— А что в лесу произошло? — мой голос дрожал.

— Ты нам расскажи.

Внезапная тахикардия сотрясла тело, я вспотел, а голова закружилась. Меня стошнило рядом с кроватью — при Кареглазке, стыдобище! Экран запищал, фиксируя коллапс организма. Подскочил Ливанов, окинул взглядом датчики и меня.

— Илья Андреевич, давайте чуть позже? Это же контузия. Того гляди, и криз начнется. Пусть вспомнит, отойдет. Позже, хорошо? — он заглядывал в глаза вояке, пока тот, наконец, не согласился.

— Лена, пойдем, — полковник взял Кареглазку за руку. — Пусть наш Григорий отдохнет. Мы придем за ответами позже.

Идеальная девушка посмотрела на меня, на марлевую повязку, закрывавшую половину моего лица, и недовольно прикусила пухлые губы. Развернулась и выскочила из палаты. Господи, какая задница! Остальные поспешили за ней, только на выходе Горин обернулся и сказал, улыбаясь:

— Память — штука странная. То она есть, то — нет. То же самое с человеком, понимаешь? Ты вспомни, будь добр, нужные нам вещи. Понятно объясняю?

Я кивнул и улыбнулся в ответ, уже продумывая варианты побега. У полковника были мелкие и редкие, некрасивые зубы, а это мне понравилось — не люблю идеальных мужиков.

****

Пахло антисептиками и фенолом. Даже дышать было тяжко. Постель была мокрой, а тело противно липнуло. Глаза ничего не видели во мраке. Гермес хотел пить и попробовал позвать кого-нибудь, а вместо слов из глотки вырвалось лишь хрипение и бульканье.

— Тихо-тихо, — послышался голос, — тебе пока нельзя разговаривать. Но все скоро заживет.

Загорелся тусклый ночник, и он рассмотрел громилу Зенона.

— Что вы со мной сделали?

— Увы, парень… это не я придумал, — Зенон избегал встречи взглядов. — Не было другого выхода. Так решили приоры.

— Это против правил, но ты имеешь право, — продолжил громила и дал ему небольшое зеркало.

Гермес посмотрел на свое отражение — лицо изменилось, стало округлей. Он отвел зеркало дальше и увидел на шее небольшой шов.

— Про шрамы не переживай. Эскул говорит, что не останется и следа.

— Я чувствую… — синдик не мог объяснить, что именно его беспокоило. — Что со мной еще не так?

— Были сильные повреждения… случилась травматическая кастрация… — Зенон отвел огромные глаза-пуговицы и покраснел. — Буревестнику было видение, что ты должен стать Божьей невестой.

Зеркало медленно вывалилось из рук Гермеса, а достигнув металлического пола — с грохотом разбилось вдребезги.

К полудню сделали перевязку, и Свинкин сказал, что на мне все заживает, как на собаке. По-моему, я с детства такой — несмотря на болезненность, все синяки и царапины проходили за считанные дни. Возможно, причина в том, что в детстве я засыпал песком свезенные от падений колени. Но не повторяйте этот трюк — кроме кошачьего дерьма и микробов, там может оказаться еще и столбняк.

Болела спина, но больше всего пугало состояние глаза. Пока Ливанов не рассказал, как мне повезло: глазное яблоко на самом деле пострадало не сильно, и это было удивительно, учитывая накрывший меня взрыв. Немного похожу с кровавым глазом. Неприятно, но хоть не ослепну.

После обеда Иван (который оказался всего-то санитаришкой — ХА-ХА!) притащил Цербера. Следом вошли Горин с лейтенантом, и я понял, что снова наступило время разговора.

Пес вошел на поводке, и видно было, как он несчастен. Отвыкло животное от цепей, кто ж винит… еще и морда расцарапана — наверное, тем самым сумасбродным котом. Мы с ним уставились друг на друга. Не сказать, что я ему был прям сильно рад, хотя определенную милоту он вызывал. Как дьявол, наверное — учитывая адскую внешность. Наконец, он завилял хвостом и потянул Свинкина ко мне. Я позволил себе улыбнуться. Почему-то я чувствовал, что псина еще пригодится.

Цербер рванул и запрыгнул на кровать, радостно облизывая мое лицо. Очевидно, что кто-то за ним ухаживал, так как он перестал вонять, стал осанистее и лощеней — если можно так сказать об его мерзкой соломенной шерсти. И я не удержался:

— Не лезь! Стой! Фу, место!

Я сбросил Цербера, а тот все равно с довольной миной облизывал пальцы на моих ногах, выглядывающих из-под одеяла. Я смирился и стал наблюдать за процессом с некоторым отстранением.

— Да ладно тебе, мой мальчик… не нужно таких нежностей, не стоит…

Горин наконец заговорил.

— Как дела с памятью?

— Где-то лучше, в чем-то — также, — я поднял глаза к потолку и развел руки, звеня наручниками.

Полковник вздохнул, растирая ладони.

— Это плохо, Гриша. Ты — единственный подозреваемый, — он пристально заглянул мне в глаза. — И ты должен рассказать все. Не бойся. Любая человеческая жизнь — это ткань из хороших и дурных ниток. Что было, то было. Но ответы мы должны получить — и мы их получим, так или иначе.

Он указал Свинкину на Цербера, и санитар забрал пса. Как только они скрылись за порогом, я подобрал ноги и обтер пальцы спиртовыми салфетками. В ближайшее время придется дать ответы. Но как минимизировать негативные последствия этого?

****

Крылова нервничала. Время шло, а результатов не было. Прошло больше суток, как они нашли этого «Гришу», но до сих пор было непонятно, что такое Ковчег, и где он есть.

Существовало несколько вариантов, как быть дальше. Первый — снова лететь в Межник и проводить более скрупулезное расследование. Второй — дожидаться, пока бродяга заговорит. А в целом она была сторонницей третьего варианта, который подразумевал комплексность: в Межник отправляется следственная группа, пока парня жестко допрашивают — это необходимо, хотя она и испытывала к нему странную жалость. Может, из-за этих порезов на запястьях? Почему-то в ее голове засело, что плохой человек никогда не будет всерьез вскрывать себе вены. Настоящие негодяи — не самоубийцы.

Расследование стопорил Илья. «Сначала допросим, затем решим, что делать», — обламывал муж ее инициативы. Так давай допросим! «Не гони лошадей. Пусть денек отлежится, ему изрядно перепало. Завтра…», — отвечал он.

Пока Лена думала, как изменить ситуацию в свою пользу, она то и дело поглядывала на кулон, найденный на месте крушения самолета. Чутье подсказывало, что это важная улика.

Иммунолог Александр Борисович Крез был интеллигентным мужчиной за семьдесят. Несмотря на это, и длинные седые бакенбарды, он выглядел значительно моложе, даже молодежь удивляя своей энергичностью. Греческий тип лица и проницательные глаза делали его похожим на античного философа. Крылова уже давно с ним работала и полностью ему доверяла.

Увидев кулон, Александр Борисович удивленно застыл. А затем рассмеялся.

— Ахахах! Где Вы это взяли?

— А что это?

Крез задумался.

— Вообще-то, это символ масонов. Видели американские доллары? Помните? Там на банкноте есть пирамида и вот такое Всевидящее око над ней.

— Почему это «око» на кулоне? — она, кажется, вспомнила такое, но ей нужно было больше.

— Да Бог его знает, — снизал плечами иммунолог. — Я думаю, что это нечто типа талисмана, чтоб притягивать деньги и благополучие.

— То есть, это просто талисман? Как кроличья лапка? — Лена испытала разочарование.

— Однозначно.

— А у нас есть масоны? — она не унималась, цепляясь за каждую подсказку.

— Когда-то были. Это же интернациональный символ. А сейчас… Елена Ивановна, откуда у нас сейчас масоны? — он хмыкнул и вынес окончательный вердикт. — Это ничего не значащая побрякушка.

— А вообще, что он значит? Почему для притягивания денег такое странное изображение? — сказанное коллегой не убедило девушку — наоборот, она возбудилась, почувствовав зацепку.

— Глаз… — Александр Борисович умолк, разглядывая кулон. — Гмм… как бы это сказать… Он не несет практической нагрузки. Не имеет смысла, так сказать. Люди дали ему такое свойство — притягивать деньги — только потому, что он из золота, и он был на долларах.

Крез засуетился, поглядывая на часы.