— Но сейчас ты все освежил в памяти. А ну-ка, объясни мне вкратце суть дела!

— Оптику с преобразованием Лоренца впервые связал Р. Пэнроуз. Примерно в 1959 году он доказал, что сферическое тело, движущееся с большой скоростью, мы видим не как сплющенный диск, а таким, какое оно есть на самом деле, то есть в виде шара. В том же году Джеймс Галер еще глубже изучил эту проблему. Затем было доказано, что кубическое тело при тех же условиях представляется нам не сокращенным, а вращающимся. Далее, Юлиус Ранингер изучил преобразование стержня, Рой Вейнстайн сделал доклад о кажущейся длине одномерного стержня. В 1961 году М. Л. Бос доказал, что сферическое тело при любой скорости с любой точки наблюдения никогда не видится сплющенным и что стержень видится согнутым. Кроме того, ряд других ученых опубликовал работы на эту тему — X. А. Атуотер, К. X. Шервин, Дж. Д. Скотт, М. Р. Байнер. Таким образом, вопрос был исчерпан.

Итак, в настоящее время установлено: при визуальном наблюдении или фотографировании движущихся относительно друг друга с околосветовой скоростью сред в результате сочетания преобразования Лоренца, специальной теории относительности и оптики происходит следующее. Стержень в зависимости от условий места и времени кажется удлиненным, укороченным или согнутым, куб — вращающимся, а сферическое тело — вращающимся сферическим телом. Иными словами, оно при любых обстоятельствах сохраняет контуры шара. Для людей того времени это было поразительным открытием.

— Да и для нас тоже, — сказал Хино. — Ведь мы заблуждались" самым идиотским образом!

— К сожалению, ты прав. Мы привыкли смотреть на исправленные изображения и фотографии и преобразование Лоренца считали само собой разумеющимся. Вот нам и казалось, что соотношение (v/c)2 можно наблюдать визуально.

— Да, мы с тобой круглые идиоты, дальше некуда… Послушай, Сиода, ведь все эти работы, о которых ты говорил, были опубликованы гораздо позже теории относительности Эйнштейна… Неужели раньше никто этого не заметил? Например, сам Эйнштейн?

— Меня это тоже заинтересовало. В первую очередь Лоренц, который еще до Эйнштейна вывел свою знаменитую формулу преобразования. В книге "Лекции по теоретической физике" он говорит, что "сокращение можно сфотографировать". То есть целиком и полностью ошибается. Затем Эйнштейн в своей исторической статье, скромно названной "К электродинамике движущихся сред", то есть в первой публикации по теории относительности, пишет, что твердое тело, которое в состоянии покоя выглядит как шар, при движении — если производить наблюдение из "неподвижной точки" — принимает форму эллипса, превращается в плоскую фигуру. Вот так-то. Судя по этому отрывку, Эйнштейн и сам не догадывался о связи проблемы с оптикой.

— Н-да… Значит, сам Эйнштейн ошибался.

— Это как сказать. Винить Лоренца или Эйнштейна неправильно. Ведь они изучали свойства пространствавремени, а не технику фотографирования тел, летящих на больших скоростях. Меня удивляет другое. Прошло целых пятьдесят лет, пока другие ученые сделали это открытие. Просто не замечали… Как и мы, впрочем.

— Правильно. Мне никогда и в голову не приходило…

— В формулу Лоренца вообще долго не верили, а когда поверили, решили, что это явление можно наблюдать визуально. Однажды известный физик двадцатого века написал интересную научно-популярную книгу "Страна чудес Томкинс". В этой книге он рассказывал о чудесной стране, где скорость света составляла всего двадцать километров в час. Там есть иллюстрации, на которых изображены улицы, автомобили и велосипеды, сплющенные, как блин. Разумеется, это было ошибкой, но ошибки никто не замечал, и книга долгое время пользовалась популярностью. Однажды автору все же указали, что он не прав. Тогда он опубликовал в одном физическом журнале статью, в которой оправдывался, говоря, что, если фотографировать со вспышкой или с радарными приборами, фотография соответствует формуле преобразования Лоренца. Это, конечно, верно, но вообще-то практически нельзя наблюдать лоренцево сокращение ни визуально, ни на фотографии… — Да, страшная штука предвзятое мнение… Хино замолчал. Ему было обидно, что они чуть было не зашли в тупик из-за неправильно истолкованной фотографии. Но в то же время он испытывал облегчение.

Дело о пропаже груза транспортного корабля перестало быть загадкой.

Фотография ничего не доказывала, поскольку, как они теперь установили, она могла быть сделана во время полета и скорость не играла никакой роли: в любом случае планета получилась бы на снимке круглой. Изображение кормовой части корабля, которую им показал кристаллиец, тоже ни о чем не говорило — кристаллиец мог наблюдать грузовик не только в момент посадки или старта, но и во время сверхскоростного полета.

В конечном счете вопрос должна была решить биология. Изыскатели Концерна снова отправились на Пикокк. Пришлось немного подождать, но ждали они не напрасно: пикоккцы, эти милые, правдивые существа, по истечении месяца очень их обрадовали, выделив из своих организмов прямые улики.

Теперь Хино и Сиода уже больше не трепетали перед своим шефом. Со спокойной совестью они вернулись на Землю. Однако на этом их приключения не кончились.

Через несколько месяцев они вынуждены были отправиться в путешествие, вызвавшее у них немалую досаду.

Выполняя условия пари, Хино и Сиоде пришлось катать на катере двух молодоженов-биолога Мари Кюри и геолога Пира Дироша. Парочка решила совместить приятное с полезным — использовать космическую прогулку для некоторых исследований по своим специальностям.

Катер вывели из ангара без ведома шефа. Хмурый, все время дувшийся Хино занял кресло первого пилота.

— А все из-за тебя, — ворчал он, косясь на Сиоду. — Я тогда совсем было поверил Мари, а ты начал разводить всякую ерундистику. Теперь приходится расхлебывать.

— Каюсь, виноват, — выдавил Сиода. — Я ведь не нарочно. Хотел теоретически обосновать вопрос и допустил ошибку…

— Ладно, чего уж теперь…

Хино не мог долго сердиться на Сиоду, тем более что не сам он все-таки разобрался в той загадке. Некоторое время он с тоской смотрел на приборы, потом заговорил серьезным тоном:

— Знаешь, о чем я подумал?.. Лоренцева формула для нас, людей, — явление таинственное. Ее ведь открыли благодаря специальным опытам, подкрепленным оригинальной теорией гениальных ученых. Интересно бы узнать мнение кристаллийцев на этот счет. Ведь они в своем обычном состоянии двигаются по законам теории относительности и наблюдают субсветовые тела…

— Для них, я думаю, здесь тоже немало таинственного… — Сиода по привычке склонил голову набок. — Они со дня рождения могут наблюдать формы, которые получаются в результате сочетания формулы Лоренца и законов оптики, иными словами, видят все в иллюзорном свете. Наверно, они считают естественным, что форма движущегося тела отличается от формы тела в состоянии покоя… Не знаю, известно ли им преобразование Лоренца. В их условиях открыть это явление и вывести соответствующее уравнение гораздо труднее, чем в наших.

— Очень возможно, — Хино кивнул. — Такое и с нами часто бывает: мелочи замечаешь сразу, а главное упускаешь…

Некоторое время он добросовестно копался в приборах, потом откинулся на спинку кресла, очевидно почувствовав отвращение к автоматике, и снова заговорил:

— До чего же противно! Делать абсолютно нечего, сиди и волей-неволей слушай сюсюканье молодоженов. Будем надеяться, что это в первый и последний раз.

Молодые сердца Хино и Сиоды начинали учащенно биться, когда они представляли себе парочку, устроившуюся в салоне катера, отделенном от рубки тонкой перегородкой. Но это было еще ничего. А вот когда они вспомнили слова невесты, сказанные жениху перед стартом, их охватило настоящее бешенство. Вот что сказала Мари, нарочито громко, чтобы все слышали:

— Знаешь, дорогой, я просто боготворю старика Эйнштейна и его теорию относительности!