Дверь открылась, и на пороге появился хозяин этого проклятого места. Он был без рубашки, в одних лишь джинсах. «Красивое тело» — равнодушно отметила я, пребывая в какой-то прострации.

— Вот ты и снова в моих руках, Криста, — он улыбнулся, но улыбка была больше похожа на оскал и не обещала ничего хорошего. — Знаешь, я привык, чтобы то, что я считаю своим, было всегда под рукой. И представляешь, неделю назад одна из особенно дорогих мне вещей, любимая игрушка, пропала.

Я истерично усмехнулась. Каждым своим словом он пытался меня задеть, надеялся унизить, но мне было абсолютно все равно. Для меня все его слова были набором звуков, не больше.

— Тебе смешно? — рыкнул он.

Я молчала, глядя на мужчину в упор. Похоже, мое безразличие и молчание, разозлили его еще больше. А чего он ждал? Что я на коленях буду молить его о прощении? Что же, мечтать не вредно.

— Кто тебе дал право разговаривать с моей бабушкой? — взорвался он, я же продолжала молчать. — Что ты ей наговорила? Отвечай!

Инстинкт самосохранения молил сделать что-нибудь, дабы утихомирить мужчину, но я его игнорировала. Я устала. Устала бояться. Пошел он к черту. И поэтому просто игнорировала его истерику. Если он хочет причинить мне вред, то все равно это сделает, так какой смысл унижаться?

Потеряв терпение, он со всей дури схватил меня за волосы и заорал, гладя мне в глаза:

— Отвечай на вопрос!

— Всего лишь правду, — рассмеялась я.

Со всей силы он швырнул меня на пол, и я болезненно приземлилась, обдирая кожу на руках и ногах.

— Ты посмела убежать от меня. Из-за тебя моя бабушка ненавидит меня, из-за тебя я лишился некоторой суммы денег, — перечислял он, расстегивая ремень. - Все, Криста, я устал с тобой любезничать. Сейчас, я тебя накажу, чтобы впредь тебе и в голову не пришло выкинуть что-то подобное.

Подняв меня с пола резким рывком, чуть не вывернув мне руку, он срывал одежду, ни грамма не заботясь о сохранности вещей. Когда он посмотрел мне в лицо, то рассвирепел еще больше, потому что не увидел там привычного ужаса и слез. Я и сама не понимала своих реакций, эмоции как будто ушли куда-то.

Заломив мне руки за спину, он кинул меня лицом вниз на койку и привязал мои запястья к изголовью. Я, ожидавшая грубого изнасилования, как это было в первый раз, невольно вскрикнула, когда мою только-только начавшую заживать спину обожгло ужасной болью. Раз. Я стиснула зубы. Два. Зажмурилась. Три. Предательские слезы стали подступать к глазам. Надо терпеть. Не нужно показывать слабость. Ни за что. Нет. Четыре. Две соленые капли упали на матрац. Пять. Шесть. Семь. К концу экзекуции я уже перестала считать. В голове билась лишь одна мысль — я должна вытерпеть.

Больно. Слишком больно. Все тело один оголенный нерв. Мой мучитель взял пальцами меня за подбородок и стер нежным касанием одну из влажных дорожек, но показная нежность не обманула меня.

— Терпишь? — вкрадчиво спросил он. — Решила бороться, показать силу характера? Зачем оно тебе, Криста? Попроси прощения, но как следует, от души, признай мою власть над собой, и я прекращу это.

— Пошел ты, — еле слышно прошептала я.

В глазах вспыхнули фейверки, когда он наотмашь ударил меня по лицу.

— Сука, — прорычал он голосом, полным бешенства.

На какое-то время Джонсон исчез из моего поля зрения, а когда вернулся, уселся на меня сверху и ножом сделал довольно глубокий надрез на руке.

— Посмотрим, что ты на это скажешь, — с этими словами он прислонил к ранке смоченную какой-то жидкостью тряпку. Боль была так сильна, что я взвыла сквозь стиснутые зубы, а из глаз неудержимым потоком брызнули слезы. Казалось, что раненное место огнем жгут.

Я не сразу поняла, что тряпка пропала, и боль стала слегка терпимее. И пока я хватала ртом воздух, новая боль сильнее всего того, что я чувствовала раньше, пронзила меня. Адриан ворвался в мой задний проход, буквально разорвав мое тело. И я закричала, так, как не кричала никогда. Крик оглушил меня, оставляя звон в ушах. Насильник не обратил на этого никакого внимания и продолжал истязать меня, толчок, еще толчок, и еще и еще…

Кровь облегчала ему движение, и, когда он, наконец, достиг разрядки, я могла лишь болезненно стонать, уставившись пустым взглядом на стену. Я не заметила, как он освободил мои руки, и лишь как будто издалека, сквозь шум крови в ушах донеслось:

— Привыкай. Теперь это будет твоей каждодневной реальностью.

Я осталась одна, ощущая в душе только пустоту, а в измученном теле боль. Я больше не могу. Я старалась, видит Бог, я старалась! Старалась выдержать, старалась быть сильной, но оказалась слишком слаба.

Все надежды стать когда-нибудь счастливой — рухнули. У меня никогда не будет семьи, любимого мужа и детей. Я не построю карьеру, не найду друзей, с которыми буду встречаться по выходным, не увижу родных… Я никогда не буду свободна…

Если я убегу, он меня найдет и вернет в ад. Бесполезно бегать, негде прятаться. Он везде найдет. Да и вряд ли он даст мне новую возможность.

Каждый день будет наполнен болью и одиночеством. Я не хочу. Не могу. Сломалась. Нет больше сил бороться. Но я не позволю ему выиграть…Он меня не получит. Он не победит.

От принятого решения душу наполнила легкость. Скоро все это прекратиться. Больше не будет страданий и отчаяния.

Превозмогая боль, я сползла с койки, нащупав рукой острый камень, который использовала для чистки грязи под ногтями, и сцепив зубы стала вскрывать вены… Скоро не будет боли. Ничего не будет. Главное успеть…

Глава 11. Адриан.

Янтарная жидкость играла с кубиками льда и притягивала взгляд. Если бы меня спросили, сколько я уже вот так сижу, ответить я бы не смог. В голове была удручающая пустота, пришедшая на смену ярости, которая недавно буквально ослепила меня.

Тут я чуть ли не подскочил на месте, сейчас, когда голова прояснилась, произошедшее виделось мне до одури мерзким. Я, конечно, планировал наказать Кристу, ну не до такой же степени! Я должен пойти и посмотреть как она, вот только я не был готов встретиться лицом к лицу с последствиями своего помешательства. Черт. «Не будь трусом, Адриан» — сказал я себе и направился в сторону подвала. Ей, наверное, понадобиться врачебная помощь, и поэтому я набрал доктору Хофману.

Осторожными шагами я подошел к металлической двери и замялся, откровенно труся открыть дверь. Я стал противен сам себе, давно ли я стал такой неуверенной в себе размазней?

Распахнув дверь, я осмотрел помещение и ужаснулся, когда мои глаза нашли девушку. Она лежала на залитом кровью полу, раскинув руки в стороны, на запястье левой руки была отвратительная, глубокая рана, на правом запястье травма была не так ужасна. Но самое кошмарное ее лицо, совершенно белое с застывшей торжествующей улыбкой.