройте шторки на двух иллюминаторах или откройте их, только не оставляйте в среднем положении. В этом нет никакого смысла.

Элфи очень хотелось встряхнуть Артемиса, только бы он вышел из этого состояния, но доктор Аргон из Братства психиатров просил их развлекать юношу, пока того не доставят в клинику.

«Старая палата Опал Кобой свободна», — бодро сообщил психиатр, и Элфи прикинула, не придумывает ли он уже названия для неизбежной книги.

Поэтому она сказала:

— Хорошо, Артемис. Я поправлю шторки.

Прежде чем щелкнуть по иконке с изображением солнца возле шторки для осветления иллюминатора, она заметила стайку экзотических рыб, наслаждающихся теплом от прожектора рядом с кормовыми рулями «Ностремиуса».

«Все мы стремимся к свету, — подумала Элфи. И когда только успела она стать философом? — Если бы Артемис не думал слишком много, возможно, все бы обошлось. Надо с этим что-то делать».

— Артемис, — сказала она, попытавшись вложить в голос нотку оптимизма, — доктор Аргон спрашивал, нет ли у тебя каких-нибудь записей, касающихся…

— Моего погружения в безумие? — закончил за нее фразу Артемис.

— На самом деле он спрашивал о развитии синдрома. Говорит, почти все страдающие им ведут дневники. Поскольку ощущают огромную потребность быть понятыми после…

— Смерти, — снова закончил за нее фразу Артемис. — Понимаю. Я до сих пор ощущаю тягу к записям. — Он снял кольцо со среднего пальца. — Это мой коммуникатор для связи с волшебным народцем, помнишь? Я вел видео-дневник. Увлекательное зрелище, по-моему.

Жеребкинс взял кольцо.

— Разреши переправить его Аргону. Это позволит ему хоть немного во всем разобраться, прежде чем он привяжет тебя к креслу для помешанных. — Тут кентавр осознал бестактность сказанного. — Извини. Кобыллина постоянно твердит, какой я бесчувственный. Нет никакого кресла для помешанных, скорее там диван или кровать.

— Жеребкинс, мы все поняли, — перебила его Элфи. — Большое тебе спасибо.

Кентавр процокал к автоматической двери палаты.

— Ладно. Постараюсь отправить кольцо как можно быстрее. Еще увидимся. Кстати, берегись зловредных четверок.

Артемис поморщился. Элфи права. Синдром Атлантиды — это не смешно.

Эльфийка села на стул рядом с его койкой. Очень современной, со стабилизаторами и амортизаторами, но, к сожалению, коротковатой.

— Ты растешь, Артемис.

Юноша едва заметно улыбнулся.

— Знаю. В некоторых отношениях недостаточно быстро.

Элфи взяла его за руку.

— Если хочешь, можешь попробовать вывести себя из равновесия, только вряд ли получится. Жеребкинс накачал тебя таким количеством успокоительных средств, что лошадь и та бы уже давно спала.

Они оба улыбнулись этой шутке, но Артемис был слишком подавлен.

— Это не походило на наши обычные приключения, Элфи. Раньше кто-то одерживал верх, и в итоге мы становились богаче. Но на этот раз столько народу погибло, причем невинного, а никому лучше не стало. И все ради любви. Я даже не могу думать о Финте как о злодее — он просто хотел вернуть жену.

Элфи сжала руку Артемиса.

— Все могло обернуться гораздо хуже, не окажись мы в нужное время в нужном месте. Номер Первый жив благодаря тебе, не говоря уже о тех, кто находится на борту этого судна. Как только ты оправишься, мы займемся спасением мира при помощи твоего «Ледяного куба».

— Отлично. Это по-прежнему очень важно для меня, правда, я уже готов немного пересмотреть условия.

— Гмм. Я так и думала.

Артемис глотнул воды из стоявшей на тумбочке чашки.

— Я не хочу становиться совсем прежним Артемисом. Именно мое старое «я» привело к возникновению синдрома Атлантиды.

— Ты совершил некоторое количество скверных поступков, Артемис. Но не станешь их повторять. Позволь им остаться в прошлом. Отпусти их.

— Правда? По-твоему, такие вещи можно просто отпустить?

— Не так уж просто, но с нашей помощью у тебя получится, если ты на самом деле этого хочешь.

Артемис закатил глаза.

— Процедуры и микстуры, смилуйся небо…

— Доктор Аргон несколько тщеславен, но он хороший специалист. Возможно, лучший. Кроме того, уверена, Номер Первый даст тебе волшебный антидот и удалит остатки искр у тебя из организма.

— Судя по твоим словам, будет больно.

— Возможно. Но ты среди друзей. Хороших друзей.

Артемис сел, откинувшись на подушки.

— Я знаю. А где Мульч?

— А ты как думаешь?

— Наверное, он сейчас на камбузе. Внутри какого-нибудь холодильника.

— И ты, скорее всего, прав.

— А как дела у Джульетты?

Во вздохе Элфи звучали одновременно любовь и озабоченность.