Лод отдал арбалет Энди и победоносно двинулся к зарослям. Раздвинув кусты, епископ застыл. Он стоял, как громом пораженный. Его плечи опустились. Энди услышал сдавленный рыдающий звук и понял: случилось что-то ужасное.

Кусты были такими густыми, что Энди пришлось подойти к епископу вплотную. Лишь тогда, заглянув через его плечо, он увидел, на что смотрел Лод.

Сын лорда Честерфилда!

Стрела вошла мальчику в левую щеку, наконечник торчал у него в затылке. Левой рукой ребенок сжимал стрелу. Умирая, он пытался вытащить ее.

— Господи, прости меня! — Епископ Лод опустился на колени и заплакал.

Через три дня по возвращении из Девоншира Энди обнаружил у себя на подушке послание. Оно было кратким: (18/3/3–6). Взглянув на шифровку, Энди забеспокоился: цифры выглядели как-то коряво, а ведь епископ Лод всегда писал уверенно и размашисто. Энди смутило и другое. Никогда раньше епископ не посылал ему шифрованные послания из соседней комнаты. Что заставило Лода это сделать? Почему он не мог просто поговорить?

Несокрушимый епископ Лод так и не пришел в себя после несчастного случая на охоте. По пути в Лондон он был печален и молчалив. Четыре дня он не ел и не спал. Забившись в угол экипажа, он сидел неподвижно и смотрел в окно. Когда карету подбрасывало на ухабах, его тело беспомощно сотрясалось, словно это был не человек, а тряпичная кукла. Едва прибыв в Лондон, епископ прошел к себе в комнату и заперся там, как преступник, отправившийся в тюрьму отбывать наказание.

Было предпринято несколько попыток убедить Лода открыть дверь. Он не реагировал на мольбы толстяка повара и не отвечал Тимминсу, который сначала уговаривал его спокойно и сдержанно, а затем — жестко и требовательно. К ним присоединился Энди, и тоже безрезультатно. На два дня Лондон остался без епископа, словно тот умер. На третий день на подушке Энди появилось послание.

Это была первая попытка Лода вступить в контакт с внешним миром. Энди открыл Библию и нашел нужные строки в Книге Иова: «…погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя! Ночь та, — да обладает ею мрак, да не сочтется она в днях года, да не войдет в число месяцев!»[55]

Энди несколько раз перечитал послание, не зная, что делать.

Следующее утро не принесло перемен. После завтрака Энди сидел в библиотеке с письмом епископа в руке. Ему очень хотелось с кем-то поговорить, спросить совета. И вдруг он услышал:

— Ты не можешь придумать занятия получше, чем сидеть здесь и сосать палец?

Энди поднял глаза. В дверях стоял Элиот. Мотнув взъерошенной огненной головой, приятель Энди беспечно плюхнулся в кресло.

— Как провели время в Девоншире? Славно поохотились?

— Не очень.

— Что значит «не очень»? Ты подстрелил оленя?

— Нет.

— Неудивительно. Небось даже не пытался.

Энди покачал головой.

— Я так и знал. Ты не охотник, — Элиот энергично поскреб макушку, еще больше взлохматив волосы. — А где епископ?

— У себя в комнате. Вряд ли сегодня тебе удастся его увидеть.

— Он болен?

— Нет. Просто никого не желает видеть.

— Что значит не желает? Мы договорились встретиться утром. Я только что вернулся из Скарборо, — и, скорчив многозначительную мину, Элиот тут же добавил: — Забудь, что я сказал, это тайна. Хотя епископ наверняка не стал бы от тебя это скрывать.

Элиот Веннер оглянулся и убедился в том, что их не подслушивают. В его глазах вспыхнули злые огоньки.

— Там есть один священник, который скоро будет щеголять с клеймом на щеке. Лод останется доволен. Он давно имеет зуб на этого типа!

Энди вгляделся в рябое лицо друга. Ему было просто необходимо с кем-то поговорить о епископе. Годится ли для такой беседы Элиот? Едва ли он способен к состраданию, хотя, без всякого сомнения, Элиот целиком и полностью предан епископу. Наверняка душевное состояние Лода было ему небезразлично. Но Энди что-то мешало.

Он смотрел на Элиота так пристально, что тот почувствовал себя неуютно.

— Чего это ты на меня уставился?

Энди не знал, с чего начать.

— Епископ доверяет нам с тобой, верно?

Голос Энди звучал так печально, что Элиот насторожился.

— Да, и что с того?

Энди помолчал. Что-то в нем противилось этому разговору.

— Хватит тянуть! — нетерпеливо прикрикнул Элиот. — Что стряслось с епископом? Он болен?

— Не знаю, — ответил Энди.

— Заладил: не знаю, не знаю! — Элиот начал злиться. — Давай выкладывай!

И Энди рассказал приятелю о несчастном случае и о том, что последовало за ним. Епископ плакал над неподвижным телом сына лорда Честерфилда и никак не мог успокоиться. Несмотря на уговоры молодого человека, он не отходил от убитого. Особенно потрясло его то, что голова ребенка пронзена насквозь. Лод дважды протягивал руку, чтобы вытащить стрелу, но ему не хватало решимости прикоснуться к ней. Энди пришлось самому извлечь ее из головы мальчика. Сделать это оказалось гораздо труднее, чем он думал. Однако он справился. Епископ тут же схватил стрелу. Энди испугался, что он поранит себя, но, казалось, Лод немного успокоился. Он прижал стрелу к груди и сидел, раскачиваясь взад-вперед.

Элкинс тоже был не в лучшем состоянии. Он стоял неподвижно и не отрываясь смотрел на труп ребенка.

Затрубили трубы, приглашая всех на луг.

Энди попытался помочь епископу подняться. Он предложил рассказать обо всем лорду Честерфилду. При упоминании имени лорда Лод просто обезумел. Он схватил Энди за руку и крепко сжал ее. В его глазах застыл ужас.

— Нет, он ни о чем не должен знать! — закричал епископ. — Никто не должен знать!

— Но это был несчастный случай!

— Нет! — Лицо епископа побагровело и покрылось каплями пота. Он упал на колени. Все еще сжимая в одной руке стрелу, другой он начал лихорадочно набирать полные пригоршни земли и бросать их на мертвое тело.

Энди понял: нужно действовать. Не без труда удалось уговорить Элкинса помочь ему. Вдвоем они оттащили епископа от тела и усадили его под деревом. На другой стороне ручья стояли два исполинских дуба, а между ними рос густой кустарник. Энди решил, что убитого ребенка лучше всего похоронить около кустов — под раскидистыми ветками свежевскопанная земля не будет бросаться в глаза.

Он нашел палку и выкопал неглубокую могилу, куда положил тело мальчика и арбалет. Засыпав тело землей, Энди спросил епископа, не хочет ли он прочесть молитву. Тот молча отвернулся.

Энди рассказал Элиоту, как он отвел епископа в поместье. Они вернулись в момент всеобщего веселья, когда под рукоплескание гостей король собирался собственноручно освежевать подстреленную дичь. Крупный самец лежал на спине, в руках у Карла был нож, а главный егерь помогал его величеству, придерживая голову оленя. Животное было хорошо упитано. Когда король сделал надрез, епископ заплакал и спрятал лицо на груди Энди.

— Мы уехали в тот самый момент, когда слуги отправились на поиски сына лорда Честерфилда. В Лондон вернулись три дня назад. С тех пор Лод ни с кем не разговаривает, — закончил Энди свой рассказ. Записку он продолжал держать в руке. Стоит ли показывать ее Элиоту?

— Слышно, что делается в его комнате?

Энди покачал головой.

— А вдруг он покончил с собой?!

Элиот устремился к лестнице.

— Подожди! Посмотри-ка на это. — И Энди протянул своему приятелю записку.

Элиот впился глазами в письмо.

— Но это не его почерк, — сказал он.

— Это писал я.

— Я думал, ты дал мне письмо епископа.

— Так и есть.

— А что это за цифры?

— Я не могу тебе рассказать.

Элиот бросил на приятеля злой взгляд.

— Будь уверен, это послание епископа, — Энди дождался, пока Элиот закончит читать, и спросил: — Как по-твоему, можно, написав такое, покончить с собой?