— Я плохо выполняю обязанности хозяина, — сказал лорд Саган громко, потворствуя любопытству присутствующих, когда они оказались на палубе. — Мои офицеры с нетерпением ждут возможности отобедать с вами, леди Мейгри. Сегодня вечером как раз появится благоприятный повод для этого.
— Какой повод, милорд?
— Повод, который, уверен, вам следует отпраздновать, миледи.
Командующий передал женщину в руки охранников.
— Обед сегодня будет торжественным. — Он скептически посмотрел на спортивный костюм, в который она была одета. — Я распорядился приготовить для вас подходящий наряд. Вы найдете его в своей каюте. Обед состоится в 22.00. Я пришлю за вами своего ординарца. Миледи. — Он поклонился.
С мрачным видом она ответила на его поклон.
— Милорд.
На мгновение их глаза встретились, словно скрестились два клинка, но пока в приветствии, а не в поединке. Соперники разошлись: Командующий вернулся на капитанский мостик, пленница — в свою каюту.
— Позовите сюда адмирала Экса, — приказал Саган.
Явился адмирал. Экс и Командующий начали прохаживаться по мостику. Нада остался на палубе, откуда не было слышно, о чем говорили его начальники. Он готов был отдать месячное жалованье, только бы услышать их разговор.
— «Ятаган» обнаружен.
— Да, мне это известно, милорд. Нада хотел послать патруль, чтобы арестовать Туску.
— Нада плохой исполнитель. Ближе, чем на десять миль, он к наемникам не подберется. Они, несомненно, прослушивают все переговоры и к моменту нашего прибытия на планету успеют скрыться. Мы снова потеряем их, а найти будет нелегко.
Адмирал оглянулся, желая убедиться, что их никто не подслушивает.
— А что с мальчиком, милорд?
Саган остановился. Его взгляд упал на яркую точку в черном пространстве.
— Я вижу его, Экс, но не четко. Он представляется мне тенью, но все же я вижу его. И она видит.
— Отсюда можно сделать вывод, милорд, что люди королевского происхождения могут чувствовать друг друга…
— Не знаю! Это невыносимо! Мое желание, ее страх. Может быть, они и есть те самые тени, что нам мерещатся? Я не могу представить его лицо, Экс, и не думаю, что она на это способна.
— Тогда как же мы решим проблему? Мы не сумеем поймать его, потому что не знаем, как он выглядит, то есть не представляем, кого надо искать! Чего ж тогда требовать от, — Экс понизил голос до шепота, — Снага Оме.
— Проклятый глупец, — сказал Саган зло. — Действует, как типичный параноик. Наверняка кое-кто заинтересовался, откуда у первобытных олигархов взялся столь современный торпедоносец. — Командующий посмотрел через иллюминатор на мерцающую туманность. — Помните, что я говорил на днях о Боге, адмирал?
— О чем, простите, милорд? — Экс не был готов к неожиданному переходу от разговоров о делах мирских к разговору о метафизике.
— Дела Господни неисповедимы, творимое Им скрыто от нас. Так вот, Экс, Бог творит свои дела. Он собрал всех троих вместе — меня, того, кого я сильнее всего желаю заполучить, и моего самого главного врага, человека, который представляет для меня смертельную опасность.
— Заполучить вы хотите, как я понимаю, мальчика. — Экс, заметив, что Командующий находится в хорошем настроении, решил, что может позволить себе чуточку сарказма. — Думаю, Бог непременно отдаст его в ваши руки, милорд.
Саган искоса взглянул на адмирала и ответил:
— Совершенно верно.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Шаги откликаются в памяти
До непройденного поворота
К двери в розовый ад,
К неоткрытой двери.
Так же
В тебе откликнется речь моя.
Вернувшись в каюту, Мейгри с силой захлопнула дверь и прислонилась к ней. Надо было срочно разобраться с собственными мыслями, не дожидаясь, пока она пройдет через комнату и сядет в единственное кресло, оставленное в каюте для удобства «гостьи».
За дверью слышались шаги центурионов, заступавших на пост у входа. На кровати Мейгри увидела тот самый «наряд», о котором упомянул Саган, завернутый во что-то белое, похожее на саван. Мейгри вдруг почувствовала такое отвращение к подарку Сагана, что не захотела даже прикасаться к нему.
Глупости! С каких это пор она стала бояться платьев?
Но так и не подошла к свертку, чтобы посмотреть на его содержимое. Оторвавшись от двери, она прошла к тумбочке, пододвинула кресло и села перед зеркалом делать прическу.
— Мальчик, — сказала она себе тихо. — Именно об этом думал Саган, именно эту мысль хотел прочесть у меня. Мальчик там, на этой планете. Он видит его, как и я, призрачной тенью. Почему он захотел, чтобы я узнала? Почему заговорил со мной? Ведь он наверняка знает, что я сделаю все, чтобы спасти мальчика.
Мейгри коснулась шрама, провела пальцем по линии, тянувшейся от виска до верхней губы. Прикосновение вызвало боль, и она не удивилась бы, если б увидала выступившую вдруг кровь.
Она могла бы попытаться замаскировать шрам: с помощью пластикина даже лицо столетней старухи можно превратить в лицо двадцатилетней девушки. Но Мейгри знала, что этот шрам ничем не замаскируешь, не спрячешь. Можно даже надеть шлем, но и сквозь него рубец будет виден.
Взяв щетку, она стала расчесывать спутавшиеся длинные светлые волосы.
«Что значит — спасти? Оставить мальчика жить в неведении? Чтобы он никогда не узнал, кто он? Этого ли ты действительно хочешь? Если ты веришь в это, то зачем прятала ребенка? Он был нашей надеждой. „Исстрадавшиеся, мы мечтали о короле“. „Я прятала ребенка не для того, чтобы Саган отдал его в руки человека, который называет себя президентом“. Рука Мейгри дрогнула, щетка скользнула по волосам и упала. „Конечно! Саган не собирается отдавать мальчика Роубсу! Он хочет держать его при себе, использовать в своих целях!“
Мейгри посмотрела на сверток на кровати.
Встала, подошла, взяв в руки, попыталась развязать, но крепкие узлы не поддавались, и пришлось повозиться довольно долго. Сверток был сравнительно тяжелый — значит, платье сшито из толстой материи. Догадываясь, что это может быть за платье, она дрожащими руками развязала наконец узлы, затаив дыхание, приподняла краешек белой материи и заглянула внутрь.
Потом закрыла глаза и опустилась на пол. Боль в груди затрудняла дыхание. «Боже, дай мне умереть! — шепотом взмолилась она. — Дай мне умереть сейчас, если не позволил умереть тогда!»
Рука, лежавшая на постели, нащупала ткань, из которой было сшито платье, — мягкую и гладкую, теплую на ощупь. Синий. Сине-фиолетовый бархат. Парадное платье. Такие надевали в торжественных случаях. В таких платьях Стражи являлись на обед, который король давал в их честь. Обед во дворце. Обед во дворце в день революции. Сине-фиолетовый бархат с черными пятнами крови.
Пальцы вцепились в материю. Перед глазами предстала картина. Стражи входят, двигаясь со спокойной уверенностью, занимают места за длинными столами, установленными в бальном зале дворца. Одежда мужчин и женщин сделана из одного материала — сине-фиолетового бархата. Из груди каждого Стража сияет драгоценный камень в форме звезды. Других украшений Стражи не носили, никакое другое украшение не ценилось выше. Ставрос шел впереди нее, за ней следовал Платус. Они подошли к столу, королевскому столу, потому что в тот вечер чествовали Золотой легион. Но Сагана не было среди них. Он пришел отдельно и опоздал. Ставрос в своей излюбленной манере отпустил какую-то шутку. Мейгри не помнила, что именно он сказал, но, видимо, было не очень смешно. Тогда уже все казалось несмешным. Зал переполнился. От гула голосов болела голова. Мейгри хотела, чтобы они успокоились, замолчали. Над ними нависла страшная беда. Почему они не чувствовали этого? Она должна была сказать им! Предупредить. Но прежде чем она попыталась это сделать, вошел Саган. Все Стражи сидели, он один стоял, стоял в дверях зала. Он один не был одет в костюм из сине-фиолетового бархата. На нем были доспехи…