Купцов уже успел навести справки о Виталии Манакове и его знакомом Зозуле и теперь прикидывал – не пошли ли разбойнички по следам валюты, которую рьяно скупал для Зозули осужденный Манаков? Вполне вероятно. И, самое главное, не надо более ломать голову. Вот только при раскладе с валютой что-то не очень «вписывается» Лушин. Ну, Котенев, понятно – женат на единственной сестре Манакова и вполне мог стать хранителем ценностей, добытых Виталием. Или Лида, не вводя мужа в курс своих дел, взялась помочь братцу. Вероятно? Вполне! Жаль, что мысль пришла в голову только сейчас и не додумался спросить об этом Лиду, когда она была в управлении. Если Виталий незадолго до ареста оставил ей что-либо – неважно что, главное оставил – то версия подтвердится.

… Машина проскочила Селезневку и выехала к перекрестку, на котором, спрятанная за длинным домом с универмагом на первом этаже, располагалась мрачная громада из красного кирпича, – тюремная цитадель, прозванная в народе Бутыркой. Здание следственного управления размещалось рядом, и, предъявив удостоверения, Рогачев и Купцов вошли внутрь.

Окно кабинета следователя Кудинова выходило прямо на Бутырскую тюрьму. Сам Кудинов – пожилой, в мешковатом штатском костюме и очках с толстыми стеклами, – сидел за столом, навалившись на край столешницы обьемистым животом.

– Дайте на фоторобот поглядеть. Привезли?

Иван подал ему изготовленные с помощью Лиды Котеневой портреты «драконов».

– Молодые… Один только постарше, – Кудинов щелкнул ногтем по фотороботу лысоватого человека. – Этот, что ли, милицейскую формочку надевал?

– Этот, – вздохнул Рогачев.

– Манаков… – Купцов подал следователю фотографию Виталия.

– Ну-ка, ну-ка, – Кудинов разложил карточки в ряд. – В первом случае они пришли втроем, а во втором – вчетвером. Так? Кто помог сделать четвертого?

– Лушина, – объяснил Иван. – Съездили к ней в больницу.

– Молодцы, – скупо похвалил Кудинов, – но почему к Котеневу пришли трое, а к Лушину четверо? И сколько их вообще? Манаков не в счет – он пока на воле гулять не может. Как этот юноша попал в поле вашего зрения?

Следователь снова взял в руки фото Виталия Манакова. На карточке, – Купцов раздобыл его любительский снимок, – Манаков улыбался. Модно одетый, веселый, еще не знающий, что ждет впереди, как далеко забросит его от дома бездумная и легкая жизнь. Он стоял, облокотившись на крыло собственной машины, с теннисной ракеткой в руке – явно позировал.

– УБХСС заинтересовалось неким Зозулей, – начал Иван. – Он бешено скупал валюту, видимо надеясь выехать за границу и там остаться. Среди близких связей Зозули оказался Манаков, оказывавший дельцу различные услуги. Задержали их с поличным. Сначала Манаков вел себя вызывающе, отказывался отвечать на вопросы, а потом скис, на суде был подавлен, из следственного изолятора на волю передавать ничего не пытался. Но адвокат у него был хороший, сестра наняла. Ранее Манаков характеризовался положительно.

– Знаю я цену этим характеристикам, – недовольно заворчал Кудинов, вытряхивая из мятой пачки беломорину. – По бумажкам, которые сердобольная родня и адвокаты выклянчивают на работе и по месту жительства, разве человека поймешь? Читаешь характеристики, и прямо слеза умиления пришибает: не в тюрьму надо отправлять, а представлять к ордену.

– Ребятишки мои постарались, – прервал рассуждения Кудинова Алексей Семенович, – знакомых Котенева и Лушина искали и вышли на некого Хомчика. Представь себе, Юра, – по старой дружбе обратился он к следователю по имени, – оба знают этого Хомчика: Котенев и Лушин. А к уважаемому Рафаилу Яковлевичу Хомчику начали, независимо от нас, приглядываться товарищи из БХСС.

– И чего углядели? – заинтересованно спросил следователь.

– Пока ничего, – развел руками Рогачев, – Есть данные, что существует группа хорошо законсперированных дельцов, которой руководит некое лицо по кличке Тятя. Продают камушки-бриллианты, вкладывают денежки в кооперацию, строительство, индустрию развлечений. Якобы к этой группе имеет прямое отношение Рафаил Хомчик.

– А Тятя кто?

– Не установили, Юрий Сергеевич, – ответил Иван. – Не удалось пока. Жулики опытные, хорошо законсперировались. Если Котенев связан с Тятей и Хомчиком, тогда вполне понятно, отчего он молчал про самочинный обыск.

– Интересное предположение, – согласился следователь. – Но пока это предположение, и только! Факты нужны. Нельзя предъявлять обвинение на основании предположений. Факт знакомства Лушина и Котенева пока ничего не дает. Нельзя на основании того, что люди здороваются друг с другом, делать далеко идущие выводы. В чем обвинять и подозревать Котенева и Лушина, если они для нас пока только потерпевшие? В первую очередь, нужны бандюги с пистолетами, драконы ваши чертовы.

– Слушай, Юра, – сказал Алексей Семенович, – может быть, пойти от противного?

– Ну-ну? – настороженно повернулся к нему Кудинов. – Ты хочешь сказать, что…

– Вот именно, – улыбнулся Рогачев. Если одни запустили лапу в государственный карман, а другие, неизвестным нам путем, узнали об этом? А тут еще Хомчик с его страстью к камушкам.

– Чем не ниточка? – напомнил о себе Купцов. – Если наши предположения верны, должно последовать новое нападение. Смотрите: у Котенева они могли искать камушки или валюту, но не нашли. Тогда отправляются к Лушину, но там их ждет телохранитель, и они вынуждены уйти практически ни с чем. Если им известен Хомчик, то обязательно проверят и его квартиру.

– В том случае, если они ищут камни, – заметил Рогачев. – Но как «драконы» могли выйти на Лушина и, тем более, как они вычислят Хомчика?

– Мог проговориться в местах заключения Манаков? – предположил следователь. – Может быть, он знал о многом, но молчал на следствии и на суде, ожидая помощи от родни и подельников? А не получив ее, озлобился и рассказал на нарах кому-нибудь о своем родственнике.

– Я уже предусмотрел командировку – на свидание с Манаковым, – сообщил Иван.

– Надо съездить, – согласился Кудинов. – У преступников одна дорожка, а у нас сотня, и необходимо везде их ждать. Давайте определимся насчет засад.

– Да, – устало потер глаза Рогачев, – наступать надо, а то мы, как пожарные, приезжаем тушить, а следует успевать раньше, пока не загорелось.

У Михаила Павловича едва хватило сил дождаться конца рабочего дня.

Выждав немного – не хотелось столкнуться нос к носу около лифта с руководством или собственной секретаршей, – Михаил Павлович вышел из кабинета. Спустившись вниз, сел в машину и, не прогрев мотор, сразу тронул с места, торопясь домой.

Достав ключи, он вошел, разулся и, не надевая тапочек, прошел по всем комнатам – на душе было тревожно, и свербила мысль, что в отсутствии хозяина в квартире мог кто-то побывать. Однако ничего вызывающего подозрение не обнаружилось.

Усевшись в кресло, Михаил Павлович закурил и начал ждать. Время тянулось до безобразия медленно, а внутреннее нервное напряжение все нарастало, заставляя вскакивать с кресла, метаться по пустым комнатам. Он пошел на кухню и залпом выпил полстакана коньяку. Спиртное немного сняло напряжение, приглушило возникшую головную боль, мысли прекратили бешеный бег, и Михаил Павлович сумел взять себя в руки: вдруг это и есть последняя капля, которой ему так не хватало для окончательного решения?

Ухмыльнувшись, он направился в спальню и открыл шкаф. Так, где чемодан? Откроем и покидаем туда костюмы, рубашки, бритву, носки, белье, галстуки… Чемодан распух и с трудом закрылся. Все!

Услышав, как заскрежетал в передней ключ, вставленный в замок, Котенев быстро пробежал в комнату и уселся напротив часов, придав лицу озабоченное выражение.

– Заждался? – войдя в комнату, ласково спросила Лида.

– Пора бы уже, – Михаил Павлович выразительно поглядел на часы, – где ты так задерживаешься?