Весть о том, что старик жив, испортила леди Морган остаток дня. Энди предпочел остаться у деда в библиотеке, единственном месте, где он мог укрыться от злых насмешек матери.

— Отвратительно!

Опираясь на саблю, адмирал стоял у открытой двери, ведущей в сад, и наблюдал за тем, как его сын возится с рыбками. Энди сидел в кресле, перекинув ногу через подлокотник, и лениво листал книжку.

— Он что, целуется с этими рыбами?

Энди поднял глаза.

— Он с ними разговаривает.

Адмирал покачал головой:

— Он их целует!

Энди нехотя поднялся и подошел к деду. Лорд Морган стоял на четвереньках около пруда. Его губы беззвучно шевелились. Раздался всплеск, и над поверхностью воды мелькнуло что-то ярко-оранжевое.

— Действительно, целует, — согласился Энди.

Сад Морган-холла был любимым творением Перси Моргана. Он лично руководил огромным штатом садовников, которые превратили уголок дикой природы в лабиринт живых изгородей и аллей и украсили его каскадами водопадов.

Лорд Морган разбил свой великолепный сад на участки и называл их «землями». На Фруктовой земле заботливо выращивали яблоки, апельсины, самые разные ягоды. Лесная земля была миниатюрной копией легендарного Шервудского леса. Поросшая травой низина — там обычно накрывали стол и ставили скамьи — пышно именовалась Землей весенних лугов. Все это впечатляло даже видавших виды аристократов, но самым грандиозным проектом лорда Моргана стала Земля тропических рыб.

В этой части сада находилось несколько расположенных каскадом прудов с морской водой. Лорд Морган и его садовники более трех лет обустраивали водоемы, в которых могли бы обитать тропические рыбы. Два раза в месяц в прудах меняли воду — ее привозили в поместье на повозках. Перси Морган заключил с капитанами кораблей договор о поставке тропических рыб из Карибского моря. Судовладельцам такая сделка пришлась по душе — благодаря ей корабли возвращались из Вест-Индии, куда они доставляли чернокожих рабов, не порожняком, а с грузом. К тому же им хорошо было известно, что хозяин Морган-холла готов заплатить за редкую рыбу не меньше, чем за молодого крепкого раба.

— Вот в чем разница между нами, — сказал адмирал Морган внуку, ткнув саблей в сторону сына. — В мое время англичане воевали с испанцами, а этот англичанин воюет с рыбьим грибком.

Фыркнув, старик захромал назад, в свое кресло у камина. Он опирался на саблю, как на трость. Энди с тревогой наблюдал за ним: «Я паникую или дед действительно идет слишком медленно?» С трудом доковыляв до кресла, адмирал, словно судно, которое входит в док, развернулся в нужном направлении и чуть помедлил, прежде чем сесть. Потом, тихонько крякнув, грузно опустился в кресло. Не так давно Амосу Моргану перевалило за семьдесят. Закрыв глаза, он пытался отдышаться.

— Ты видишь перед собой старую развалину, дружок, — раздался наконец его усталый скрипучий голос. — Дни мои сочтены, Энди. Признаться, я даже рад этому. Надоело быть жалкой рухлядью.

Энди промолчал. Он не впервые слышал это от адмирала и не слишком встревожился. Когда дед начинал рассказывать о своей жизни, не было человека бодрее и энергичнее. Надеясь, что старик вновь предастся воспоминаниям, юноша настороженно замер.

Адмирал продолжал:

— Дрейк умер, Хокинс умер… Англия была на вершине славы! Но все миновало… — Он тяжело вздохнул. — Лучший выход — смерть. Слишком долгая жизнь — это проклятье. Дрейку и Хокинсу хотя бы не довелось увидеть, как гибнет их любимая страна.

«Что ж, — подумал Энди, — уже кое-что. Раз он вспомнил про Джона Хокинса и Фрэнсиса Дрейка, дело пойдет. Осталось немного помочь ему».

— Дед, объясни мне, почему не все любили сэра Фрэнсиса Дрейка?

Адмирал приоткрыл один глаз и пронзительно взглянул на внука. Старик знал, чего добивается Энди. Усмехнувшись, он смежил веки и умиротворенно откинулся на спинку кресла.

Наконец-то! Амос Морган всегда рассказывал свои истории, приняв такую позу. Энди терпеливо ждал, когда адмирал заговорит о тех, кто уже покинул эту землю. Молодой человек готов был отдать все на свете за возможность проникнуть в видения деда.

— Дрейка многие не любили, — промолвил адмирал. — Его называли «парвеню», — последнее слово он произнес с нарочитым французским акцентом.

— Парвеню?

— Выскочкой. Прохвостом. Дрейк никогда не был кладезем добродетели. Он ведь так и не научился правильно говорить, — адмирал улыбнулся. — Если бы Дрейк не состоял в родстве с Хокинсом, в его кармане так бы и свистел ветер и умер бы он нищим фермером.

Амос засмеялся, смех тут же перешел в кашель. Прокашлявшись, старик вытер рот носовым платком и тихо продолжил:

— Однако наглости ему было не занимать! Этот выскочка не раз вытаскивал нас из самых опасных передряг… Он вытворял такое, что нормальному человеку и в голову бы не пришло.

Адмирал вновь закашлялся, на сей раз он совсем уж задохся. Когда приступ миновал, старик грузно откинулся в кресле, ослабевший и мокрый от пота.

— Но Дрейк умер, — прерывистым голосом прошептал Амос Морган. — И Хокинс тоже… — он помолчал. — Так почему же я все еще здесь?

— Наверное, потому, — нерешительно сказал Энди, — что ты нужен мне.

Амос улыбнулся и ласково погладил внука по руке.

— Нам было хорошо вместе, правда? — спросил он. — Но теперь наступает твое время. Тебя ждут приключения. Твои приключения.

И тут Энди вспомнил о том, как его едва не ограбили на большой дороге.

— Ах, дед, да ведь я чуть не забыл! Знаешь, я попал в переплет.

И Энди побежал за ножом и книгой епископа, которые оставил у входа в библиотеку. С гордостью продемонстрировав их старику, он поведал ему о своей схватке с грабителями. Адмирал внимательно выслушал его. Он взял нож и поднес поближе к своим слабеющим глазам, затем тщательно обследовал увесистый том, заинтересованно расспрашивая Энди о деталях происшедшего. Амос Морган искренне радовался находчивости своего внука, додумавшегося защищаться книгой. Юноша рассказал деду и о том, что епископ Лод пригласил его к себе в Лондон.

— Епископ Лондонский? — поморщился адмирал. — Мне всегда казалось, что от священников мало проку. Что ему от тебя надо?

— Епископ сказал, что я буду защищать Англию от внутренних врагов. Я буду докладывать о них ему, а он — самому королю Карлу.

— Внутренние враги, смотри-ка… — Адмирал пролистал книгу, чтобы посмотреть, глубоко ли вонзился нож. — Хорошая вещь, — заметил он, — мне нравится Лэйфилд. Много полезных сведений, ничуть не мешающих увлекательному повествованию. — Вернув книгу Энди, он продолжил: — Внутренние враги… их нелегко узнать. В мое время все было куда проще. Ты всегда знал, кто твой враг. Это был тот, кто лез на твой корабль с саблей наголо, ругаясь по-испански.

— Думаешь, мне не стоит ехать в Лондон? — спросил Энди.

Адмирал хотел было ответить, но опять мучительно закашлялся. Когда приступ утих, он едва дышал. Наконец, справившись с собой, старик сказал:

— Нет, это не так, мой милый. Думаю, ты должен ехать. Сегодня же.

— Сегодня?

— А почему нет?

— Сегодня я не могу. Если я уеду, отец отдаст Морган-холл Филиппу. Я не намерен терять дом, а уж тем более уступать его брату. Я хочу сохранить дом для тебя, дедушка, хочу сделать его таким, каким он был раньше.

Адмирал сидел, опираясь на спинку кресла и тяжело дыша.

— Уж я-то понимаю, как тяжело расставаться с Морган-холлом, — прохрипел адмирал. — Но в жизни есть вещи и поважнее. Порой, расставшись с чем-то очень дорогим, ты можешь найти то, что полюбишь еще больше. Так я встретил Джорджиану. — При упоминании о жене глаза старика увлажнились. — Знаешь, когда мы с Джорджианой покидали Морган-холл, у нас было заведено так: я доставал дорожный сундук, она паковала вещи и мы отправлялись в путешествие. Когда я был с ней, я забывал о кораблях и морских приключениях. И даже Морган-холл отступал в тень.

Он поднял глаза на внука, и тот увидел на морщинистой щеке старого адмирала тяжелую слезу.