— Он племянника угробил, надежду семьи, — хмуро сказал Павел Георгиевич. — А остальных не жалко, идиотов.

— Много убитых? — спросил ректор.

— Девять мастеров, — ответил полковник Дорошин. — Такое чувство, что Кузьма Федорович засаду устроил, а князь их на убой повел.

— Насчет второго нисколько не сомневаюсь, — вставил Назаров.

— Они ж не телки́, чтоб их безвольно куда-то тащить, — меня этот разговор начал немного напрягать, так как я совсем не понимал, что от меня хотели. — Всем понятно, зачем они пришли ко мне в гости. Мне что, их теперь жалеть? Ничего, я семью спрячу и…

— Никаких и, — остановил меня ректор. — Силу в ближайшее время тебе использовать нельзя.

— Не понял? — я посмотрел на него, затем на полковников. — С чего это вдруг?

— Мы сейчас с Евгением Константиновичем соберемся большой коллегией и запретим.

— Ага… — протянул я, еще раз обведя всех взглядом. В голове замелькали мысли о том, можно ли сбежать от великого мастера и как это сделать лучше.

— Вид у тебя больно сердитый, — Геннадий Сергеевич улыбнулся, положил руку мне на плечо, словно прочитав эти мысли. — Силу тебе использовать не стоит, пока внутри все не успокоится. Это опасно не для тебя, а для окружающих, в том числе для твоей семьи. К тому же мы действительно должны собрать Высокую комиссию, которая наложит немало ограничений на использование силы, на мой взгляд, вполне оправданных.

Я все еще смотрел на ректора, не понимая, почему тот улыбается и что хорошего находит в случившемся.

— Поздравляю, Кузьма Федорович, — первым нашелся Дорошин. Начальник полиции крепко пожал мне руку. — Хотя ситуация и не располагает к поздравлениям.

— Аналогично, — пожал мне руку Назаров. — Это хорошо, это очень хорошо.

— Не серчай Кузьма Федорович, — сказал Дашков. — Искупим. Ничего непоправимого не произошло.

— Так, — произнес я, перестав понимать, что происходит. — Если вы этим хотите сказать, чтобы я проглотил обиду, то зря стараетесь. Это… вообще…

Я показал в сторону разрушенного дома, пытаясь подобрать слова, но не получалось. Еще пару раз ткнув в ту сторону пальцем, я набрал в грудь побольше воздуха и долго выдохнул.

— Все, я домой. Приму душ, высплюсь хорошенько. И еще телефон надо зарядить…

— Кузьма, похоже, что ты меня плохо слушал, — сказал ректор, все еще держа ладонь на моем плече, крепче сжав его. — Тебе сейчас нельзя идти домой, чтобы не навредить родным. А зная твои методы тренировок, то гарантирую, что так оно и будет. Я вижу, что ты устал, поэтому объясню по-другому. Уверен, что у тебя в арсенале есть какая-нибудь ненужная, бесполезная, но очень затратная по силе техника. Используй ее сейчас.

Я оглянулся, нашел взглядом изогнутый ломик. Сходив за ним, продемонстрировал ректору и свел концы вместе, согнув в подкову. Металл оказался хорошим, даже не расслоился и не лопнул в месте сгиба от такого издевательства, но жалобно скрипнул.

— Так пойдет? — язвительно спросил я.

— Замечательный пример, — кивнул он. — А теперь повтори, только сосредоточься на том, сколько внутренней энергии ты тратишь.

Недовольно засопев, что меня заставляют заниматься такой ерундой, я все же сосредоточился, заглядывая во внутреннее море и снова столкнулся с ледяным лотосом. Эта зараза меня не пускала, как бы спрашивая, зачем я его беспокою, если сила для техники у меня есть. Но у меня сейчас совсем не было настроения с ним миндальничать, поэтому я запустил руку во внутреннее море, невзирая на его недовольство. Потянув за нить силы, сделал доспех духа эластичным, чтобы плотно обхватить изогнутый ломик, и остановился.

— Как любит повторять один мой ученик, — сказал Геннадий Сергеевич, — чисто технически, чтобы считаться великим мастером, достаточно использовать мировую «ци», не задействовав собственные силы. Только, Кузьма, давай ты примешь душ, выспишься как следует, а уже потом будешь экспериментировать. Любые манипуляции с внешней энергией могут быть опасны.

Я задумчиво кивнул и осторожно опустил согнутый лом на раскладной столик. Непонятно, почему сразу не увидел этой странности. Как говорится, слона в комнате не заметил. Но я не виноват, он за шкафом притаился.

— Евгений Константинович, проводите Кузьму Федоровича на вашу подмосковную базу, — попросил ректор. — Я улажу срочные дела и сразу приеду.

Погруженный в свои мысли, я даже не заметил, как сел в машину вместе с полковником и братьями Орловыми, как мы выехали из района и помчались куда-то на северо-запад. При этом Полковник Назаров лично сел за руль.

— Домой позвонить надо, — зацепился я за мысль о Тасе. Достал телефон из кармана. — Сотовый разрядился.

— Какой разъем? — спросил Роман, ехавший на переднем сидении. Он повернулся, посмотрел на телефон, полез в спортивную сумку и вынул оттуда тяжелую батарею с коротким хвостиком провода. — Подожди немного, пока схватит зарядку и включай.

— Надо было нам звонить, — тихо сказал Григорий. — Или предупредить. Такое событие, а мы не поучаствовали…

— Я все слышу, — сказал полковник, не отвлекаясь от дороги.

Григорий подмигнул и изобразил телефон, приложив ладонь к уху.

— И что, ему это в очередной раз сойдет с рук? — спросил у начальника Роман, но поймав его короткий взгляд, насупился. — Там еще девять трусливых собак разбежалось…

— Отправлю обоих на учения, — пообещал полковник. — В Мурманск.

Надо сказать, что угроза подействовала и парни сразу притихли. Я же включил телефон, подождал немного, пока загрузится и набрал номер Василия.

Глава 9

Москва, Смоленская-Сенная площадь, раннее утро

Министр иностранных дел Российской Империи, Георгий Гладков, всегда просыпался рано, чтобы успеть просмотреть график на день. Перед завтраком он успевал что-то скорректировать, что-то добавить в плотный список встреч и обязательных мероприятий. Утренний звонок Геннадия Наумова застал его в рабочем кабинете дома как раз за этим занятием. Великий мастер ничего толком не сказал, но просил срочно встретиться с ним по какому-то важному и безотлагательному делу в здании министерства. Георгий Иванович не любил подобные ранние встречи, потому что они всегда приносили проблемы и головную боль, а в последнее время давление на него только усиливалось стараниями коалиции, поддерживающей князя Воронцова. Дорога до министерства занимала не больше десяти минут, поэтому Георгий Иванович решил перенести разбор графика дел в рабочий кабинет, где в последнее время часто завтракал из-за нехватки времени.

Как раз, когда министр раздумывал над тем, чтобы передать несколько не самых важных дел заместителю, в кабинет заглянул его секретарь и одними губами произнес Наумов.

— Пригласи, — сказал министр, убирая деловые листы со стола в верхний ящик.

Великий мастер Наумов вошел в кабинет широким шагом, бодрый и довольный, словно случилось что-то хорошее.

— Доброе утро, — Георгий Иванович пожал ему руку, приглашая за небольшой переговорный стол. — Кофе?

— Спасибо, но у меня мало времени, — сказал Наумов, садясь за столик. — Вы не в курсе произошедших событий?

— Если они произошли вчера после трех часов дня, то я об этом не слышал. У меня была встреча с послом Германии, а служебные письма секретарь еще не подготовил.

Насчет последнего Георгий Иванович лукавил, так как письма были и даже много, только не рассортированные, чего министр не любил.

— Не буду вдаваться в подробности, но это касается Воронцова и его сторонников, решивших развязать войну с Наумовыми.

— Да? — Георгий Иванович с большим любопытством посмотрел на гостя. — Может, все-таки, кофе?

— Только если его приготовят быстро, — неохотно согласился Наумов.

— Так уже, — улыбнулся министр.

Георгий Иванович не смог распознать, была ли это наигранная эмоция или великий мастер действительно спешил. Если дело касалось большой войны, что в принципе быть не могло из-за статуса рода Наумовых, то с этим вопросом ему надо было обратиться напрямую к Разумовскому. Но, если учесть опалу великого Князя, прийти к одному из его родственников было бы логичнее.