Кос-Арал, 1849
«Считаю в ссылке дни и ночи…»
* * *
Считаю в ссылке дни и ночи —
И счет им теряю!
О, господи, как печально
Они уплывают!
А года плывут меж ними,
И тихо с собою
Доброе они уносят
И уносят злое!..
И не спросят, все уносят
В дальнюю дорогу!
Не моли — твоя молитва
Не дойдет до бога.
Год четвертый — та же доля,
То же горе знаю,
И четвертую в неволе
Книжку начинаю
Вышивать и вышиваю
Кровью и слезами:
Разве можно на чужбине
Выразить словами
Свое горе! Невозможно.
И не оттого ли,
Что нигде нет слов на свете
В далекой неволе!
Там нету слов, там нету слез,
На чужбине этой
Нет ничего. Даже бога
Вокруг тебя нету!
Нету никакой отрады
Для сердца и взгляда.
Жить душа твоя не рада,
А жить надо, надо.
Надо? Нужно, чтобы душе
Спастися недужной,
Да она того не стоит…
Вот для чего нужно
Жить на свете, носить эти
Кандалы-оковы:
Может быть, еще увижу Украину снова…
Поделюсь еще, быть может,
Словами-слезами
С дубровами зелеными!
С темными лугами!
Хоть родни у меня вовсе
Нет на Украине,
Но там все же не те люди,
Что здесь, на чужбине!
Там я гулял бы над Днепром
По веселым селам,
Там я дал бы волю думам
Тихим, невеселым.
Дай дожить, дай посмотреть мне,
О боже мой милый,
На зеленые равнины,
Курганы-могилы!
А не дашь, так мои слезы
Родимому краю
Передай, — ты видишь, боже!
За него страдаю!
Может быть, мне на чужбине
Лежать легче будет,
Если там, на Украине,
Меня вспомнят люди!
Мои слезы передай ей,
Надеждой святою
Озари хотя бы душу.
Бедной головою
Ничего я не сделаю,
Даже сердце стынет,
Как подумаю, что, может,
Меня на чужбине
Похоронят, мои думы
Зароют со мною
И что позабыт я буду
Украиной родною.
А может, годы за годами
Пройдут, и, вышиты слезами,
Мои стихи когда-нибудь
К себе на Украину путь
Найдут… и чистою росою
Падут на сердце молодое,
Проникнув в молодую грудь,
И головою закивает
Мне кто-нибудь, и зарыдает
Со мной, и за меня молить
Он станет бога, может быть.
Пускай как будет, так и будет.
Хоть плыть опять, хоть ковылять.
Хоть муку крестную принять
Мне доведется, все же буду
Страницы тихо вышивать.
Оренбург, 1850
«Считаю в ссылке дни и ночи…»
* * *
Считаю в ссылке дни и ночи —
И счет им теряю.
О, господи, как печально
Они уплывают!
А года плывут меж ними,
И тихо с собою
Доброе они уносят
И уносят злое!..
И не спросят, все уносят
В дальнюю дорогу!
Не молись — твоя молитва
Не дойдет до бога.
В болотах тусклыми струями
Меж камышами за годами
Три года грустно протекли;
Всего немало унесли
Из горницы моей унылой
И морю тайно обрекли;
И море тайно проглотило
Мое не злато-серебро, —
Мои года, мое добро,
Мои незримые скрижали,
На них в часы моей печали
Незримым я писал пером.
Пускай унылыми струями
Текут себе меж камышами
Года невольничьи… А я!
Таков обычай у меня!
И посижу, и погуляю,
На степь, на море погляжу,
Былое вспомню, напевая,
И в книжечке вовсю пишу
Как можно мельче. Начинаю.
Оренбург, 1850, Петербург, 1858
«Запели мы и разошлись…»
* * *
Запели мы и разошлись
Без горьких слез, без слова.
Сойдемся ли мы снова,
Чтоб снова песни полились?
Сойдемся, может… Но какими?
И где? И запоем о чем?
Не здесь и, верно, не такими!
И не такую запоем!
И здесь невесело певали,
И здесь печально время шло,
Но как-то все-таки жилось, —
Здесь мы хоть вместе тосковали,
Веселый вспоминая край,
И Днепр могучий, крутогорый,
И молодое наше горе!..
И молодой наш грешный рай!
Оренбург, 1850
«Не молилась мать за сына…»
* * *
Не молилась мать за сына,
Поклонов не клала,
А так себе, как придется,
Меня пеленала,
Напевая: «Пусть растет он
Да здоровым будет!»
И вырос я, слава богу,
Да не вышел в люди.
Лучше мне бы не родиться
Либо утопиться,
Чем гневить в неволе бога,
Самому томиться.
А я ведь не казны богатой
Просил у бога! Только хату,
Лишь хатку мне б в родном краю,
Да два бы тополя пред нею,
Да горемычную мою,
Мою Оксаночку; чтоб с нею
Вдвоем глядеть с крутой горы
На Днепр широкий, на обрыв,
Да на далекие поляны,
Да на высокие курганы,
Глядеть, и думать, и гадать:
Когда тут землю люди рыли?
Кого-то в ней похоронили?
И вместе тихо напевать
О рыцаре непозабытом,
О гетмане том знаменитом,
Которого живьем сожгли.
Потом бы мы с горы сошли
И над Днепром бы погуляли,
Пока не потемнели дали,
Пока мир божий не заснул,
Пока с вечернею звездою
Не встал бы месяц над горою,
Туман полян не затянул.
Мы б умилились, помолились,
А там бы ужинать пошли
В свою, а не в чужую хату.
Ты, господи, панам богатым
Даешь сады в своем раю,
Даешь высокие палаты,
Паны ж — и жадны и пузаты —
На рай твой, господи, плюют,
А нам и глянуть не дают
Из маленькой убогой хаты.
В раю лишь хатку небольшую
Просил и до сих пор прошу я,
Чтоб умереть мне над Днепром,
Хоть на пригорке небольшом.
