— Что бы ни думала ваша супруга, я — ee друг, — сказала Нош. — Может, если я поговорю с ней, то смогу убедить её в этом.

Она откинула кожаный лоскут, прикрывающий внутреннюю часть фургона от посторонних глаз, и скользнула туда. Дан промолчал.

Внутри было светло — задний полог был сдвинут, и дневной свет легко проникал в повозку. Хотя по обеим сторонам фуры громоздились ящики и тюки, посредине оставалось свободное пространство. Разложенные меха покрывали дощатый пол, повсюду были разбросаны подушки с яркой, причудливой вышивкой. Некоторые нити отливали золотом — видимо, чтобы украсить шитьё и повысить его ценность. Такое богатство и великолепие ослепили Нош. Девушка сразу осознала, что одета в изношенное тряпьё, что её руки грубы и обветренны от тяжёлой работы, а кожа стала бронзовой от солнца. Чтобы волосы не растрёпывались, она всегда заплетала их в косы. Глядя на Софину, девушка особенно отчётливо поняла, какая она замарашка.

Хотя рука женщины до сих пор оставалась на перевязи, чтобы уберечь раненое плечо, Софина каким-то образом ухитрилась облачиться в платье. Да, по сравнению с этим нарядом платье, которое носила Дрин, — обычная половая тряпка.

Оно было голубого цвета, с блёстками. И чудесно переливалось, когда на него падал свет. К тому же по плечам и подолу вилась изящная вышивка. В отличие от платья Дрин, которое доходило до щиколоток, это чудо от талии разлеталось роскошной юбкой и оканчивалось у колен. На ногах Софины были штанишки — свободные сверху и собранные на лодыжках тесьмой с зеленоватым отливом. Вот и весь наряд. А ещё на узких щиколотках Софины мелодично позвякивали серебряные ножные браслеты с бубенцами. На голове женщины была накручена зелёная чалма, из-под которой на плечи ниспадали золотистые волосы.

Прежде Софина так не одевалась. Когда она лежала в хижине, отведённой под лазарет, её просто укутывали в одеяло. А волосы свободно лежали на подушке, а затем Нош расчесала их и заплела в длинную косу.

Пока девушка ошеломлённо таращилась на преображённую Софину, та разглядывала Нош из-под полуопущенных ресниц, словно ей не хватало сил разомкнуть веки. А может, дело было в хлопьях чёрной туши, нанесённой на ресницы, — их цвет соответствовал тоненьким подведённым бровям. Косметика подчёркивала природные черты Софины — широкий нос и большой, яркий рот. На высоких скулах двумя круглыми пятнами горел румянец, явно искусственного происхождения. Новый облик женщины привёл Нош в некоторое замешательство, отчего она, вопреки правилам приличия, заговорила первой:

— Госпожа, я рада, что вам уже лучше.

Софина слегка поджала пухлые губы и заговорила с непривычным акцентом.

— Я должна поблагодарить тебя… жрица. — Её голос прозвучал досадливо, будто Нош удостоилась почести, которую не заслужила. — Ты нашла меня, по крайней мере, так мне сказали… — Снова неприятная интонация в голосе. — Ты лечила меня. Мой господин говорит, что ты помогаешь ему. У тебя какая-то странность с руками. Ничего подобного раньше не слыхала. Это обычное явление в вашей варварской стране?

— Я не жрица, — ответила Нош ровным голосом, не потрудившись вложить в него и капельку тепла. — Насколько мне известно, дар Лиры, которым я владею, довольно редкий. Я рада, что услужила вам и помогла господину Дану разобраться с камнями. Поклоняющиеся Лире стараются жить в мире со всеми, ведь эта богиня желает только добра.

Софина вновь оглядела Нош из-под чёрных полуопущенных ресниц. Накрашенные губы брезгливо искривились.

— В порядочном доме мир просто необходим, — сказала она. — Хорошо, что наши взгляды совпадают. Если ты не жрица, то как должны к тебе обращаться в нашем клане?

Нош отметила, что Софина избегает называть её «госпожой» в отличие от Дана. Но девушка не собиралась заострять конфликт, требуя, чтобы так её называли все.

— Моё имя Алноша, — ответила она, вспомнив, что так обратилась к ней Дрин, увидев в первый раз. — Можете называть меня так, если пожелаете.

— Алноша… — повторила Софина. — Хорошо. Поскольку мой господин предложил тебе работать с ним и жить в нашем доме, я тоже присоединяюсь к его приглашению.

Нош понимала, что она говорит не от чистого сердца. И будь воля Софины — Нош и близко не подпустили бы к дому караванщика.

Поскольку караван Дана был последним в этом году, то по дороге в город им редко встречались путники. Даже на подъезде к самому Казгару. Крин представлял себе этот город довольно смутно. После смерти Высшего короля Тристана Великое Королевство распалось, и его столица, как и центральные районы, оказалась отрезанной от всего остального мира. Юноша без устали расспрашивал о Казгаре оставшихся охранников и даже погонщиков варгов. Ему хотелось узнать об этом месте побольше.

По крайней мере, Храм здесь не правил, и Храмовники не стояли у власти. Насколько Крин понял, местная религия казалась довольно миролюбивой. Основной проблемой горожан были столкновения различных гильдий, да и те обычно разрешались в суде. И ещё нападения воров, которых в городе называли трясунами. Эти вылазки отличались хорошей организованностью. А последние несколько лет трясуны повадились взимать свои налоги со всех богатых граждан Казгара.

Большинство управляющих гильдиями превратили свои дома — которые одновременно являлись центральными конторами их организаций — в настоящие крепости. Ходили слухи, что они даже содержали Сновидцев и всяких магов, пытаясь обезопасить себя с помощью колдовства.

Все приезжие старались раздобыть хоть какие-то рекомендации для доказательства, что они не бродяги или разбойники. Но Крину и двоим мятежникам можно не беспокоиться — их нанял караванщик Дан для сопровождения. Этого достаточно. Им предстоит купить снаряжение и припасы для оставшихся в Дасте. Во время землетрясения многое не удалось спасти. Три человека вместе с тремя верховыми животными, пусть даже тяжело нагруженными, проделают обратный путь намного быстрее, чем шёл караван.

Крину не хотелось задерживаться в городе, холода уже не за горами. Юноше не приходилось зимовать к западу от Высот, и он не горел желанием попасть в снежную бурю. Груз, который они должны закупить в городе, слишком важен для Братства.

Расспросив охрану, Крин узнал имена торговцев, которые могли предложить нужные товары. Пока всё шло своим чередом, мятежники дежурили и разведывали путь попеременно с охранниками каравана. Но разбойники так и не появились.

Караван добрался до плодородной местности, им дважды пришлось перебираться через реки. Попадались зажиточные усадьбы, на которые Крин завистливо косился, вспоминая поместья своего Дома. Урожай давно собрали, и сейчас поля боронили, подготавливая к новым посевам.

Караван петлял по небольшим деревням и сёлам, которые принадлежали местным лордам. На постоялых дворах Дан ночевать не стал. Правда, дважды, когда обоз останавливался у деревень, свободные охранники наведывались в поселения. И угощались там кисловатым элем, неизменным сельским напитком. Крин составил компанию тем, кто ходил во вторую деревню, но не потому, что ему хотелось выпить. Втайне юноша полагал, что одного глотка местного пойла вполне достаточно, чтобы больше не захотелось, а потом придётся сидеть над полной кружкой весь вечер. Нет, Крин пошёл в деревню, чтобы послушать, о чём тут болтают. И самому поспрашивать. Слишком много необъяснённых событий недавно произошло. Нападение разбойников… Слова девчонки, что за караваном Дана охотились из-за кристалла в свадебном венце его молодой жены… И, что хуже всего, несчастья, которые обрушивались на того, кто хватался за соколиный камень. Одно хорошо — из Казгара они возвратятся без Нош.

Вот только Крин не знал, кого и о чём расспрашивать в деревне. Кто держит соколков? В его родном краю этих хищных птиц никто даже не пытался приручить. И юноше не верилось, что Храм, подчиняя себе всех, добрался и до животных. Если бы они попытались провернуть что-то подобное, об этом стало бы известно — вся страна следит за действиями Храмовников.