Это было именно то, о чем я подумала. Для чего я здесь. Бьорн делал все так, чтобы воспринимала его иначе: хороший парень, ничего не требующий взамен. Вероятнее всего, ломясь в комнату, они желали, чтобы я приняла участие во всем этом. Потрясенные внезапной страстью им было наплевать, слышно их или нет. Принуждение в любом его проявлении всегда наводило на меня страх, а воспоминания выворачивали внутренности наизнанку. Почему все они думали, что мне это нравилось? Я вовсе не была подобием той, что стонала за дверью, словно умалишенная. Нет, нет. Я не была такой. Так уж случилось, что чувство, которое воспринимала, как нечто светлое и взволнованное, отвечало мне иначе.

Когда они закончили и не издавали больше ни звука, я продолжала лежать на кровати, молча уставившись на дверь. В который раз оказалась в западне, игнорируя внутренний голос. Бежать мне было некуда, лес охватил собой все вокруг, и поблизости не было ни одной души. Кроме Бьорна.

— В отличие от тебя, я предохраняюсь, — тихонько донеслось из-за двери, вновь заставляя мой слух напрячься.

Похоже, что на смену сексуальным утехам пришла беседа по душам. Я практически ничего не могла разобрать и уже не старалась вникать, но под конец отчетливо услышала голос того парня, который сегодня приветствовал меня.

— Детка, как бы ты тут не стонала, — говорил он, — я не собираюсь заводить с тобой детей. Ясно?

— Да пошел ты, — послышался ее горький ответ, шелест одежды, а затем стук удаляющихся каблуков.

Глубоко вздохнув, я повернулась на другой бок, желая быстрее провалиться в сон. Но прежде, чем это произошло, облегчение пронеслось по всему телу. Бьорна не было за той дверью.

***

— Все признаки замершей беременности на сроке восемь недель, — доктор даже не попытался незаметно шепнуть своей ассистентке. Да и не нужно было. Я все чувствовала.

Я потеряла ребенка уже тогда, когда Томас в сердцах выкрикнул, что он нам не нужен. Как будто после этих слов плод остановился в своем развитии.

— Мы сделаем чистку быстро под общим наркозом. Вы ничего не почувствуете, — спокойной и ровно проговорил врач, будто речь шла не о маленькой жизни, а о больном зубе, который всего-то нужно выдернуть.

Все это время я лежала на кушетке и не шевелилась. Сдвинуться с места пришлось после того, как он протянул мне салфетку, чтобы помочь промокнуть с живота остатки геля, который использовался при обследовании с помощью аппарата УЗИ.

— Вам повезло, — продолжал он, поглядывая на часы, когда я не могла понять, в чем именно. — Хирург свободен. Так что ждать не придется. Операцию можно провести спустя несколько минут. У вас все документы с собой?

Я молча кивнула головой.

Он встал, и после того, как помог мне подняться, положил руки на плечи. Меньше всего сейчас хотелось, чтобы меня успокаивали.

— Тебе должно быть…? — он несколько смягчил интонацию в голосе, вспоминая год моего рождения, зафиксированного в медицинском полисе.

Я не сразу ответила, что семнадцать.

— Совсем еще юная, сама как ребенок. Поверь мне, — он легонько развернул меня за плечи, направляя к выходу. — У тебя еще будут дети, можешь в этом не сомневаться.

Его широкая ладонь, сжимая мое плечо, настойчиво подтолкнула, и непослушные ноги выволокли меня за порог врачебного кабинета. Дверь захлопнулась. Я еще долго стояла и смотрела перед собой, ничего не замечая вокруг. Внутри все оборвалось. Но мир продолжал существовать для того доктора и остальных, кто находился в тускло освещенном коридоре клиники, пока судьба несправедливо отбирала у меня едва зародившуюся жизнь.

Я сдерживалась из последних сил и как только обнаружила место для уединения, слезы произвольно побежали по щекам.

Утреннее пробуждение не было приятным для Бьорна. Голова раскалывалась от боли, веки были тяжелыми, на лбу проступал пот, и губы чувствовались сухими. Перебрать со спиртным для него было редкостью. Он позволил подобное один раз, и только на годовщину смерти его жены.

Ред незаметно предоставил ему эту возможность, наряду со своими душещипательными историями и остальной горькой атмосферой. Воспоминания о Линде накатили на Бьорна с головой. Он с нетерпением желал скорейшего ухода гостей, чтобы углубиться в печальные мысли, после которых сон являлся бы лучшим успокаивающим средством. И все же он помнил, что в доме теперь был не один. Вивьен не показывалась ему на глаза, но он четко ощущал ее присутствие. Всего за один день она успела окружить быт собой, коснуться его вещей, притронуться к воображению, что было спрятано в небольшом дорогом для него блокноте. Внутренне Бьорн не отрицал, потихоньку она входила в его скучную одинокую жизнь. Оба существовали рядом друг с другом, что было очевидно — наравне с мыслями об уходе девушки, он понимал, что не сможет прогнать ее.

Пока друзья просидели остаток ночи снаружи дома, философствуя о жизни, Меган и Куинн исчезли из их вида для уединения. Бьорн не дал ей того, чего девушка отчаянно желала, пока с легкостью не перекинула свое внимание на другого. В этом была вся Мег. Всем было прекрасно известно, что этот дом не для быстрых перепихонов. С Куинном ему не пришлось разбираться долго: встряхнув за грудки, в последний раз напомнил правила нахождения в гостях и велел немедленно проваливать.

Что касалось Мег, здесь было сложнее. На мгновение ему показалось, что ее подавленное настроение было вызвано чем-то другим, чем-то личным. Едва сдерживая слезы, она попросила Реда отвезти ее домой, после чего Бьорн отчетливо ощутил свою вину.

Когда все разъехались, он был уже на втором этаже, прилипший ухом к двери комнаты, где спала Вивьен. Не было слышно ни единого шороха, что делало его внутренне спокойным. Развернувшись, он направился в комнату, расположенную по соседству, где моментально уснул. А утром его ждал приятный ароматный сюрприз. Вот только головная боль все никак не отпускала.

Бьорн

Было дерьмовым решением спуститься с утра на кухню в одном нижнем белье, чтобы смочить горло и выпить таблетку от мигрени.

Я не поверил своим глазам: Вивиан была там, а не пряталась в комнате как обычно. Она стояла, повернувшись ко мне спиной, в одной моей футболке, шумно помешивая на сковороде готовящееся блюдо.

В очередной раз не ускользнула от меня белоснежная кожа ее стройных ног с идеальными икрами. Она была высокой девушкой, и, несмотря на то, что футболка была достаточно длинной и висела на ней как мешок, Вивиан выглядела изысканно. И эти волосы…

Длинные по пояс волнистые локоны беспорядочно распушились в стороны, создавая солнечное свечение вокруг нее.

Неторопливо продолжал сканировать девушку взглядом. Головную боль как рукой сняло. В тот момент я бы с удовольствием ушел от действительности, если бы не встретил ее застывший от полного удивления взгляд. Именно удивления, а не страха, что уже являлось хорошим признаком. Не сразу догадался, почему она посмотрела чуть ниже моего торса и в спешке отвернулась. Я привык, что в этом доме больше никого не было, кроме меня.

Накинуть что-нибудь на себя и предложить одежду для Вивиан — вот, что нужно было сделать в первую очередь. Как любая девушка, она нуждалась в платьях, юбках и других вещах, что бы не находиться здесь, при этом ощущая дискомфорт. У меня ничего не было подходящего для такой, как она. То в чем я обнаружил ее — давно валялось на помойке.

Быстро открыв скрипучие дверцы шкафа, я был атакован вывалившимися на меня черными джинсами и парой спортивных штанов. Тут же надел первые, а штаны прихватил для девушки. Они вряд ли были ей по размеру, но Вивиан однозначно нуждалось в любой тряпке, даже если спустя какое-то время покинет мой дом.

… и все станет на свои места, как будто ее и не было.

Зайдя на кухню, я не увидел каких-либо изменений: она продолжала стоять на том же месте, излучая стеснение и неловкость. Пора бы уже было начать наш диалог, который смог бы привести к чему-то большему, чем общению глазами и внутренними инстинктами.