«Да», — произнес он совершенно спокойно у меня в голове.

«Серьезно, прекрати это!» — В ответ прокричал мой мозг.

Я услышала еще один смешок у себя в голове.

И хмуро посмотрела на него.

Он расхохотался, на этот раз не у меня в голове, а вслух.

Для всех окружающих его смех был без всякой видимой причины, они ошеломленно уставились на него. Но я-то знала причину.

К моему хмурому взгляду присоединился сморщенный нос от раздражения.

Он покачал головой, улыбка все еще играла на его красивых губах.

Стефани остановилась вместе со мной прямо перед ним.

Он оказался выше, чем казался мне издалека, больше, сильнее, совершенно подавляющим. Он заставил меня почувствовать себя маленькой.

Я не была маленькой, ни при каком раскладе. Мой рост был пять футов и девять дюймов, больше шести футов в кроваво-красных туфлях. Я носила бюстгальтер с чашечками. Моя задница была моим заклятым врагом, так было всегда. Она была совершенно невосприимчива ко всем диетам, известным человеку.

Обычный, среднестатистический парень не кидал на меня заигрывающих взглядов, во всяком случае, не больше чем на пару секунд и то не заигрывающие.

Этот человек, несмотря на то, что он был вампиром, мог и делал. Без сомнения.

Я чувствовала себя хрупкой и маленькой перед ним. Хрупкой. Маленькой.

Все разговоры в комнате стихли.

В комнате воцарилась тишина. Все смотрели на нас.

Я открыла рот, чтобы заявить скорее всего что-то глупое, но заговорила Стефани.

— Люсьен… — начала она нетерпеливо.

Он оборвал ее, не сводя с меня глаз, ничего не объяснив, даже не поздоровавшись.

Его глубокий, сильный, хриплый голос громко объявил:

— Я заявляю о своих намерениях.

Вот дерьмо.

— Спасибо тебе, Господи, — счастливо выдохнула моя мама у меня за спиной.

— Пошли все вон, — прорычал Люсьен.

Все пошло не очень хорошо, и ему это не понравилось.

Лия пристально посмотрела на него.

Ее мать Лидия, в ужасе уставилась на дочь от ее поведения и на Люсьена, так как он нарушал традиции. Но ему было наплевать.

Космо, улыбающийся до этого момента, как только раздался рык Люсьена, теперь озабоченно хмурился.

Эйвери шагнул вперед.

— Люсьен, ты же знаешь закон. Тебе нужно получить согласие. Твой помощник обязан присутствовать, как и Выдающаяся Непосвященная. Даже ты не можешь... — начал Эйвери.

Люсьен поднял руку, и Эйвери замолчал.

Он все это знал. Он, черт побери, жил в этом кошмаре в течение пятисот лет. Он чертовски хорошо знал порядки.

Но сейчас это его тоже не заботило.

— Уходите, — выдавил Люсьен.

— Люсьен, не делай этого, — взмолился Космо.

Люсьен понизил голос до опасного грохота.

— Сию минуту.

Последовала пауза, прежде чем Эйвери, как всегда, сыграл роль дипломата.

Взглянув на присутствующих в комнате, Эйвери шепотом произнес:

— Есть один способ. Никому не следует об этом знать, Космо. И это не должно выйти за пределы этой комнаты

— Мне это не нравится, — ответил Космо Эйвери.

— Люсьен, позволь мне поговорить с моей дочерью, — взмолилась Лидия, протягивая к нему руку.

— Я не собираюсь повторять, — прорычал Люсьен.

Все присутствующие поняли, что испытывали его терпение, понимая, чем может все кончиться, поэтому без дальнейших колебаний все двинулись из комнаты.

Включая Лию.

— Не ты, — потребовал он, и все обернулись.

— Что? — спросила Лия, ее мягкий, сладкий голос действовал ему на нервы.

— Не ты. Ты останешься.

Ее взгляд метнулся к матери, Космо, Эйвери, затем снова к Люсьену.

— Но я думала...

— Иди сюда, — приказал Люсьен, оборвав ее, остальные быстро и бесшумно покинули помещение.

Она не двинулась с места. Вместо этого в замешательстве посмотрела на закрытую дверь.

На самом деле, как только она переступила порог Контрактной комнаты, она не выполнила ни одного его приказа.

Не только ее голос действовал ему на нервы, все в ней действовало ему на нервы.

Он почему-то думал, что ему это может понравиться. Уже пятьсот лет ему никто не бросал вызов.

Так вот ему это не нравилось.

— Лия, — позвал он, голос вибрировал от напряжения, его терпение было на исходе.

Она резко повернула голову.

— Что? — также резко спросила она.

Он почувствовал, как все его тело напряглось, борясь с желанием научить ее уважению, которое она обязана была проявлять к нему.

Вместо того чтобы поддаться порыву, он тихо предупредил:

— Никогда не говори со мной подобным тоном.

Она уставилась на него, на ее лице отразилось замешательство, хотя она пыталась побороть страх, но ее взгляд, такого взгляда он не видел уже давно. Взгляд ему нравился, он скучал по такому взгляду, жаждал его.

Ее взгляд немного успокоил его гнев. Но недостаточно.

— Я не понимаю, — произнесла она с тем же страхом и замешательством, он почувствовал, ее голос всколыхнул его кровь.

Особенно страх.

Любая наложница, присутствующая на Отборе, всегда жаждала быть избранной. Они служили определенной цели, но также с послушными наложницами не было охоты, погони, поимки и укрощения.

Люсьену нравилось, когда кипела кровь, он скучал по азарту и адреналину, и несомненно, страстно желал.

Ее страх был таким же восхитительным, как и ее лицо, волосы, глаза, грудь, задница, ее чертовый запах, который практически поставил его на колени в ту же минуту, как только он вошел на Отбор и увидел ее.

Также как он увидел ее впервые, почувствовал ее запах, много лет назад, после чего отметил Лию Бьюкенен как свою. Все это знали, знали десятилетиями.

Кроме, конечно, Лии.

Она продолжала.

— Мне казалось, что если я откажусь подписывать контракт с тобой, то смогу уйти.

Люсьен сделал успокаивающий вдох.

Но вздох его не успокоил ни на йоту, однако его голос звучал более спокойно, менее нетерпеливо, когда он попытался ей объяснить:

— Если бы Нестор объявил о своем намерении. А ты отказала бы, то да. Магнус. Да. Хэмиш. То же самое. Любой из них, — он сделал паузу, указывая рукой на дверь, подтверждая свои слова, прежде чем закончить. — Я? Нет.

— Почему я не могу уйти? — спросила она.

— Потому что я хочу тебя.

— Но я не хочу тебя.

— Это не имеет значения. Ты — моя.

Она моргнула, затем собралась с духом, заявив:

— Но мама сказала, что правила абсолютны для всех. Никто не может их нарушить. Никто и никогда.

— Я не никто.

Ее голова дернулась от удивления.

— Кто ты такой?

— Я — твой Хозяин.

Теперь она казалось рассердилась.

— Никто не может быть моим Хозяином.

— Я могу.

Она уставилась на него, ее гнев вытеснил страх, руки сжались в кулаки, она наклонилась к нему, прежде чем заявила:

— Ты. Не можешь.

С него хватит.

«Иди сюда, Лия».

Она мгновенно придвинулась к нему. Люсьен наблюдал, как гнев исчез с ее лица, а замешательство вернулось.

Так же как и страх. Очень много страха.

Ее страх стал издавать запах, который перемешивался с ее запахом. У него было запретное желание схватить ее в объятия, разорвать ей горло, в то же время сорвать с нее одежду и погрузить свой член в нее так глубоко, чтобы он чувствовал свои собственные толчки, когда ее кровь хлынула бы ему в рот.

— Прекрати так делать, — прошептала она, остановившись менее чем в шаге от него.

— Замолчи, — потребовал он, и она закрыла рот. — Уже лучше, — сказал он ей. Она пристально посмотрела на него, ее руки снова сжались в кулаки по бокам, но она не отодвинулась от него. Она изо всех сил старалась отодвинуться, но не могла. Он не позволял ей.

Она боролась. Ему это нравилось.

«Дай мне свою руку».

Она поднесла свою руку к его руке, наблюдая за его движением с ужасом и гневом в глазах.