<1911>
Из цикла «Горький мед»
Хлеб
(Роман)
Мечтают двое…
Мерцает свечка.
Трещат обои.
Потухла печка.
Молчат и ходят…
Снег бьет в окошко,
Часы выводят
Свою дорожку.
«Как жизнь прекрасна
С тобой в союзе!» —
Рычит он страстно,
Копаясь в блузе.
«Прекрасней рая…»
Она взглянула
На стол без чая,
На дырки стула.
Ложатся двое…
Танцуют зубы.
Трещат обои,
И воют трубы.
Вдруг в двери третий
Ворвался с плясом —
Принес в пакете
Вино и мясо:
«Вставайте, черти!
У подворотни
Нашел в конверте
Четыре сотни!!»
Ликуют трое.
Жуют, смеются.
Трещат обои,
И тени вьются…
Прощаясь, третий
Так осторожно
Шепнул ей: «Кэти!
Теперь ведь можно?»
Ушел. В смущенье
Она метнулась,
Скользнула в сени
И не вернулась…
Улегся сытый.
Зевнул блаженно
И как убитый
Заснул мгновенно.
<1910>
На Невском ночью
Темно под арками Казанского собора.
Привычной грязью скрыты небеса.
На тротуаре в вялой вспышке спора
Хрипят ночных красавиц голоса.
Спят магазины, стены и ворота.
Чума любви в накрашенных бровях
Напомнила прохожему кого-то,
Давно истлевшего в покинутых краях…
Недолгий торг окончен торопливо —
Вон на извозчике любовная чета:
Он жадно курит, а она гнусит.
Проплыл городовой, зевающий тоскливо,
Проплыл фонарь пустынного моста,
И дева пьяная вдогонку им свистит.
<1913>
Из цикла «У немцев»
В Берлине
1
Над крышами мчатся вагоны, скрежещут машины,
Под крышами мчатся вагоны, автобусы гнусно пыхтят.
О, скоро будут людей наливать по горло бензином,
И люди, шипя, по серым камням заскользят!
Летал по подземной дороге, летал по надземной,
Ругая берлинцев и пиво тянул без конца,
Смотрел на толстый шаблон, убого системный,
И втайне гордился своим выраженьем лица…
Потоки парикмахеров с телячьими улыбками
Щеголяли жилетами орангутангских тонов,
Ватные военные, украшенные штрипками,
Вдев в ноздри усы, охраняли дух основ.
Нелепые монументы из чванного железа —
Квадратные Вильгельмы на наглых лошадях, —
Умиляя берлинских торгующих Крезов,
Давили землю на серых площадях.
Гармония уборных, приветствий, извинений,
Живые манекены для шляп и плащей.
Фабричная вежливость всех телодвижений,
Огромный амбар готовых вещей…
Продажа, продажа! Галстуки и подтяжки
Завалили окна до пятых этажей.
Портреты кайзера, пепельницы и чашки,
Нижнее белье и гирлянды бандажей…
Буквы вдоль стен, колыхаясь, плели небылицы:
«Братья Гешвиндер»… Наверно, ужасно толсты,
Старший, должно быть, в пенсне, блондин и тупица,
Младший играет на цитре и любит цветы.
Военный оркестр! Я метнулся испуганно к стенке,
Толкнул какую-то тушу и зло засвистал.
От гула и грохота нудно дрожали коленки,
А едкий сплин и бензин сердце мое провонял…
2
Спешат старые дети в очках,
Трясутся ранцы на пиджачках.
Солидно смеются. Скучно!
Спешат девушки — все, как одна:
Сироп в глазах, прическа из льна.
Солидно смеются. Скучно!
Спешат юноши — все, как один:
Один потемнее, другой блондин.
Солидно смеются. Скучно!
Спешат старухи. Лица — как гриб…
Жесткая святость… Кто против — погиб!
Солидно смеются. Скучно!
Спешат дельцы. Лица в мешках.
Сопящая сила в жирных глазах.
Солидно смеются. Скучно!
Спешат трамваи, повозки, щенки.
Кричат рожки, гудки и звонки.
Дымится небо. Скучно!
1907
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ЖАЖДА»
(1923)
Из цикла «Война»
Чужая квартира
Поручик Жмых, сорвав с дверей печать,
Нас водворил в покинутой квартире:
Железная разрытая кровать,
На синей печке кафельные лиры,
На стенке, позабытый впопыхах,
Портрет приготовишка в новой форме.
Лишь час назад, на чьих-то сундуках,
Мы под дождем дрожали на платформе.
Чужой уют… Увы, не в первый раз
Влезали мы в покинутые гнезда…
Кто у окна, не осушая глаз,
В последний час сквозь сад смотрел на звезды?
Кто вырос здесь, в уездном городке,
Под сенью лип и старого костела?
Фонарь дрожит в протянутой руке,
Нырнула мышь у шкафа в щелку пола…
«Где чайник, эй?» Раскрыт походный стол.
Трещит свеча в замусленной бутылке,
И вестовой, работая как вол,
У светлой печки сало жжет на вилке.
Штабс-капитан, разрыв до дна чулан,
Вернулся с книжкой и смеется: «Чехов!»
Спирт на столе. Кряхтит старик-диван.
Закуска? Хлеб и горсти две орехов…
А завтра вновь отхлынем мы назад.
И, может быть, от этого уюта
Останется обугленный фасад, —
И даже мышь не сыщет здесь приюта.
Храпят носы из серых одеял…
Не оторвать ресниц от милой книжки!
А с койки кто-то сонно пробурчал:
«Возьми с собой портрет приготовишки».
