— Это совсем девчонка… Нош… Алноша… названная дочка Дрин. Схватили ли они и ее тоже? Куда ее могли посадить?
И мысленно добавил: «Зачем?» Глаза его собеседника сверкнули, будто он взглядом хотел проникнуть в память юноши.
— Дрин… — промолвил старик. — А где ты встретился со жрицей Рук?
— Далеко… на Высотах. В той части, где начинается Аскад. Они с девчонкой пришли в наше укрытие, потому что в Рифт приехали солдаты.
— Рифт! — воскликнул калека. — Она из Рифта! Значит… — Он поежился, словно от озноба. — Значит, это конец. А эта Нош, она была с тобой, когда тебя схватили, да? Но почему она ходила в заброшенное святилище? Это была ее идея?
Не предаст ли он Нош, если все расскажет? Может, этот искалеченный узник сидит здесь не только для наглядного примера, но и для того, чтобы вытянуть из доверчивых заключенных нужные сведения? Которые погубят их обоих — и Крина, и Нош.
Юноша заговорил, осторожно подбирая слова:
— Она служит Лире. Гуляя по городу, я заметил заброшенное святилище и рассказал ей. Она захотела посмотреть на него. Мы пошли — и попали в ловушку.
Безногий внимательно выслушал Крина, а затем пополз в угол, где была свалена еще одна кучка соломы. Юноша заметил, что его ладони и колени покрыты мозолями.
Служитель Лиры раскидал гнилую солому в стороны, докапываясь до камня. Костлявые пальцы надавили на край одного из камней, так что тот встал торчком. Из образовавшейся дыры узник вытащил маленький клубок тряпья. Затем он повернулся к юноше спиной — видимо, чтобы тот не увидел, что спрятано в клубке.
Но в следующую минуту из груди старика вырвался изумленный вздох. Он через плечо бросил на Крина испытующий взгляд.
— У нее дар Рук!
Потом снова завозился с тряпками, запихивая их в дыру. Положил камень на место и припорошил сверху соломкой. И подполз к Крину.
— Если они узнают… — тихо пробормотал он. Сквозь густую бороду трудно было прочесть выражение на его лице, но впервые в его глазах мелькнула тревога. — Скажи мне правду, воин, владеет ли эта Нош даром Рук? Умеет ли она читать камни?
— Да.
«И даже слишком хорошо», — с горечью подумал Крин, вспомнив ее первый опыт чтения образных камней.
— Наконец-то… — прошептал старик, но так тихо, что Крин едва сумел разобрать.
Юноша решил, что настал его черед задавать вопросы, правда, неизвестно, можно ли полагаться на полученные ответы.
— Ты сказал, что они хотят что-то узнать от меня. Они уже проделывали такое прежде… с другими?
— Не знаю. Но со мной проделывали. Правда, я ничего не мог предложить им… Святилище было небольшим, и ценностей в нем — никаких. Понятия не имею, почему они до сих пор не убили меня.
Калека говорил ровным, будничным тоном. Он давно принял все, что стряслось с ним, как данность и больше ни на что не надеялся.
— Но! — добавил он взволнованно. — Если ты связан с Одаренной, они не выпустят тебя из рук. Марк метит высоко, в Казгаре он забрал немыслимую власть. Совет и Судьи управляют городом при свете дня, а Марк — владыка ночного Казгара. Человек с его амбициями готов воспользоваться любым оружием, которое попадет в его руки. О Руках Лиры было известно давно… до того, как Раскан выжил нас с восточных земель. Марк ухватится за любой талант, который может пойти ему на пользу. Эта девушка… он найдет ее и… — Старик покачал гривой грязных волос — Она — то, что она есть. И Марку непросто будет справиться с этим оружием.
Крин встревожился. Прежде он считал, что его ничто не связывает с Нош. Ему казалось, что больше всего на свете он мечтает распрощаться с девчонкой навсегда. Но теперь, глядя на этот человеческий обрубок, он осознал, что всегда воспринимал Нош так же, как товарищей из Братства, как лорда Ярта, — соратником и единомышленником. Но ведь она владеет силой… Достаточно вспомнить, что эта сила сотворила с их горным убежищем! Если ей здесь грозит опасность, она наверняка сумеет освободиться без особого труда.
Из-под потолка донесся скрежещущий звук, который сразу же вернул Крина к действительности. Часть стены дрогнула и отъехала в сторону, открывая проход.
Юноша вскочил. Цепь натянулась, ошейник врезался в горло. Но он не желал встретить свою судьбу, стоя на коленях.
Вошедший ничем не отличался от обычных городских охранников. Хотя на квадратном лице его лежала печать жестокости, а доспехи и одежда были грязны и потрепаны. Что позволяло сделать вывод — слуги Марка, по крайней мере тюремщики, набирались из разного отребья.
С минуту он помаячил в проходе, стискивая рукоять меча и оглядывая Крина с головы до ног. На второго узника он не обращал ни малейшего внимания. Затем толстые губы растянулись в ухмылке.
— Значит, ты был бойцом, ага? Хаживал в строю и таскал меч своего господина? Не дергайся, малыш. Мы знаем, что нужно делать с такими, как ты.
— Заткни пасть, Краг! Здесь тебе не зубодерня, чтобы скалиться во все стороны.
На плечо неряхи опустилась огромная рука, больше похожая на кусок мяса, и оттолкнула в сторону. В дверях показался второй стражник.
Он швырнул в камеру помятую корзинку с двумя заплесневелыми ломтями хлеба.
Крин не стал наклоняться к еде. На самом деле он опасался, что длины цепи не хватит. Калека тоже сидел неподвижно. Но тут к нему обратился второй надзиратель:
— А ты, старикашка, скоро будешь петь птичкой. У лорда Марка к тебе есть пара вопросиков. Он тут кое о чем подумал. А когда лорд Марк думает, у нас находится куча работы. У тебя ведь еще две руки, да? Может, тебе хочется остаться без одной… или без обеих?
Его приятель захохотал. И пнул корзинку ногой, так что она покатилась по полу и остановилась, ударившись о правый сапог Крина.
— Жрите! — рявкнул стражник.
Они развернулись и ушли. Дверь со скрипом встала на место.
Крин нагнулся к сломанной корзинке. Ясно, что утолить голод этим невозможно, но живот уже урчал, требуя пищи.
Юноша взял один из кусков, а второй протянул собрату по камере. Хлеб оказался тверже камня, запросто можно было сломать зубы. Крин попытался разломить его руками, надеясь, что внутри он будет помягче.
— Постой.
Старик подполз к кружке, в которой уже скопилось немного зеленоватой воды. Он опустил свой кусок в кружку и поболтал. Затем передал воду Крину.
Неизвестно, что воняло больше — вода или сам хлеб, но желудок юноши подступил к горлу. Крин макнул свой кусок в кружку, подождал немного, а затем ухитрился-таки откусить кусочек. Внутри хлеб оказался ничуть не мягче. Эту еду приходилось вкушать медленно и осторожно, ежесекундно рискуя остаться без зуба. На вкус она была так же отвратительна, как и на запах. Даже в самые голодные дни Братства ему и в голову не пришло бы взять в рот подобную мерзость.
Но еда волновала Крина сейчас в последнюю очередь. Тщательно пережевывая хлеб, он задумался о словах надзирателя, обращенных к его товарищу по камере.
Юноша прожевал, проглотил и сказал:
— Тебе угрожали…
Старик впился зубами в свой кусок и кивнул. Прожевав, он ответил:
— Ты заметил мертвый камень? У второго… если я правильно разглядел.
— Мертвый камень? — переспросил Крин, припоминая внешность обоих стражников. И сразу же напрягся. Точно! На груди охранника, который угрожал старику, поверх кольчуги висел тот самый красный диск. По крайней мере, похожий на те, которые продавал на базаре лоточник.
— Как в старых преданиях, — заметил калека, опуская новый кусочек в кружку. — В них говорится, что такие штуки, наполненные тьмой, Раскан давал тем, кого связывал своей волей. Они открывают носителя черной силе, поэтому хозяин может видеть сквозь него и даже передавать приказы. У меня нет Рук. Но я служил Лире, а все, кто остался Ей верен, способны почувствовать зло даже на расстоянии.
Крин почувствовал, что начинает верить этому человеку.
— На базаре какой-то человек продавал такие камни, — сказал он. — Правда, я заметил, что ему удалось продать только один. Его купила женщина.