Яр

Телефон остался на столе. Заберу, когда она уйдёт. Сворачиваю в тёмный открытый проём по диагонали через коридор. Наугад выдвигаю стул. Руки саднит, так сильно сжимаю кулаки. Хочется что-нибудь разбить.

Злюсь на неё. Ещё больше на себя. Пропал в ней. Этой отчаянной девушке с полным раздором внутри. Не мог я в ней ошибиться. Никто так заразительно не смеётся, так искренне не плачет, так безудержно не отдаётся увлекающему занятию, будь то проект…или секс. Никто так не всхлипывает, руша собственную браваду о смелости и холодном расчёте.

Выходит. Как призрак. Бледная, словно прозрачная. Босиком. Безостановочно тянет вниз юбку. Даже если бы я стоял рядом, она бы меня не увидела. Её защитная скорлупа осыпалась. Непроизвольно подаюсь вперёд. Тянет. Будто в неё встроен мой личный магнит.

Провожаю её глазами. Чаще отвожу взгляд в сторону, помня о чувствительности к моему пристальному вниманию. Плохо получается. Красивая. Пытается закрыться, а сама вся как на ладони. Открыта — и тем ещё красивее.

Тридцать три минуты. Она пробыла в моём кабинете тридцать-три-минуты. Как она? На секунду прикрываю глаза. Знаю — напугал. Надеюсь, что разбил её раковину. Вдребезги. Тем, что отступил. Точно могу назвать момент, когда она решила не сопротивляться и позволить себя наказать. Нет. На этот раз не выйдет. Она сильная и умеет слышать. Значит сможет найти в себе силы услышать правду.

Со мной тяжело. Сколько раз попрекали моим молчанием. Только Лизе оно не мешает. Она и сама не балует разговорами. Они лишние. С ней будто на одной волне, понятной и импульсной. Идеальный тандем: один начинает, второй подхватывает. Мы как сработавшиеся напарники. Без слов. Взгляд, кивок, знак. Совпадение резьбы, паз в паз. Она не нарушает моё пространство. Она его дополняет. Умеет сразу переходить к сути. Никак не разберусь до конца, сама по себе такая или подстраивается под меня.

Но она всё равно девочка. А они любят, чтобы с ними разговаривали. Только я всё сказал. По-своему. Повторять вслух неуместно. Получится как принуждение. Или хуже — выпрашивание. Ни того, ни другого нам обоим не нужно.

Я не давил, не торопил. Ей нужно время поверить. В итоге, она решила, что меня устраивает просто секс. Никто никому ничего не должен. Слишком много отрицания в одной фразе.

Лиза забирает свои вещи и направляется к лифтам. Странно. Тут же поворачивает к лестнице. Хорошо.

Захожу в свой кабинет. Не включаю свет. Мигающий экран видно. Телефон развёрнут. Беру его и чувствую тепло. Она точно держала его в руках. Не сомневаюсь, что без злого умысла. Так и не могу её просчитать, но уверен, что она честная. Во всём, кроме одного. Зачем-то продолжает обманывать себя и цепляться за образ холодной бесчувственной дамы.

Как она ожила, когда увидела ту брошюру о детском доме. Как будто гирлянду включили в розетку. Колоссальная отдача от совпадения профессионального и личного интересов. Приседаю. Тонкая книжка лежит в нижнем ящике стола, который я выдвигаю. Как одержимый фанат, открываю её иногда. Ей идёт короткая стрижка. Красивая шея — её личное украшение. Только девушка на фотографии с хвостом длинных волос выглядит трогательной и не прячущейся, в отличие от Лизы, которую я знаю.

Отзывчивая, даже азартная — наверное, такой она была прежде — Лиза поддержала случайно начатую игру в четыре буквы, и мой интерес разгорелся сильнее. Получалось особое удовольствие, когда удавалось вызвать румянец на её щеках, хотя она стойко старалась преодолеть смущение.

Весь мой хвалёный самоконтроль расползся по швам. Приходится посещать тренажёрный зал рано утром, когда мало людей. Общественные душевые вызывают слишком явную реакцию, свидетельницей которой может быть только она.

Вытаскиваю буклет и сую его в мусорную корзину. Резко задвигаю ящик на место и распрямляюсь. Почему она сдерживается? До сих пор. Вижу, что тянется, но обрывает себя на полуслове. Границы стираются лишь в постели. Чувственная. Раскрепощается и не зажимается фальшиво. Такая отдача и участие, что срывает все тормоза. Кажется, её груди всегда тесно в одежде и хорошо только в моих руках. Даже просто смотреть на Лизу приятно. Хочется поймать её, коснуться, помочь, оградить, на руки взять и не отпускать. Добро пожаловать везде, кроме губ. С ума меня сводят её губы. Любовь по её определению? Кажется, у меня к ней что-то гораздо большее. И оказаться в этом большем я смогу, только когда её губы примут меня. Примут ли…

Секс с ней тоже что-то гораздо большее. Невозможно насытиться. Становлюсь помешанным из-за этой непросчитываемой женщины. Мне катастрофически не достаточно видеться с ней раз в неделю. Усмирял либидо, врубая терпение на максимум. Не сработало.

В моём баре пополнение. Розовое вино. Полусухое. Калифорнийское. Как она любит. Вино возрождает её смех. Настоящий. Я всё же услышал его ещё раз. Второй. Возможно, последний. Запускаю руку в волосы, грубо прочёсываю их пальцами.

Она же со мной спит. Заснуть можно только рядом с тем, кому доверяешь. Я начинаю сомневаться в том, что мы можем быть вместе, и она тут же засыпает рядом. Впервые — в машине. Пришлось покататься по городу и сдвинуть время доставки ужина. Единственный раз, когда радовался красным сигналам светофора, потому что мог беспрепятственно на неё смотреть. Всё такая же красивая и не менее далёкая. Чуточку ближе во сне. Хочу с ней улыбаться. Она как лучик. Проникает в поры.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Решительная и хрупкая. Сама не заметила, как заплакала тогда из-за того ушлёпка Ди-мы. Снова честно поступила, хотя испугалась. За меня. Она не готова к отношениям. Но с ней нельзя по-другому. Она не на один раз. Мне её всё время мало. Хочу ещё и ещё. Как сон, так и слёзы — их позволяешь с тем, кому доверяешь. Я был готов убить за неё и в то же время рад её слезам, которые она разрешила мне увидеть. И утешить. Зубы сводило, как хотелось увезти её к себе. Уверен, она бы согласилась. Однако желание, чтобы сделала это не под влиянием обстоятельств, перевесило. Отвёз домой. А потом оборвал телефон Виктора с докладами, как она и где.

Всегда с радостью навещаю родителей. Дел у них невпроворот. А все мысли рядом с ней. Еле дождался отъезда. Гнал и нарушил все возможные ограничения. Когда вошла с этим своим блокнотом, прижатым к груди и скрывающим её от меня, готов был наплевать на разгар рабочего дня и наброситься прямо на столе в кабинете. Сумасшествие.

Приём. Была мысль поставить перед фактом как рабочую необходимость. Только хотелось её в пару, а не коллегой. Оставил статус открытым. Она оценила и согласилась. Маленький, но шажок на сближение.

Самый сложный — денежный вопрос. Она приняла блокнот и цветы, спокойно отнеслась, что наш винный ужин оплатил я, хотя мелькнула мысль, что могла зацепиться за несвидание. Женщина в ней победила расчёт. Обвела меня вокруг пальца с картой. Использовала по-своему. Дважды подчеркнула, что не охотится за моими деньгами. Я знаю. Как и за мной самим. Именно об этом она сообщила, когда сказала, что предохраняется. Никаких сюрпризов. По-честному.

Лиза в работе. Сосредоточенная и приветливая. Лиза с детьми. Открытая и искренняя. Лиза с директорами. Внимательная и не заискивающая. Заставила меня понервничать в ожидании вечера, хотя был уверен, что она не пойдёт на попятный, раз пообещала.

Вышла из салона. Нокаут. Только я остался в относительном сознании. Такая красивая. Глаза блестели, потому что нравилась сама себе. Упрямая. Моя карта молчала, как и я. Не мог подобрать слов. А она их ждала. Ждала так, что начала сомневаться в себе. Не передающий и сотой доли моего восхищения комплимент — и она разулыбалась, расцвела. Расстояние между нами сократилось. Она подпустила к себе. Боялся спугнуть. Хотя заставить себя не касаться её не мог. Ревновал. Без повода, но я видел, как на неё смотрели. Точно сумасшествие. Смелая. Моя. Вдруг ясно осознал, что она моя. Во всех смыслах.