— Б-б-боже мой… я… да! Немедленно!

Хейм выключил видеофон. Воздух со свистом вырвался из его легких, ладони были мокры от пота.

— С-с-спасибо, — заикаясь, произнес он. — Как только Вадаж даст мне знать о ее возвращении, мы начнем подниматься. Доставим вас поближе к городу.

Некоторое время Синби изучающе смотрел на него, прежде чем спросить:

— Вы играете в шахматы, капитан? Из всего, что создано на Земле, это, пожалуй, самое прекрасное. Кроме того, мне бы хотелось, чтобы вы на время отвлеклись от всех этих проблем.

— Нет, благодарю, — сказал Хейм. — Мне известно ваше умение делать мнимый мат. Вы все время будете выигрывать. Я лучше прослежу за тем, чтобы наши фальшивые опознавательные знаки были заменены на настоящие.

Он был рад выйти на зимний холод, ударивший снаружи.

Они уже почти закончили, когда в проеме воздушного шлюза, словно темное пятно на светлом фоне, возник Синби. Очень высоким голосом он произнес:

— Капитан, поторопитесь. Из вашего дома вас вызывает бродячий певец.

Она доставлена.

Хейм быстро пошел в радиорубку и плотно закрыл за собой дверь.

С экрана видео на него смотрела Лиза.

— О, папа!

— С тобой все в порядке? — спросил Хейм.

— Да. Они… они не причинили мне никакого вреда. Только усыпили.

Когда я проснулась, мы уже были здесь, в городе. Мне сказали, что дальше я должна добираться с помощью элвея. У меня все еще сильно кружилась голова, и я не обратила внимания на номера.

— Когда ты приедешь?

— Часа через два-три.

Лиза все еще находилась под влиянием наркотика, и речь ее была довольно вялой.

— Мне кажется, я знаю, как это случилось, пап. Прости меня, пожалуйста. В ту ночь ты и Андре говорили о вашем… ну, ты сам знаешь… в общем, ты забыл выключить общий интерком. Я все слышала из своей комнаты.

Хейм вспомнил, как загадочно она себя вела в течение двух последовавших затем недель: что называется «тиши, воды, ниже травы». Он приписал это ее желанию понравиться Вадажу. Теперь он полностью осознал всю беспечность, и этот удар был не из легких.

Вероятно, уловив мгновенную перемену в его лиц, Лиза сказала:

— Не бойся. Я об этом никому не говорила. Честно. Только когда Дик и некоторые другие стали приставать ко мне, почему я не занимаюсь этим дурацким подражанием алеронам, я разозлилась и ответила им, что один человек стоит больше, чем сотня таких выродков, и что мой отец собирается это доказать. Больше я ничего не говорила. Но теперь мне ясно, что слухи дошли до кого-то, потому что эти женщины все время спрашивали меня, что я имела в виду. Я сказала, что просто наврала, и даже когда они обещали меня побить, я говорила то же самое, и по-моему, они поверили, потому что так и не стали меня бить. Пожалуйста, не сходи с ума, папа.

— Ладно, — резко бросил Хейм. — Я просто получил по заслугам.

Отправляйся в постель, я скоро приду.

Экран погас. Теперь Хейм мог облегченно вздохнуть.

Негромко заурчали двигатели, и «Конни» оторвалась от земли в километре от Красного. Хейм помог Синби сойти на землю. Она была мерзлая и звенела под ногами. Из окон домов, стоящих на окраине струился свет, сквозь мглу сияли зимние звезды.

— Вот, — Хейм неловко протянул Синби теплую накидку, — вам это будет не лишнее.

— Благодарю, — словно свирель пропела из-под серебрившихся на морозе локонов. — Когда за мной прибудут ваши власти, я все скажу так, как вы хотели. Это будет наиболее мудрым решением и для алеронов, и для меня, поскольку я не хочу, чтобы ваши страдания продлились.

Хейм смотрел на тонкий снежный наст. Он сверкал, словно мех Синби.

— Прошу простить меня за мой поступок, — пробормотал он. — Не следовало обращаться с вами подобным образом.

— Я не держу на вас зла, — низким голосом пропел Синби. — Прощайте.

— До свидания, — На этот раз Гуннар Хейм пожал руку алерону.

Яхта снова взмыла вверх, вышла на орбиту и по стандартной траектории двинулась в направлении Порт Мохейв. Официально ее вылет был зарегистрирован как имеющий целью проверку загрузки межзвездного транспорта. Хейм с удивлением заметил, что не испытал желания немедленно увидеть свою дочь.

А ведь вместе им оставалось быть совсем недолго. Корабль должен был стартовать через несколько дней, и он летел на нем в качестве капитана.

От прежнего решения остаться на Земле Хейм в конечном счете отказался. Зло стало настолько могущественным, что он побоялся бросить ему вызов, рассчитывая применить при этом только часть своих сил. А полную силу он мог обрести только лишь среди звезд, а не на этой большой планете.

Лизу он собирался оставить на попечение Вингейта. В этом случае она была бы в полной безопасности. Что же касается компании Хеймдаль, то в отсутствие своего хозяина она могла развалиться, могла и выжить. Все зависело от обстоятельств. Но в любом случае Вингейт не оставил бы Лизу без средств к существованию. Кроме того, не следовало сбрасывать со счетов и возможную крупную добычу.

Хейму хотелось смеяться.

— Может быть, я просто рационализирую эгоистичное, атавистическое желание взбудоражить преисподнюю. О'кей, ну и что с того? Значит, так тому и быть.

Они отмечали ранее Рождество. В гостиной сиротливо поблескивала огнями елка. О стекла барабанил дождь.

— Это так ужасно, — сказала Лиза, — что война неизбежна.

— Насчет неизбежности ты ошибаешься, — возразил Хейм. — Беды начнутся одна за другой, и мы будем все время в проигрыше, пока наконец они не загонят Землю в угол. А если уж загнать человеческую расу в угол, они будет сражаться, сколь бы напрасно это ни казалось — так было всегда.

Планета против планеты — это было бы настоящее светопреставление. Все, что нам требуется сейчас — это просто дать им понять, что мы не позволим им помыкать. После этого уже можно будет говорить с ними по-деловому. Так как космос и в самом деле достаточно просторен для всех, если признавать право каждого на существование. — Он надел плащ. — Пора.

Они молча спустились вниз в гараж, и заняли места во флайере — Хейм, Лиза, Вингейт, два мощных телохранителя, приставленных к девушке на время отсутствия отца, и Вадаж. Выскользнув из ворот гаража, флайер начал набирать высоту, пробивая себе дорогу сквозь бурю. Его корпус вздрагивал и резонировал. Но когда он поднялся в более высокие слои атмосферы, их окружило голубое спокойствие. Внизу, словно снежные горы, проплывали облака.

Вингейт достал сигару и закурил. Его лицо — лицо щелкунчика — смялось в гримасу недовольства. Наконец он пролаял:

— Не люблю я все эти проводы, ожидания, когда настанет время расставаться и когда сидишь и не можешь придумать, что бы такое сказать.

Давайте лучше посмотрим репортаж из дворца Парламента.

— Не стоит, — ответил Хейм. — Они предполагают провести целую неделю в предварительных дискуссиях, прежде чем пригласить делегацию алеронов.

Каждому грошовому политику непременно хочется быть прослушанным хотя бы раз.

Но согласно вчерашним новостям, Франции по алфавитной жеребьевке достался номер где-то в самом начале. С минуты на минуту может начаться выступление Кокелина.

— Он… о, ну ладно, — Хейм включил видео.

В Мехико-Сити времени было не намного больше, но по залу Капитолия это было не заметно. Камера показала большие трибуны — лица, лица и лица, белые, желтые, коричневые, черные, чьи глаза были устремлены на подиум, с которого только что сошел оратор, представлявший Финляндию. Президент Фазиль стукнул молотком; в затаенной тишине этот звук походил на звук заколачивания в гроб гвоздя. Вингейт, слабо знакомый с испанским, повернул шкалу транслятора до отметки «английский».

— …уважаемый оратор от лица Франции господин Мишель Кокелин.

Хейм включил автопилот и откинулся назад, чтобы удобнее было смотреть. Квадратная фигура с нарочитой медлительностью, словно насмехаясь, начала продвигаться между рядами.