Видит Бог, Дрейк впервые в жизни чувствовал себя так, как теперь. И, привыкший предполагать, рассчитывать, контролировать ход совпадений и событий, совершенно не знал (более того, не хотел знать), чем все это обернется.

Подобный подход уже ни в какие рамки, он не мальчик, не имеет права хоть что-то пустить на самотек. Уж тем более собственную жизнь.

Дрейк закрыл глаза и откинул голову на кожаный подголовник.

Сколько это продлится? Что дальше? Возможен ли физический контакт, или подобные надежды лучше сразу выбросить из головы?

Его раса развивалась не одно столетие. Женщины исчезли из нее так давно, что казалось, тогда была другая жизнь, другая реальность, почти полностью стершаяся из памяти. Тела мужчин постепенно изменились, утратились многие психологические потребности, свойственные людям, в том числе и физиологическая нужда в близости. Чувства мужчин его расы могли пробудить только равные женщины — вторые половины, но они больше не существовали в мире таких, как он.

Страдать по этому поводу недальновидно.

Изменения не только отняли, но и привнесли.

Взамен отобранных природой женщин и утраченной эмоциональности появились способности к работе с пространством, чистой энергией на том уровне, который никогда не стал бы доступен обычным смертным. А они перестали быть смертными. И слишком давно перестали быть обычными.

Они стали новым видом людей — единым организмом, способным удерживать процесс распада частиц, научились контролировать рост и развитие клеток, останавливать старение, выборочно включать или отключать физиологические потребности, общаться посредством мысли, передавать информацию без помощи внешних носителей и речи, научились контролировать время, создавать новую материю и использовать ее для построения пространства.

Они стали… нет, не всемогущими. Но почти. Они стали очень сильными.

Любой представитель Комиссии, спроси его об этом, ответил бы, что жизнь его полноценна и самодостаточна. Самый подходящий термин — «доволен».

Дрейк достаточно близко подошел к той черте, когда следовало всерьез задуматься о смене формы существования, перейти на новый, более высокий уровень — уровень разумной энергии. Тогда бы вообще не пришлось задумываться о суетных вещах и отвлекающих от создания и созидания факторах. Но что-то удерживало от этого.

Какие-то отголоски, мысли, обрывки чувств.

Многие присущие обычному человеку качества долгое время были невостребованными. Зачем сохранять физиологический вид «я мужчина», когда вокруг больше нет женщин?

Не было. До этого момента.

И кто бы подумал, что ситуация, не менявшаяся на протяжении столетий, однажды встанет на дыбы и выгнет спину?

Он бы так и жил, не задумываясь об утратах, строил планы, руководил, предугадывал, играл, наслаждался властью, а между тем пустоту где-то на задворках души иногда затягивает пеленой тоски, если бы не случилось это.

Появилась она. Бернарда.

Впервые ощутив волну несвойственных эмоций, Дрейк решил, что сказалась монотонность серых будней, и скука решила разнообразить себя наличием свежих впечатлений, позволив контролю на некоторое время раздвинуть плотные железные створки и впустить внутрь свежий ветер.

Когда чувства усилились, он подумал, что слишком давно не играл, истосковался по насыщенной жизни. Человеческое тело, оказывается, владеет набором сладких тягучих эмоций — простых, но приятных. Он позволил себе их вспомнить, снова испытать.

Однако Дрейк изумился, когда орган между ног впервые за долгое время налился кровью так, что невозможно стало скрывать. Он не давал подобного разрешения телу, не терял, по его мнению, контроль настолько, чтобы эрекция, словно у зеленого мальчишки, воспользовалась шансом на время победить разум.

И все же это случилось.

Хотелось бы отмахнуться, дескать, ерунда все это, заигрался, слишком давно пребывал в эмоциональном вакууме, а в таком случае подобная реакция объяснима и простительна. Хотелось бы, да вот не получалось. Равно как и объяснить переполненный эмоциями мозг, новую составляющую в собственной крови. Стоило Бернарде оказаться рядом, как он моментально превращался в тихого, пусть опасного зверя, зорко следящего за тем, чтобы она чувствовала себя защищенной.

Дрейку стало не до шуток.

Происходящее грозило выйти за грань допустимого очень и очень скоро.

Мир, далекий и чужой, выпустил из себя женщину, сумевшую проникнуть сквозь невидимые барьеры, женщину, которую он по какой-то причине хотел… присвоить.

Мыслимо ли такое?

Тела мужчин его расы реагировали только на равных им женщин. А те исчезли.

Дрейк, сидя в темном салоне машины, какое-то время вообще не позволял себе думать, сосредоточившись на пустоте, но минуту спустя главный и единственный вопрос все же прорвался.

Возможно ли, чтобы родившаяся в другом мире женщина была ровней?

Идея абсурдна сама по себе. Тем не менее почему-то хотелось верить. Да, невозможная ситуация, невероятная, не имеющая права на существование, но луч надежды продолжал тлеть.

Ди — именно так, к своему удивлению, он с некоторых пор стал мысленно именовать Бернарду — умела работать с материей. Слабо, но умела. Более того, продолжала расти и развиваться не присущими обычному человеку темпами. Означает ли это, что однажды она сможет перерасти и препятствующий физическому контакту барьер? Сумеет ли позволить сознанию изменить свою оболочку, поднять энергетический уровень, стать в какой-то мере равной им? Пусть даже и частично.

Случись такое, он бы присвоил ее. Быстро, дерзко, не задумываясь.

Если же подобного скачка не произойдет, придется ее отпустить. Возможно, оттолкнуть. Слишком уж болезненно для обоих продолжать верить в несбыточное.

Дрейк редко ощущал бессилие и всеми фибрами души отторгал его, но в данный момент его обуревало именно это чувство.

Когда-то давно он ставил опыты и проводил эксперименты, пытаясь совершенствовать тела методами извне, но вскоре понял, что только сознание носителя влияет на физические изменения. Внешние факторы не властны, когда разум не дает разрешения для перехода на новый уровень.

Учить и ждать — это все, что он мог.

Дай бог, Бернарда сможет.

Дрейк терпелив, умеет ждать.

За окном все так же падал снег. Невесомый, неспешный, неслышный.

Проснулась я поздно, почти перед самым началом утренних занятий. Подскочила как ужаленная и принялась собираться в «реактор». Чертыхнулась, что проспала пробежку в парке, — Кристина с меня шкуру сдерет, — и запрыгала вокруг кровати в одном чулке, пытаясь на ходу вывернуть другой.

За окном искрился снег. Солнце сияло так ярко, будто его всю ночь полировали щетками и натирали золотой пылью. Настроение тут же взлетело до отметки «отлично».

Внизу гремела посудой Клэр (интересно, я когда-нибудь буду успевать завтракать дома?), добродушно журя Михайло за то, что тот забрался на стол. Кот наверняка только жмурил в ответ зеленые глаза, зная, что из кухарки можно веревки вить.

Доброе утро, дом!

Одевшись, расчесавшись и наспех подкрасив глаза, я прикрыла веки и «прыгнула» к входу в «реактор», чтобы через минуту узнать, что Дрейк занят и урока не будет.

— Вот, передашь Дэйну. — На стол легла маленькая карта памяти и фотография. — Это главный штаб, где он сейчас должен находиться. Запомни это место, возможно, тебе иногда придется туда наведываться. — Дрейк, по обыкновению, был свеж и бодр. Вот уж кто действительно все успевает. — Потом можешь быть свободна. Я позвоню, когда выделю время для занятия.

— Хорошо.

Значит, внеплановый выходной. Отлично! Карта тут же перекочевала в карман, а фотография в руки. В дверь постучали. На пороге стояли незнакомые представители Комиссии, ожидая разговора с начальником.

Он уже было повернулся к ним, когда я задала важный, по моему мнению, вопрос:

— Дрейк, можно я еще одного кота сюда перенесу?