Командир пожал плечами.

— Такое имя я и произнести не смогу, капитан. Что у вас с голосом?

— Ларингит, — хриплым голосом ответила Мейгри. — В легкой форме. Скоро пройдет. Ну, кажется, с космолетом все в порядке. Пожалуй, пора в кабину.

— Счастливого полета, капитан. — Командир коснулся рукой фуражки в знак уважения. — Повторите-ка, как ваше имя?

— Пенфесилея.

— Странное какое.

Покачав головой, командир отошел к носу «Ятагана» и стал совещаться с механиками, обслуживавшими другие космолеты эскадрильи.

Пенфесилея. Царица амазонок, сражавшихся за Трою. В космолете Мейгри сразу села в кресло пилота и закрыла входной люк. Она начинала верить, что сможет взлететь, что ее уже не остановят. До сих пор ей ни разу не приходилось бывать внутри «Ятагана», но в течение месяцев, проведенных на «Фениксе», Мейгри готовилась к этому моменту. Она изучала всю информацию о космолете, отрабатывала управление на тренажерах. Ей не потребуется много времени, чтобы привыкнуть к кораблю, почувствовать его в полете. Напевая мелодию марша из «Аиды», она включила компьютер, представилась ему как капитан Пенфесилея и начала предстартовую проверку систем управления.

Пенфесилея. Она была довольна, что выбрала это имя — свое старое кодовое имя. Оно невольно сорвалось с языка, Мейгри не задумывалась заранее, кем назовется, пока командир не спросил ее. Проверка закончена. Теперь оставалось только сидеть и ждать команды.

Пенфесилея, царица амазонок, стоит на стене Трои и насмехается над греческим героем Ахиллом, сражающимся на поле битвы под стенами города. Амазонки кричат ей, чтобы она спустилась со стены, а она стоит и со всех сторон в нее летят стрелы. Но Пенфесилея пришла на помощь осажденной Трое ради почестей и славы, как и Ахилл, и она отвергает просьбы вернуться в безопасное место. Ахилл натянул лук и выстрелил в нее, но, выпуская стрелу, он знал, что убивает единственную любимую им женщину.

Странно, что через столько лет она вдруг снова вспомнила древнюю легенду об Ахилле и Пенфесилее. И это было так некстати! Именно сейчас.

Дайен поудобнее устроился в кабине нового «Ятагана» и с восхищением огляделся:

— Хотел бы я, чтобы Таск посмотрел на это, — сказал он, не подумав, и тут же ощутил угрызения совести, острые, как зубная боль. — Таск сам виноват, — пробормотал он.

— Повторите команду, сэр. Этого нет в моих файлах. Повторите команду, сэр.

— Извини, компьютер, не обращай внимания. Это не команда. Я разговариваю сам с собой.

— Да, сэр. Вы часто это делаете, сэр?

— Нет, компьютер. Это случайно получилось, сорвалось с языка. А теперь давай проведем предстартовую проверку.

— Все уже сделано, сэр.

— О! И все… в порядке?

— Конечно, сэр! Что не в порядке, я зафиксировал.

— Что это значит: не в порядке, зафиксировал?

— Уверяю вас, сэр, дело пустячное. Вам не о чем беспокоиться. В мои обязанности входит фиксировать и устранять текущие неполадки, ограждать вас от этих забот, сэр.

Дайен так и не понял, что такое «текущие неполадки», но решил не спрашивать. Холодный, повелительный тон компьютера вызывал в нем робость, и он подумал, что надо попросить Командующего перепрограммировать машину. Ему бы хотелось иметь на борту более одушевленного спутника вроде Икс-Джея-27. Он невольно опять вспомнил о Таске.

— Чего мы ждем? — спросил раздраженно Дайен.

— Сигнала к старту, сэр. Наш легион стартует одним из последних, сэр.

— Что ж… Как я могу узнать, что происходит? — У Дайена возникло предчувствие, что война может кончиться, а он не успеет попасть на нее.

— Визуально — на этом мониторе. На слух — по этому каналу.

Дайен посмотрел на монитор, но увидел лишь странные пятна вспышек, сходящихся, расходящихся, появлявшихся, исчезавших. По каналу связи слышны были громкие непонятные звуки, хотя для кого-то, подумал Дайен, они значат многое. Неожиданно возникла мысль: что он вообще здесь делает? Когда лорд Саган привел его к новенькому, блестящему космолету, он испытал восторг, как от новой игрушки. Дайен видел завистливые взгляды пилотов из других подразделений и намеренно безразличное выражение на лицах офицеров его легиона. Сам статус пилота вызывал у него ликование. Но сейчас, слушая напряженные, холодные голоса профессионалов, готовых сражаться за жизнь и не пропустить ненавистного врага, он чувствовал себя неопытным, напуганным, чужим. Ему было стыдно.

— Мне не место здесь! Это безумие. Конечно, я летал раньше, но не так много, а Саган мне поверил. Почему я не сказал ему правду? А может быть, он знает правду? Ведь он знает, кажется, все. Может быть, это проверка? Очередная проклятая проверка!

— Сэр, ваш пульс достиг неприемлемого уровня.

Кровяное давление и температура тела повышаются. Если вы посмотрите на данные ЭКГ…

— Незачем мне смотреть! Все равно я ничего в этом не понимаю! Черт, когда мы отсюда выберемся? Ты что, не можешь сделать, чтобы в кабине было не так холодно?

— Мои индикаторы показывают, что температура для такого организма, как ваш, нормальная. Я настоятельно прошу вас, сэр, немедленно принять меры, чтобы уменьшить частоту пульса. Иначе я буду вынужден доложить о вашей непригодности к полету дежурному диспетчеру.

— Хорошо, хорошо.

Дайен помнил, как Платус обучал его технике медитации. Откинуться на спинку кресла, глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть воздух сквозь сложенные трубочкой губы, еще раз вдохнуть и на выдохе постараться изгнать из себя страх. Упражнение немного помогло, но больше помогла мысль о том, что бы сказал Икс-Джей этому компьютеру-садисту. Дайен улыбнулся, и ему стало легче.

«Таск все понимает. Просто его застигло врасплох известие о том, что меня признали наследником. Я догадывался, что он никогда в это не верил. Мне так хотелось остаться и поговорить с ним, когда я был в последний раз на Вэнджелисе. Мы бы все обсудили и поняли друг друга. Но у меня есть обязательства и по отношению к Командующему. Таск — солдат. Он понимает. Я уверен, что понимает».

«Но разве обязательства удерживают тебя от того, чтобы навестить Таска, Линка, генерала Дикстера и других на „Непокорном“?» — спросил он сам себя.

«Я хотел, действительно хотел».

Дайен сам не осознавал, насколько его желание увидеть друзей искренне. Дайен был одинок, отчаянно одинок на борту «Феникса». Увидев Таска, он еще глубже ощутил одиночество. Он с удовольствием вспоминал о веселом времени, проведенном с наемниками; о том, как они пили пиво в каком-то душном грязном кафе; о том, как Таск и Линк, рассказывая о своих подвигах, старались перещеголять друг друга; об их попытках, более или менее удачных, наклеивать местных женщин. Он помнил, как рука Таска ласково и по-дружески гладила его по огненно-рыжим волосам.

— Вы опять занялись тем же, сэр?

— Чем, компьютер?

— Разговором с самим собой.

— Да, и если тебе это не нравится, можешь отключиться!

— Моя система личной безопасности препятствует выполнению этого приказа, сэр.

Преступники. Дезертиры. Сломленный жизнью неудачник генерал. Неподходящая компания для наследника престола галактической империи. Вслух Саган об этом не говорил, но внушал Дайну, что принцу следует быть «лисой, чтобы находить ловушки, и львом, чтобы держать в страхе волков». Юноша понимал, что Саган хочет сделать из него льва, а лев всегда одинок.

Припомнились ему еще слова, которые процитировал Саган: «Людям свойственно быть неблагодарными, непостоянными, лживыми, алчными, трусливыми, но как только ты добился успеха, они всецело твои…» Так древний писатель Макиавелли говорил об искусстве управлять государством. Дайену тогда показалось странным, что Платус никогда не давал ему читать книги этого автора.

Конечно, он не называл Дикстера неудачником, сломленным жизнью, а Таска — трусом. Дайен даже не был уверен, что может разделить эту циничную точку зрения. Платус бы никогда не согласился. Платус верил в человека, а не в Бога. Саган верит в Бога. И в себя.