— Входите, — позвала монахинь сестра Василика.

Покойного выносили из монастыря через те же ворота, в которые его ввезли ночью на осле. Монахини пели молитвы. Илона шла впереди. Шесть молодых девушек, посильнее других, несли за ней ее князя, завернутого в саван. Остальные послушницы следовали за ними.

В конце тропки, у самого подножия холма росло одинокое дерево. Рядом с ним стояли садовник и конюхи, присматривающие за лошадьми, но не имеющие права входить в сам монастырь. В руках они держали лопаты, которыми уже расчистили снег, и теперь жгли костер на открывшемся клочке земли, чтобы прогреть его. По счастью, зима пришла поздно, хотя и очень неожиданно, так что земля промерзла только на поверхности.

Когда костер потушили и на его месте вырыли могилу, Илона заметила, что она оказалась несколько длиннее, чем нужно. Влад и при жизни был далеко не самым высоким мужчиной, а теперь…

Она не могла сдержать улыбки. Это немного походило на те розыгрыши, которые так любил ее князь. Он обязательно оценил бы этот случай. Илоне даже показалось, что она слышит, как он смеется. Ведь Влад веселился очень редко, поэтому каждый раз, когда он смеялся, был для нее чудом.

Мужчины положили тело на край могилы. Илона увидела, что в нее упали несколько желудей. Дерево, под которым они намеревались похоронить Влада, было красным дубом. Она знала, что ему это понравилось бы. Он хотел бы раствориться в земле своей родной Валахии, чтобы из его праха выросли молодые деревья.

Прощальная молитва зазвучала громче, надрывнее. Илона встала на колени и положила руку на грудь возлюбленного. Она подумала, что пусть голова его отрублена, но сердце осталось на месте. Оно находилось там, внутри.

— Покойся с миром, любовь моя, — прошептала женщина, глотая слезы, потом одна, без всякой посторонней помощи, приподняла тело, завернутое в саван, и осторожно опустила его в могилу.

Глава пятьдесят первая

ОТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ

Замок Поэнари, 1481 год

Вот и все, ее история закончилась. Это произошло тогда, когда тело Влада, завернутое в смертный саван, забросали комьями земли. На том месте, где его похоронили, не было никакого знака. Только одна Илона точно знала, где он покоится, потому что следующей весной здесь вырос юный красный дуб. За пять лет, прошедших с тех пор, он достиг высоты почти в человеческий рост, в пять локтей, прибавляя по одному каждый год. Вскоре Илона стала замечать, что молодое деревцо вступило в борьбу за пространство с тем самым дубом, из желудя которого оно выросло. Это не удивило ее. Женщина знала, что так бывает всегда, и у людей и у деревьев. Она понимала, что страстная кровь ее князя питает молодой росток, и была уверена в том, что он обязательно одержит победу.

Все эти мысли мелькнули в голове у Илоны, но она не высказала их вслух, прислушиваясь к скрипу перьев, пока писцы записывали последние слова ее исповеди. Они увековечивали на пергаменте детали финального деяния Дракулы, историю его падения и смерти. Вскоре скрип перьев стих, в зале воцарилась тишина. За окнами же разгорался день, и шум пробуждающейся жизни все громче доносился сквозь бойницы.

Закончилась буря, которая налетела неожиданно и принесла с собой обильный снегопад, наверное последний в этом году. Солнце снова ярко светило, снег, согретый весенними лучами, начал таять. Некоторое время все люди, присутствовавшие в зале, молчали, прислушиваясь к капели, барабанящей по крышам и парапетам. Они слышали, как с одной из башен упал большой влажный ком снега и с шумом ударился о каменную брусчатку площади.

Граф Хорвати первым нарушил затянувшееся молчание. Он повернулся к кардиналу и пристально посмотрел на него в надежде заметить какое-то впечатление от всего услышанного, но обрюзгшее лицо итальянца, окруженное жировыми складками, как и всегда, оставалось невыразительным, почти безучастным.

Хорвати кашлянул, стараясь придать уверенность своему голосу, и спросил легата:

— Возможно, ваше преосвященство интересует что-то еще?

— Вряд ли. — Кардинал неопределенно пожал плечами. — Дракула мертв. Было весьма любопытно послушать о том, что случилось с его телом. Хотя, вероятно, в протоколе необходимо упомянуть еще одну деталь. — Он улыбнулся. — Я говорю о том, что произошло с головой Влада. Всем известно, что ее привезли Мехмету в Константинополь. Я слышал, это был едва ли не единственный дар, который порадовал султана так же, как экзотические растения для его сада. Говорят, он почти неделю держал мертвую голову Дракулы в собственных покоях и любовался на нее, потом распорядился надеть ее на шест и выставить на городской стене. — Кардинал поднялся, расправил спину. — Я считаю, что исповедь закончена, история Дракулы изложена, но меня не оставляет любопытство. Мне очень хотелось бы знать, как нашим трем свидетелям удалось пережить все то, что случилось, и как они провели те пять лет, что минули со дня смерти Дракулы. Пусть они скажут об этом, а писцы внесут их слова в протокол.

В зале снова повисла тишина, потом Петру громко приказал:

— Вы слышите? Отвечайте!

Первой заговорила Илона:

— Вам все известно обо мне, спатар. Ведь именно ваши люди привезли меня сюда. Прежде я была послушницей, теперь стала настоятельницей монастыря в Клежани.

— И все ваши тайны скрыла монашеская ряса. Не так ли, достопочтенная матушка? — заметил кардинал. — Хотя признаюсь, ваши шрамы интересуют меня куда больше, чем мои собственные. Ну а что же самый лучший друг Дракулы? — Кардинал обернулся к исповедальне, стоявшей слева. — Из того, что вы сами сказали нам, следует, что вас вроде как убили. Однако все мы собственными глазами видим, что это не так. Что же сталось с нашим героическим предателем? — Кардинал не скрывал иронии.

Рассказывая о последнем коле, о копье, на которое была воздета голова Дракулы, Ион словно снова окунулся в прошлое. Его сознание парило над волнами памяти, как осенний лист, сорвавшийся с ветки, но насмешливый голос кардинала вернул Тремблака к действительности.

— Да, наверное, я должен был быть убит. Все шло к тому, — ответил он. — Лучше бы так и случилось, но оказалась, что моя судьба состоит совсем в другом. Я стал пленником Бесараба Лойоты. Меня зарыли в землю почти в то же самое время, когда опустили в могилу тело Дракулы, но живьем, как старшего брата Влада. В отличие от Мирки мне позволили дышать и влачить жалкое существование, которое едва ли можно назвать жизнью. До сегодняшнего дня я был погребен в могиле с маленьким отверстием, необходимым для доступа воздуха, и хотел бы, чтобы обо мне больше никогда не вспоминали. Если в вас есть хоть капля сострадания, то вы вернете меня обратно в нору и не будете больше мучить. — Голос Иона дрогнул, в нем послышались рыдания.

— Ну а вы, исповедник и духовник Дракулы? — обратился граф Хорвати к обитателю последней исповедальни.

Посланник венгерского короля явно терял терпение.

— Можете ли вы удовлетворить интерес его преосвященства и позволить нам поскорее покинуть это место?

Скрипучий голос отшельника прозвучал необыкновенно четко:

— Я остался в Пеште. Дракула отправился на войну, не исповедовавшись и не попросив у меня благословения. Потому мне нечего сообщить о его последних мыслях и желаниях.

— Но потом, после его смерти, вы перебрались сюда, в эту пещеру, затерянную в горах, верно?

Ответа не последовало.

— Говорите быстрее! — грубо подстегнул отшельника Петру.

После долгого пребывания в этом зале спатар горел желанием поскорее покончить с делом и убраться отсюда.

— Да, я приехал сюда.

— А почему вы поступили именно так? — Кардинал повернул мясистую шею и обратил взор к исповедальне отшельника.

— Я думал, что в этом месте, которое Дракула так любил, смогу обнаружить отголоски его последних мыслей, не известных мне. Разве я ошибался? — Он вдруг коротко рассмеялся впервые за все то время, что находился здесь, и это прозвучало странно.