Но это был сущий пустяк, и о нем тут же забыли.
Микеле Лалли
Звездолет на Галахор
"…Когда люди достигли границ солнечной системы и начали готовиться к дальнему прыжку в Галактику, они встретили на первый взгляд непобедимого противника — время. Даже если достигнуть скорости, превосходящей световую, все равно человеческой жизни не хватит, чтобы преодолеть бездну в тысячи и миллионы световых лет, которые отделяют одну звезду от другой, одну систему от другой. Сегодня всем известно, какое было найдено решение — торможение жизненных процессов. Заключенные в отсеки огромных звездолетов, которыми управляли роботы, и погруженные в состояние анабиоза, мужчины и женщины Солнечной системы устремились в направлении Альфы Центавра. Потом к Сириусу, а потом — еще дальше, к самому центру, а затем к окраинам Галактики. Однако по мере того, как ширилось завоевание космоса, назревала новая серьезнейшая проблема, и постепенно она превратилась в одну из самых неотложных. Стало ясно, что битва с временем выиграна далеко не полностью. Объем знаний, которыми были должны овладеть космонавты, настолько возрос, что в соответствии с современными требованиями подготовку пролагателей новых путей в Галактике следовало начинать с самого раннего детства. Наука потребовала от мужчин и женщин космоса новой, быть может, самой большой жертвы. "Отдайте нам ваших детей, — сказали им. — Мы вырастим их на самом переднем крае и подготовим для следующего броска. Когда вы к ним прилетите, они уже будут готовы идти дальше. И они это сделают, выиграв десятилетия". И вот первые пассажирские корабли отправились в путь…"
(Из "Учебника галактической истории", гл.
II, стр. 175, издание Таксиурского универси тета, 4961 год.)
Мальчик медленно шел по опушке леса. Он был светловолосый, с тонкими ручками и ножками. Глаза у него были необычные-лиловатого цвета. Следовавший за ним по пятам робот, как бы подводя итог своим размышлениям вслух, изрек:
— Ему нужно побольше двигаться, иначе он у меня заболеет рахитом. С завтрашнего дня добавим баскетбол. Полчасика в день ему не повредит.
Мальчик протянул руку к одному из деревьев, ветки которого, отягощенные плодами, свешивались до самой земли, и сорвал сладкий рожок. Только он собрался поднести его ко рту, как одна из нижних ветвей дерева принялась яростно хлестать его по щекам и затылку странными листьями, напоминающими по форме перья.
— Ай! — захныкал мальчик. — Туксо! Разве ты не видишь, что оно меня бьет?
— И совершенно правильно делает, — сказал робот. Удары стали слабее. Ветви выпрямились, и по всему стволу сверху вниз пробежала какая-то странная дрожь, словно дерево возмущалось и протестовало.
— Как это — правильно делает? — спросил мальчик. — Да ты сам-то за кого? Ты ведь мой и должен защищать меня! Почему ты вечно за них заступаешься?
— Потому что они правы, — сказал робот. — Разве ты не видишь, что плод еще не созрел? Зачем ты его сорвал?
— Потому что я голоден!
— Да ведь у меня с собой целая сумка еды. Ешь, сколько хочется. Зачем ты их сердишь?
— Не хочу я ничего из твоей сумки. Я люблю сладкие рожки, понимаешь?
— Если так, то получай затрещины. Согласен?
— И это называется друг! — сказал мальчик.
— Ты еще совсем молодой… — ответил робот. — Тебе всего десять лет. А я чего только не насмотрелся за свою жизнь…
— Опять заладил одно и то же, — усмехнулся мальчик. — Ну, так сколько тебе лет?
— Две тысячи, — сказал робот.
— Старый шутник! Так я тебе и поверил!
Рука робота опустилась на затылок мальчика. Это была металлическая рука, но механизм, подающий команду рукам робота, был настолько совершенным, что они могли взять яйцо, не раздавив его, погладить шкурку, не повредив меха, оборвать лепестки ромашки, измерить силу циклона или нежного дуновения утреннего ветерка. Поэтому подзатыльник получился именно таким, какой был нужен: не слишком сильным, но в достаточной степени ощутимым. Мальчик опять захныкал:
— Теперь ты меня колотишь! Ты жулик! Нарушаешь первый закон роботехники… Ты что, забыл — никогда не бить человека?
— Конечно, помню. Никогда не бить человека… Но разве ты поступаешь, как человек? Если ты не перестанешь так себя вести, будешь получать подзатыльники с утра до вечера. Я твой воспитатель, не забывай этого.
Ребенок сразу успокоился.
— Но я на самом деле проголодался, — сказал он. — Что там у тебя есть?
— Все, что душе угодно, — ответил робот отеческим тоном. — Скорей заказывай!
— Хочу сладкий рожок!
— Изволь!
Плод, появившийся в руке у робота, был зрелый, аппетитный, сквозь его странную кожицу цвета слоновой кости проглядывала нежная и сочная мякоть.
— Зачем их делают белыми?.. — сказал мальчик с разочарованным видом. — Такие мне не нравятся. Вот если бы они были красные, тогда другое дело…
Туксо не улыбнулся просто потому, что не мог этого сделать. Его физиономия и все туловище были из чистейшего цианадия, отполированного до блеска, не ржавеющего и не боящегося никаких вредных воздействий: робот был сработан не на века, а на тысячелетия. Но все же на лице у него промелькнуло нечто похожее на улыбку.
— Молодец, — сказал он, — начинаешь соображать. Тебя интересует биология? Быть может, ты сумеешь убедить…
— В чем?
— В том, что их надо делать красными…
— Что делать?
— Сладкие рожки… Знаешь, они вовсе не безмозглые упрямцы.
— Да о ком ты говоришь?
— О деревьях… Я говорю о деревьях… Видишь ли, ты человек. А вам, людям, часто не хватает терпения, не то что нам, роботам, нам, машинам.
— Какая же ты машина! Ты не машина… Ты — Туксо, мой воспитатель.
— Очень любезно с твоей стороны. Но, когда ты немножко подрастешь, когда начнешь изучать роботехнику, тебе это будет понятнее… Ну ладно, оставим… Этот разговор к делу не относится… Тебе нравится биология или нет? Хочешь потрудиться для того, чтобы эти сладкие рожки стали красными?
— Да нет, зачем мне это? Я хочу в космос, — ответил мальчик. — Открою новую планету…
— Согласен… И мы все туда полетим и освоим ее, а потом — на другую планету…
— Вот хорошо, — сказал мальчик. — А тебе разве это не нравится?
— Повторяю тебе, я машина, а не человек. Мне не может что-то нравиться или не нравиться. Но так как я воспитатель, в меня засунули эти проклятые схемы поиска аналогий, и поэтому я задаю вопросы. Вот я тебе и задам один вопрос: для чего ты хочешь открыть новую планету и освоить ее, а потом — еще одну планету и так без конца… Короче говоря, почему тебе этого хочется?
— Да потому что я человек! — с негодованием воскликнул мальчик. — Я хочу идти вперед, исследовать еще миллионы галактик, которые нас ждут…
— Понимаю, — сказал Туксо. — Ничего не поделаешь. Таковы уж вы от природы. Как это называется? Жажда знания, вот-вот… Ну ладно, пора возвращаться, — добавил он решительным тоном.
— Так рано? — запротестовал огорченный мальчик. — Это несправедливо! Я буду жаловаться совету!
— Никому ты не будешь жаловаться… — сказал Туксо. — Сегодня нам нужно вернуться домой раньше, на то есть особая причина. Мне приказывают, и я должен выполнять приказы…
— Скажи, в чем дело? — попросил мальчик.
— По правде говоря, мне нельзя…
— Если нельзя, то не надо было и начинать… Ты же машина, помнишь, ты сам сказал?
— У тебя хорошая память…
— Извини, я не хотел…
— Оставим это… Завтра — первый день мая…
— Что-о-о?
— Подожди минутку… Первый день того месяца, который на старой Земле называли маем. И здесь, у нас, состоится торжественное празднование, с флагами и музыкой… Все соберутся на стадионе… И произойдет что-то удивительное, особенно радостное для вас, детей.
— Что же произойдет?
— Прилетят мамы! — торжественно произнес Туксо. Ребенок недвижно замер, словно остолбенев.