Кос-Арал, 1848
«Ну что, казалось бы, слова…»
* * *
Ну что, казалось бы, слова?
Слова и голос — что такое!..
Но вот заслышишь их едва —
И сердце бьется. Может, слово
И голос тот от божества
Явились в мир!..
На борт склоняясь,
Не то чтоб грусти предаваясь,
А так на палубе стоял
И мрачно на море взирал,
Как на Иуду. Из тумана
Тут стала, видите ль, всплывать
Румяноликая Диана…
Я было собирался спать,
Да вот остался: круглолицей
Залюбовался молодицей,
То бишь девицею… Матрос,
Земляк из Островной[21], тоскуя
В ту ночь глухую —
Он, подневольный, вахту нес, —
Вдруг начал петь, и пел покуда
Негромко: не было бы худа
(Строг капитан, хоть и земляк).
И пел матрос, как тот казак,
Что вырос внаймах сиротою,
Солдатом горемычным стал!..
Когда-то я слыхал,
Как под ракитою Дивчина
Ту песню старую несмело
Про казака-беднягу пела;
И я, малыш, его жалел,
Что он уморился,
К тыну прислонился, —
Люди смотрят и смеются:
«Может быть, напился!»
Я, мальчик, плакал над судьбою,
Над злою долей сироты.
О чем теперь-то плачешь ты?
О чем грустишь, старик? Седого
Какие думы тяготят?
Что счастье от тебя сокрыто?
Что ты и сам теперь солдат?
Что сердце вдребезги разбито?
Что разлилося без следа
Все доброе, что в сердце было?
Что вот и старость наступила?…
Не так ли, голубок мой?… — Да…
Кос-Арал, 1848
«Как за подушным, правый боже…»
* * *
Как за подушным, правый боже,
Ко мне на дальней стороне
Пришли тоска и осень. Что же
Придумать, что же сделать мне,
Что мне затеять? По Аралу
Уж я брожу, тайком пишу
И, стихотворствуя, грешу,
И все, что некогда бывало,
Припоминаю вновь, сначала,
Записываю вновь подряд,
Гоню тоску, чтоб, как солдат,
Не лезла в душу…
Стражник лютый,
Не отстает ни на минуту.
Кос-Арал, 1848
П. С
Я не досадую на злого,
Его и так молва клеймит,
А речь про доброго такого,
Что и молву перехитрит.
И ныне тошно, — только вспомню
Готический с часами дом,
Село убогое кругом;
Завидя флаг, мужик снимает
Скорей шапчонку: значит, пан
С своею челядью гуляет.
Такой откормленный кабан —
Распутный знатный этот пан!
Он гетмана-глупца потомок,
Завзятый, ярый патриот,
Христианин чуть не с пеленок:
Он в Киев ездит каждый год,
Он в свитке ходит меж панами,
В шинке пьет водку с мужиками
И вольнодумствует порой.
Вот тут он весь перед тобой!
Да на селе своем дивчаток
Перебирает, да спроста
Пригульной ребятни с десяток
Окрестит за год… Срамота!
Он подлецом и был и будет,
Зачем же он иным слывет?
Зачем никто не наплюет
Ему в глаза?… О люди, люди!
Готовы вы родную мать
За колбасы кусок продать.
Нет, не на доброго такого,
На пьяного Петра хромого, —
Моя досада на людей,
На тех юродивых детей!..
Кос-Арал, 1848
Г. 3
Нет горше доли, чем в неволе
Про волю вспоминать. А я
Все помню, волюшка, тебя,
Все о тебе тоскую, воля.
Ты никогда не мнилась мне
Такою свеже-молодою
И привлекательной такою,
Как нынче — в дальней стороне,
К тому ж в неволе. Доля!
Доля! Пропетая моя ты воля!
Хоть погляди из-за Днепра,
Хоть улыбнись из-за[22] [Лимана].
И ты, моя единая,
За далью морскою
Встаешь за мглой туманною
Розовой зарею!
И ты, моя единая,
Ведешь за собою
Годы мои молодые,
И передо мною
Расстилаются, как море,
Широкие села,
А в них сады вишневые
И народ веселый.
И те люди, то селенье,
Где меня, лаская,
Братом звали. Мать, родная,
Старая, седая!
Собираются ль доселе
Веселые гости
Погулять у тебя дома,
Как бывало, просто,
По-давнему, по-былому,
Сойдясь спозаранку?
А вы, мои молодые
Милые смуглянки,
Веселые подруженьки,
У старой, как прежде,
Танцуете? А ты, радость!
Ты, моя надежда!
Ты, мой праздник чернобровый,
И теперь меж ними
Ходишь плавно и своими
Очами, такими,
Ну, дочерна голубыми,
И теперь чаруешь
Души все? Небось доселе
Любуются всуе
Станом гибким?
Ты, мой праздник!
Праздник мой пригожий!
Как обступит тебя, радость,
Гурьба молодежи, —
Все, как пташки, защебечут, —
Таков их обычай, —
Может, кто-нибудь случайно,
С шуткою девичьей
И меня припомнит. Может,
Помянет и лихом.
Улыбнись ты, мое сердце,
Тихонечко-тихо,
Чтоб никто и не заметил…
И не думай много,
А я, доленька, в неволе
Помолюся богу.
