Кулл с тревогой наблюдал за происходящим, ощущая вполне естественную для простого смертного неуверенность перед лицом черного колдовства. Мантис, похоже, ощутил его смятение. Приблизившись на пару шагов, он прошептал:

— Молю тебя, друг мой, не вмешивайся, как бы сильно ни ужаснуло тебя то, что должно вскоре произойти.

— Не думаю, что испытаю ужас, — возразил атлант. — Скорее — отвращение.

Обернувшись, Илисса поманила к себе Мантиса; тот вручил ей факел. Высоко держа горящую ветвь, ведьма приблизилась к распластавшемуся на алтаре Уриму. Она не смотрела на юношу, запрокинув голову к небесам и не сводя взора с луны. Ветер сделался сильнее, и теперь факел осыпал искрами всю небольшую поляну.

Урим застонал.

Илисса не обратила на него ни малейшего

внимания. Продолжая высоко держать факел, она широко расставила ноги, подняла вторую руку и пронзительным голосом принялась выкрикивать слова, недоступные пониманию Кул-ла:

— Дот-Абру! Э сокасса те хохелес Дот-Абру! Сейкарамас хохелес, Дот-Абру! Дот-Абру келес! Тодбу-ра!..

— Во имя преисподней, что она говорит? — прошептал Кулл Мантису.

— Она призывает… — тот запнулся, ибо внезапно все вокруг начало стремительно меняться.

До сих пор Кулл был уверен, что колдунам перед сотворением любой магии необходимо долгие дни или целые недели проводить в бдениях и подготовке к темным таинствам, и теперь он поразился, насколько легко творила свое ведовство Илисса. Едва лишь последние звуки сорвались с уст колдуньи, как внезапно факел словно ожил у нее в руке, взорвавшись столпом пламени, устремившимся к самой луне. Оранжево-алая колонна огня поднялась до самых небес с негромким шипением, а затем закружилась, все удлиняясь и удлиняясь, после чего огонь спиралью двинулся вниз, к распростертому на алтаре Уриму.

Илисса выкрикнула очередное загадочное заклинание.

Теперь болотный ветер превратился в ураган, который разметал волосы атланта и едва не сбил его с ног. Столп пламени, застывший в воздухе, задрожал на ветру. Внезапно он превратился в шар, а потом в некое подобие маски, личины чудовища или демона, — в хохочущего монстра с пылающими глазницами и разверстым ртом, изрыгавшим искры и языки пламени.

— Аот-Лбру! Аот-Абру!…

Мантис шумно выдохнул. Он неподвижно застыл рядом с Куллом, и тот почувствовал, как юношу бьет крупная дрожь.

— Демон, — едва слышно выдохнул он. — Болотный демон…

Затем огненная личина исчезла. Вновь появился огненный столп, обернувшийся водопадом пламени, который вскоре поглотил и каменный круглый алтарь, и лежащую на нем жертву. Урим пронзительно завопил от ужаса и попытался отползти прочь, но было слишком поздно. Он издал последний приглушенный стон… Теперь свет был столь ярким, что ослепленному Куллу пришлось отвести глаза.

Когда он вновь смог взглянуть на алтарь, то там уже не было ничего, кроме обуглившихся останков Урима, которые, однако, продолжали содрогаться, словно наделенные собственной жизнью. Вздувшаяся почерневшая плоть трепетала на ветру, подобно сгоревшему пергаменту и, наконец, разлетелась лепестками золы, оставив на алтаре лишь почерневшие кости.

Но это был еще не конец. Кости, дымясь, таяли и собирались воедино, покуда не образовали комок размером не больше кулака. Это странная живая масса колыхалась еще некоторое время, но, наконец, застыла, — а затем начала светиться все ярче и ярче. Атлант едва сдержал изумленный возглас. Теперь на алтаре, озаренный радужным светом, лежал удивительный сияющий кристалл.

Илисса отшвырнула прочь факел, и тот с шипением погрузился в трясину. Ведьма прошла к алтарю, встала на него и, нагнувшись, подняла кристалл. Затем она вновь обернулась, сошла на землю и преподнесла свою добычу Мантису. Самоцвет отбрасывал во все стороны мерцающие блики, терявшиеся в густых тенях.

На лице Мантиса отразилась боль и смятение, и все же он протянул руку, чтобы принять дар колдуньи.

— Я… Я и представить не мог…

— Ты же хотел найти отца, — сказала ему Илисса. — Ты знал, что для этого необходима человеческая жертва. Ты не ведал, каким образом боги пожелают принять ее и даровать тебе желаемое. Я тоже не имела об этом представления. Возьми же…

Глядя на растерянное лицо Мантиса и усмехающуюся ведьму, Кулл вновь испытал желание выхватить меч и сразить Илиссу на месте… Но Мантис уже крепко сжал в кулаке сверкающий кристалл, — было слишком поздно…

— Используй это как амулет, — велела юноше Илисса. — Он приведет тебя к отцу.

Мантис с шумом сглотнул.

— Но… как я узнаю?

— Ты ведь сын колдуна. Этот кристалл приведет тебя к Одрату. Положись на него.

С этими словами ведьма с невозмутимым видом двинулась обратно по тропинке, ведущей к ее жилищу.

Кулл с негромким рычанием наполовину обнажил свой меч, в ярости уставившись в спину ведьме.

Мантис молча взглянул на атланта, но выражение его глаз заставило Кулла сдержать свой гнев. Во взоре Мантиса была смертная мука… И страх… И удивление. Но в пальцах своих он сжимал сверкающий талисман и в сиянии его было видно, как по щекам юноши катятся крупные слезы.

Вслед за Илиссой они вернулись к хижине, не приближаясь к ведьме, но стараясь и не терять ее из вида, чтобы не заблудиться на болоте. За все время пути Кулл с Мантисом не обменялись ни единым словом.

Уже совсем рассвело, когда они, наконец, отыскали своих лошадей и сели в седло. Илисса наблюдала за ними, стоя в дверях хижины. Она даже предложила угостить их завтраком. Атлант лишь рассмеялся в ответ.

Мантис, все еще во власти пережитого потрясения, направил свою лошадь к Илиссе и, склонившись в седле, с мрачным видом спросил ее:

— И какую же плату ты потребуешь с меня, колдунья?

— Плату?

— Разумеется, ты сделала это не из простой любезности.

Та невозмутимо улыбнулась.

— Я знаю тебя. Я знаю твоего отца. Ты уже расплатился со мной, Мантис, когда пришел ко мне со своей просьбой. В день твоей смерти я возьму твою душу, и тогда ты отплатишь мне… Отплатишь мне сполна…

Вокруг все замерло в неподвижности. Озаренный первыми лучами солнца лес был влажным и серым… Мантис ощутил, как его пробрала дрожь.

— Так, значит, я проклят? — вопросил он.

— Ты сын колдуна, который пришел просить о помощи ведьму и Древних Богов, — отозвалась Илисса, глядя ему в глаза. — Живи и набирайся знаний, Мантис кос-Одрат.

— Будь ты проклята… — слова, сорвавшиеся с его губ, были тяжелы, как сталь или камень.

Сейчас он мог бы ударить ее кулаком или обнажить клинок, или направить лошадь, чтобы затоптать ведьму… Но не сделал этого.

Перед глазами у Мантиса по-прежнему стояла мрачная усмешка Илиссы. Он развернул своего скакуна и направил его прочь, спрятав за пазухой сияющий амулет.

Не оглядываясь, Кулл также двинулся следом, ведя в поводу лошадь Урима. По пути он старался по приметам запоминать дорогу, чтобы, если возникнет необходимость, вновь добраться сюда.

К полудню они достигли незнакомой части болот, направляясь куда-то на северо-запад, куда вел их Мантис, — или так выбирал его амулет, ибо он попросту отпустил поводья коня, дав тому возможность идти куда пожелает. Вокруг повсюду, насколько хватало глаз, виднелись огромные деревья, густой кустарник и заводи с грязной водой. Даже солнечный свет казался каким-то рассеянным и серым.

Всадники привязали лошадей, затем разлеглись на камнях на небольшом холме и перекусили засохшими лепешками и ягодами, которые нашли у себя в седельных сумках. Кулл медленно жевал и глотал безвкусную еду, глядя прямо перед собой.

Похоже, его молчание начало тревожить Ман-тиса.

— Ты, должно быть, теперь ненавидишь меня, атлант?

Тот неохотно отозвался:

— Нет. В моем сердце пег ненависти к тебе, Мантис.

— Я подозревал заранее, что ей может понадобиться… Вот почему я взял его с собой. Возможно, я был неправ.

— Тебе не стоит просить прощения у меня, я лишь надеюсь, что ты сможешь и дальше жить, памятуя о том, какую участь ты уготовил Уриму. И надеюсь, что я также смогу жить с этой мыслью.