— Не с кем, бабуль.

— Прям ни одного ухажера до сих пор? — Она всплеснула руками. — Как же так, родимая? Ведь двадцать шесть уже, а ты даже не милуешься ни с кем. Ведь замуж уже пора, деток…

Заезженная пластинка.

— Ну ведь не сделаю я себе ухажера из воздуха? Или же он сам встретится, или нет.

— А как же ему встретиться, если ты то на работе, то дома сидишь?

«Ага… То непонятно где путешествую», — вставила я мысленно.

— Выйди хоть на улицу, покажись людям, — продолжала бабушка. — Пусть на тебя молодые люди посмотрят.

— Угу, — промычала я. — Посмотрят, как же. Толстая я для них.

— Не толстая, а в теле! — возразила бабушка. — А какой еще надо быть? Костлявой, что ли? Да на них, — она махнула рукой куда-то в сторону окна, — бесформенных, и смотреть-то никто не будет. Женщина должна быть округлой.

По всей видимости, у моей престарелой родственницы свои представления о вкусах мужчин, оставшиеся еще со времен ее собственной молодости.

— Баб, да мода теперь другая! Смотрят, как ты выражаешься, именно на таких вот костлявых и бесформенных.

— Не говори глупостей!

Все как всегда. Я медленно втянула воздух.

Пустой и бессмысленный разговор, раздражающий до крайности. Прослушав двухминутную лекцию об отношениях полов и их взаимном влечении посредством пышных форм, я осторожно перевела тему на погоду. Потом на таблетки. Потом на улетевшую за границу маму. В конце концов бабушку удалось отвлечь от моей «несложившейся» судьбы и относительно спокойно пообедать куриным супом.

На улице лил дождь пуще прежнего.

Ливень разогнал почти всех пешеходов. Выскочив из автобуса у дома, я быстро юркнула в сухой, пахнущий рыбой и колбасой небольшой магазинчик, находящийся в метрах пятидесяти от остановки.

Как оказалось, «вискас» закончился. Из кошачьих кормов осталась только «шеба» в три раза дороже привычного. Я не стала артачиться. Взяла пару пакетов для Мишки и отправилась на поиски последнего во дворе.

Кота нигде не было.

Мокли качели, умывались дождем облупившиеся лавочки, сиротливо притихли у подъезда кусты и пожелтевшая трава. Субботний полдень — народ разбрелся по квартирам заниматься рутиной, готовить, стирать, убирать. Мне и самой не мешало бы заняться тем же. Чистых вещей почти не осталось.

Обойдя дом по периметру и не найдя кота, я заволновалась.

Ну где же ты, белый пушистик? И не позовешь ведь. Все равно не услышит — глух, как старый дед. Мимо прошла соседка с седьмого этажа. Увидела мое обеспокоенное лицо и пакетик кошачьей еды в руках. Остановилась.

— Динара. — По незнанию она звала меня именно так. — Вы не кота, случаем, ищите?

— Его, Надежда Васильевна. А вы видели его сегодня?

— А как же. — Дородная женщина с короткими кудряшками лет сорока на вид переложила сумку из одной руки в другую. — Я сегодня утром от него детей гоняла. А потом он долго у садиковой ограды сидел. Той, что вон там.

Она махнула рукой в сторону детского сада, который давно уже перестал им быть. Город перекупил это здание для каких-то своих целей, но народ в силу привычки продолжал звать его по старинке садиком.

Я поблагодарила соседку и быстрым шагом направилась к указанной ограде, не замечая того, что вся вымокла. Плащ снова набух и облепил джинсы, с мокрых волос капало за воротник. И что за дурацкая погода сегодня?

Кота я нашла после нескольких минут упорных поисков.

Миша сидел между двумя кустами. Потерянный, жалкий, промокший. Увидев меня, встрепенулся, поднялся на три лапы, заковылял поближе.

— Чудо ты мое… — приговаривала я, выкладывая на траву дорогое лакомство. — Замерз, поди, совсем…

Я погладила белую слипшуюся шерсть, глухие ушки, намокшую голову. Кот глухо мяукнул в ответ, будто знал, что с ним разговаривают. Выглядел неважно и почти не обращал внимания на еду. Даром что качественную. А только подошел поближе, уткнулся головой в руки, после чего резко вздрогнул и огляделся вокруг.

Совсем запугали, гады малолетние!

Я осторожно просунула пальцы под грязное брюхо и взяла кота на руки. Тот покорно сидел, настороженно и устало глядя по сторонам. Я тяжело и разочарованно покачала головой.

Все такой же наивный. Лучше бы бегал от людей, спасался от двуногих, а не верил слепо в чью-то непонятную доброту.

Что ж ты учишься-то так медленно? Я вздохнула, осторожно поглаживая мокрую спину. Кот зарылся мордой в ладошку. Будто спрятался от мира. Потом потихоньку, отогревшись, начал тихонько мурчать. А еще через полчаса, которые я так и просидела вместе с ним под дождем на улице, поел.

Надоело. Все надоело.

Я вошла в квартиру с тяжелым сердцем. Настроение совсем испортилось после диалога с бабушкой об «ухажерах» и посещения продрогшего питомца. А зимой как? Так и будет замерзать около той ржавой ограды под голыми заснеженными кустами? Дожидаться, что кто-то не забудет и принесет кусочек съестного?

Черт бы подрал этого отчима. Если бы не он, давно бы уже забрала Мишу себе. И что такого мама в нем нашла — абсолютно бесполезный субъект, который только и умеет, что пивные банки открывать. Черт бы подрал этих ухажеров, которые не в пример бабушкиным словам не хотят смотреть на пышные формы. Черт бы подрал этот новый дар, который почему-то совсем не помог сделать жизнь лучше. Не может быть, чтобы все без толку… Но ведь факт! Жизнь как была копилкой с дерьмом, так и осталась. Я разве что на пол не сплюнула от досады.

Сбросила мокрый плащ и потянула за ворот отсыревшей водолазки, холодившей кожу.

Нужно было срочно исправлять настроение, но как это сделать, идей не возникало. Лишь росла в душе разрушительная волна злости и отчаяния. На все подряд.

Нельзя так. Нельзя. Нужно просто пережить этот день. Бывает так, не все дни удачные, случаются плохие и гадкие.

Вот только почему-то глядя на других, все время казалось, что у них лучше. И настроение, и бытовые условия, и круг общения, и интересы… Что же это, необоснованная зависть неудачницы? Или же объективный взгляд на собственную личность и собственную жизнь?

И вообще, шли бы все эти философские размышления куда подальше! Сколько можно анализировать по тридцать третьему кругу внутренний мир, в котором и Фрейд бы ногу сломал. Хотя нет, тот не сломал бы. Списал бы все на сексуальную неудовлетворенность. И отчасти был бы прав.

Я ка несколько секунд остановилась в коридоре, прислушиваясь к застывшей тишине комнат. Потом раздраженно потерла лицо. Развернулась. Наткнулась взглядом на зеркало. Долго — молча и внимательно — рассматривала себя с головы до ног, будто впервые разрешая действительно увидеть размеры бедствия, пухлые ляжки, натянувшиеся на попе джинсы, почти полное отсутствие талии, толстые руки и круглые щеки.

Горечь медленно просачивалась внутрь.

Отвернувшись от зеркала, я медленно прошла в свою комнату, чтобы переодеться.

А здесь все было по-другому. Совсем.

Сухо, тепло, солнечно. Сухие желтые листья плотным ковром укрывали парковые дорожки, небо голубое, без намека на облачко. Ветер ласкал кроны, а те шумели, будто играя с теплыми воздушными потоками. Привычно журчала вода, падая со старинной чаши фонтана в маленький бассейн.