Она отпускает локоть отца и берет мою ладонь. Поворачивается ко мне, на что я сразу реагирую. Пускаю ее под руку, приобнимая и чувствуя, как она откидывается на мою грудь. Сразу становится легче. Она ищет во мне опору, а это стоит всего. Самсонов может снова начинать язвить и куражиться, теперь мне плевать.

— Я посмотрела новости. Лавров хочет встретиться со мной…

— Он бредит, — говорю и сжимаю ее в руках сильнее.

— Нет, — она качает головой. — Я сама хочу поговорить с ним. Я его законная супруга, если вспомнить о бумагах.

— Господи, Таня! — вскрикивает Самсонов. — Что ты говоришь?

— А что вы хотите сделать? Убрать его? — она качает головой как заведенная. — Нет, этого не будет. Я не хочу, чтобы из-за меня снова убивали человека. Мне хватило Родия.

Он злится.

Пытается сдерживаться, чтобы не нагрубить, но я читаю его состояние как открытую книгу. Он холоден, напряжен и задет моим упрямством. Я вижу по его темным глазам, что он проклинает двадцать первый век, который закрепил права женщин и сделал из феминизма современную библию. Чертов бы с удовольствием вернулся в другое столетие, чтобы с чистой совестью закрыть меня на замок.

— Саша, ты выглядишь на десять лет старше, когда так хмуришься.

Я перебираюсь к нему поближе. Потом вовсе игнорирую соседнее место и сажусь ему на бедра. На лице Чертова прохладная отстраненность, а вот руки горячие. И без намека на отстраненность. Его длинные пальцы стягивают мою юбку и обхватывают так тесно, что у меня на мгновение перехватывает дыхание. Я кладу ладони на его покатые плечи и смотрю ему в глаза.

Молчит.

И кто из нас упрямый?

— Ты рассказывала, что Лавров был груб с тобой, — произносит он ледяным тоном через время. — Домогался…

— Я точно не использовала это слово.

Я отвожу глаза к иллюминатору. Частный самолет уже закончил набирать высоту, за стеклом голубой простор, который смотрится беззаботно. Кажется, что здесь не может быть проблем. Только покой, уединение и монотонный звук двигателей, который прекрасно убаюкивает.

— Мне плевать на слова, — продолжает Чертов. — Я знаю, что он трогал тебя, лез к тебе своими грязными пальцами, а теперь ты ждешь от меня, что я позволю ему вновь приблизиться к тебе.

Он не дает мне вставить слово и порывисто выпрямляется. Он отталкивается от спинки кресла, приближаясь ко мне до максимального минимума. Еще пара сантиметров и это уже будет не разговор, а поцелуй.

— Хочешь правду, малышка? Я был близок к тому, чтобы отдать приказ пристрелить его. Еще тогда в Никосии. Я много раз думал об этом, ты стала близка и меня тошнило от мыслей, что он хватал тебя. Угрожал, заставлял…

— Мы бы не познакомились, если бы он не делал этого.

— Давай без этой кармической чуши! — он все-таки взрывается. — Я не собираюсь слушать то, как ты оправдываешь его!

— Я не оправдываю, — я провожу ладонями по его плечам, а в голове гудит тревога “На него нельзя давить! Таня, ты всё делаешь неправильно! Вспомни, кто перед тобой!” — Я… Но ты же не отдал приказ. Что-то тебя остановило.

— Ты и остановила. Как представил, что ты узнаешь и посмотришь на меня, как на животное, — Чертов тяжело выдыхает, а потом отворачивается, на его губах гуляет нехорошая усмешка, которая режет меня без ножа. — Но это не значит, что я готов идти у него на поводу.

Я опускаюсь на его грудь. Ложусь на него, замирая на несколько мгновений. Я чувствую его мужскую правоту, конечно, он хочет защитить меня. Тем более я жду ребенка. Он не только хочет этого, он чувствует свою обязанность.

С отцом было легче. Я уговорила его отпустить меня в Москву с Чертовым. Самсонов сказал, что тоже прилетит, но на следующий день. Он набил джет Чертова своими людьми и взял с меня обещание перед любым важным решением сперва звонить ему.

— Ты считаешь меня слишком слабой, — говорю вполголоса. — Почти хрустальной.

— Нет.

— Да, — я, не глядя, поднимаю ладонь и накрываю его губы, чтобы он не прерывал меня. — Я справлюсь, тем более ты будешь рядом. Саш, дай мне договорить, только послушай… Сейчас у дома Лаврова, наверняка, дежурит пресса. Их там много, и они снимут красивую картинку, если ты привезешь меня к законному супругу.

— Не называй его так. Я сейчас что-нибудь сломаю.

— Хорошо, хорошо, — я поспешно киваю. — Когда Лавров разбился, ты взял меня под защиту, устроил целую пресс-конференцию по этому поводу. И теперь, когда Лавров вернулся, ты привезешь меня. Как честный человек.

— Честный, конечно, — следует смешок. — Ты беременна, малышка, нам сразу припишут связь. Вот что будет в заголовках.

— И пусть, это даже лучше. Пусть говорят о нашем романе, пусть гадают и шумят, нам это только на руку.

— Ты пиарщик по образованию?

— А в доме ты поговоришь с Лавровым. Всё просто.

— Да, свернуть ему шею будет проще простого.

Я не выдерживаю и толкаю Чертова.

— Насилие запрещено, — говорю строго. — Ты правильно вспомнил, что я беременна, а у беременных женщин есть право вето.

— Да? — Чертов вскидывает брови и делает вид, что ведется на мою шутку.

— Прописано в семейном кодексе.

Когда мы прилетаем в столицу, та встречает дождем и низким пасмурным небом. Охрана достает зонты с золотыми рукоятками, а Чертов накидывает на мои плечи свой пиджак. Я чувствую себя супругой как минимум президента, когда схожу с белоснежного трапа. Вокруг суетятся люди в деловых костюмах, слышится шум из раций, а вдалеке, у ограждений зоны для частных полетов, толпятся папарацци.

“Ваш муж оказался жив, что вы чувствуете?!”

“Вы простите его за то, что он скрывался, а вам пришлось оплакивать его?!”

“Чертов вам по-прежнему друг?!”

“Или больше? Возможно ли вообще устоять перед миллиардером?”

“Подождите! Вы ждете малыша?! Оооооох!”

“Чей это ребенок?! Вы сами знаете?!”

“Вы будете делать тест ДНК?!”

“Татьяна, скажите! Скажите нам!!!”

Их оттеснили как можно дальше, но запах второсортных сенсаций стоит в воздухе. Я слышу их вопросы на грани галлюцинаций. И знаю, насколько мощная у них техника, даже с такого расстояния можно сделать сносный снимок. Поэтому охрана и достала почти десяток зонтов, укрываться приходится не только от дождя.

— Сколько минифургонов, — я показываю на машины, на чьих бортах написаны названия крупных каналов. — У них тут целая профессиональная стоянка.

Чертов не реагирует. Он сжимает мою ладонь, а второй рукой держит сотовый. Я понимаю, что у него полно дел. Он отсутствовал в Москве несколько дней, так что ему только внимания прессы не хватало, без того проблем накопилось.

— Ты теперь живешь в другом месте? — я вновь заговариваю где-то через час, когда автомобиль поворачивает к неизвестному мне жилому комплексу.

— Тебе не нравилось прошлое, — он собирает морщинки на лбу, словно вспоминает, как в последний день в апартаментах перебрал с алкоголем и чудом не натворил глупостей. — Я решил выбрать другую квартиру.

Место чудесное. Малоэтажные домики стоят посреди парковой зоны, которую отвоевали неподалеку от центра. Не трудно догадаться, что жить здесь еще дороже, чем в стеклянном небоскребе, в который Чертов привез меня в первый раз. Тут в цену квадрата вложен самый настоящий воздух. Вместо сорока этажей построили только пять, включив в прайс привилегию не жить в муравейнике.

Саша помогает мне выйти из машины. Я рассматриваю современный парк и не могу отделаться от мысли, что это семейное место. Тихо, уютно и безопасно. Территория закрыта от посторонних, а из-за поворота слышатся детские голоса и удары мяча о пол. Наверное, там баскетбольная площадка.

— Мне определенно нравится здесь больше, — довольно шепчу, прижимаясь к руке Саши. — Ты умеешь удивлять, Чертов.

Я поглаживаю его пальцы, пока лифт поднимает нас наверх.

Мое настроение меняется. Всё не так, как в прошлый прилет в Москву. Я провожу ладонью по животу и ловлю себя на том, что смотрю на жилье взглядом будущей мамы. Я чуть ли не выбираю комнату для детской в просторной новой квартире Чертова. Отмечаю большой балкон, который смотрит на приватную набережную. К ней можно будет спускаться с коляской и прогуливаться. Я не могу без воды, я всю жизнь прожила в Волгограде — у меня начинается паника, если я не вижу водный простор больше недели.