Охотник спрыгнул со Стены прямо на Ми-28, одновременно его блестящее эбеновое тело продолжало сотрясаться от поглощаемых пуль. Вспыхнувшее пламя сзади, от взрыва цистерны с керосином, застало супермонстра врасплох — его поглотил огненный столб, прекративший расширяться как раз перед курносым вертолетным носом. Полковник еще с минуту сжимал гашетку, продолжая расстреливать огонь, в котором исчез Король краклов.

Пламенный язык в боевом ходе достиг поддонов со снарядами. Мощный взрыв сбоку всколыхнул воздух огненной бурей — Ми-28 тряхнуло, а осколки изрешетили вертолет.

Егозин выронил штурвал, повалившись на панель, и Опустошитель потерял управление. Накренившись, он спикировал вниз и спустя мгновение врезался в сторожевую вышку, вспыхнув, как фейерверк с разлетающимися винтами.

Башня рухнула. И вся Стена стала валиться, взрываясь напалмом… сжигая морфов и погребая их под завалами.

Первый младенец оказался мертворожденным. Маленький серокожий морф, сморщенное тельце с уже крепкой костной системой, дитя монстров, имевшее еще меньше человеческого подобия, чем его родители. Огромная пасть на всю голову, уже с острыми зубками, но без хоботка — он спрятался глубоко в глотке как нераскрывшийся бутончик. Я его назвал Лепрозорием — слава Богу, мы были в защитных костюмах.

Лилит при родах скоропостижно скончалась — остановилось сердце и исчезло дыхание. Нервная система еще работала под воздействием вируса INVITIS, конечности подергивались, но монстромать однозначно отправилась в иной мир — я думаю, это был ад для упырей.

«Если бы он не был мертв, его следовало бы усыпить» — заметил я, с трудом сдерживая рвотные позывы при виде маленького страшилища. Хотя, тошнота могла иметь и другое объяснение, медицинского характера. По крайней мере, так говорила Кареглазка, изучившая мои ранения и напихавшая меня анальгетиками и другими препаратами неизвестного предназначения.

— Я помогаю тебе, а не отравляю, — сказала она, требуя обнажить ягодицу для последнего укола. — Адреналин. Временно это приведет тебя в норму. А потом — постельный режим.

— Постельный режим — только с тобой! Жду с нетерпением! — довольно сообщил я.

Сейчас у нас с ней все было прекрасно. Я добрался на нижние этажи — не скажу, что это было просто — я то и дело полз словно гусеница по коридорам и лестничным маршам. Наконец, из последних сил я затарабанил в дверь биоцентра — и Лена обрадовалась, обнаружив меня на пороге. Она одобрила идею спрятать Милану в Кубе. И разрыдалась, узнав о печальной участи Цербера. А затем ошарашила Зойку и поцеловала меня. Ведь Бергман еще не была в курсе наших романтических отношений.

Нежно прикусив верхнюю губку Кареглазки, я не отпускал, пока она не ущипнула меня за задницу. Много работы, объяснила она. Естественно, Цербера-Ковчега мы потеряли, а Илион захлебывался в атаках трескунов. Надо бы поскорее разобраться с монстроматкой и уматывать.

Второго детеныша пришлось извлекать, разрезав Лилит. Бергман оставила всякие приличия и во всю материлась, требуя усыпить подопытных в виварии. Ей постоянно слышались стрекотня и скрежет. Крылова уступила и как раз Зойку и отправила — больше и некому было. А Лена тем временем искусно сделала Лилит кесарево сечение, словно только этим и зарабатывала на хлеб.

— Божечки ты мой! — ахнула она, вытащив из разрезанной матки нечто окровавленное.

Только из любопытства я заглянул за ее плечо. На меня смотрели хоть немного и затуманенные, но синие-синие глаза. Как ультрамарин. А затем раздался крик, и младенец заголосил на весь Логос. Второй новорожденный выглядел полностью как человеческий младенец — сморщенный-скукоженный, белокожий и даже немного симпатичный.

— Они убили свою мать, — прозрела моя рыжая умнячка. — Точно! Один ребенок умер и отравлял Лилит изнутри. А второй — вызывал отторжение организма. Это невероятно!

****

Из развалин выползло рельефное черное тело, потрепанное и обгоревшее. Охотник все также стремился вернуть Мару, хотя силы его были на исходе. Психический контакт с новым поколением был слабым, но достаточным, чтоб определить нужное направление. Опершись на сломленную бетонную плиту, он выпрямился, шея вздулась жилами, а по спине прошла мышечная судорога.

Биомеханический организм пришел в движение и Король уже был на полпути к Логосу, когда получил удар сзади. Боль всего лишь играла роль индикатора опасности, поэтому, разворачиваясь в сторону источника, он оставался хладнокровным. И тут же получил новый сокрушительный удар. И еще один — в голову, прямо над пастью.

Горин был настроен решительно, хотя экзоскелет повредился и едва удерживался в вертикальном положении. Он обгорел, сам уже превратившись в чудовище, на лысой голове вздыбилась ошпаренная кожа, разорванная щека трепыхала побуревшими шматами, а все тело, фактически, являлось голым мясом. По сути, только боевая оболочка позволяла полковнику оставаться в строю — внешний скелет стал основным, а металлические ремни зажали кишечник, не давая ему вывалиться.

Под ногами валялся последний шприц с морфием.

Роботизированные руки орудовали двумя большими кинжалами, которыми Горин, словно в танце, ловко вспарывал плотную шершавую шкуру неоморфа. Охотник практически не видел, кто его атакует, его челюсти несколько раз лязгнули совсем рядом с лицом полковника, когти проскочили вблизи шеи. В ответ Горин вспорол на эбеновой шкуре еще две дыры и провел длинную борозду в туловище вожака.

Взбешенный супермонстр стал прыгать, суматошно нанося удары во все стороны. Это принесло эффект — поврежденный экзоскелет стал менее подвижным, и внезапно зубы неоморфа все же настигли человеческую шею, с хрустом перекусывая позвонки. Экзоскелет с громыханьем завалился, а Король краклов немедленно воссел сверху, неспешно, будто с удовольствием погрузив когти вглубь обожженной плоти.

Мощный выстрел разнес Охотнику челюстные кости.

— Ты же знаешь, дружок — я ни за что на свете не пущу тебя к моей жене, — ладонь Горина с трудом удерживала пистолет, но он ухмылялся.

Король взревел, и стрекот морфов во всем Илионе прекратился. Он выбил пистолет и впился в лицо вояки разорванной челюстью — обгладывая мясо до костей. Когти снова проникли вовнутрь… и через мгновение он извлек большое, еще трепещущее человеческое сердце.

Пульсирующий мешочек исчез в распахнутой пасти, брызнув кровью, и неоморф снова взял путь на Логос. После сражения с человеческим вожаком он стал еще слабее, из-за чего испытывал раздражение. Или его ярость была спровоцирована потерей ментального следа Мары?

****

Бергман вернулась чересчур быстро. Я сразу понял, что это плохо.

— Они вышли! Они вылезли! — заголосила она, вбежав в операционную и захлопнув дверь.

— Ты же закрыла люк? — спросил я, имея в виду бронированную дверь от вивария.

— Я не успела. Хотела войти, а они набросились! — лепетала Зоя. — Надо убегать, они скоро будут здесь. Я захлопнула дверь в предбаннике, но она хлипкая. У нас есть минут десять от силы — а может, и нет.

Захотелось наподдать ей, но я сдержался. Хочешь ли ты, чтоб какой-нибудь мудак бил твою дочь? — однажды спросила Кареглазка. Когда я обдумал это, то понял — нет, не хочу. Черт с тобой, белобрысая тупица!

Мы потеряли все — и в то же время, у нас еще оставалось самое ценное — мы сами, наши жизни. Краклы рядом, краклы сверху — мы оказались меж двух огней. И Кареглазка кое-что знала.

— Нам нужно уйти отсюда. Морфы пришли за Лилит — отдадим ее. И мертворожденного. Отвлечем внимание. Главное, придумать потом, как сбежать?

— И куда, — добавил я.

— В штаб, естественно, — бескомпромиссно констатировала Бергман.

Времени было в обрез, поэтому мы быстро собрались. Лена понесла синеглазое дитя Лилит, мальчика с человеческим обликом, а я с помощью Зои катил тележку-каталку с привязанными трупами монстроматки и Лепрозория. По пути, в течение тех 5-10 минут, что мы скакали по лестничным маршам, как кенгуру, елозя каталку по ступенькам (лифт не работал), мы переговорили. В частности, я высказал гипотезу, что мальчик является результатом горизонтального переноса генов после укуса Цербера.