- Я тоже так считаю. Я скажу тебе, как обстоят дела, если ты поклянешься ответить мне честно на единственный вопрос, - Джин утвердительно качнул головой:

- Клянусь и обещаю сказать всё, что ты захочешь услышать. У меня нет секретов.

- Я девушка, - поставила точку я. Но на самом деле это был скорее пролог, вступление к целой эпопее.

- Это я понял, - вновь наползла улыбка на его губы.

- А теперь вопрос: ты выходил из монастыря в ночь Распахнутых врат? – мои глаза застыли в ожидании на нем.

- Я? Нет, не выходил. В неё же уходят те, кто передумал, а я, как ты видишь, здесь, - я сделала шумное «тпру», опустив руки по бокам. – А в чем дело?

- Дело в той причине, по которой я здесь.

- Признаться, она меня крайне интригует, - заверил Джин, посмотрев между стволами деревьев, чтобы никого не было в пределах досягаемости. Убедившись, что нас не подслушивают, он вернулся к животрепещущему: - Сначала я подумал, что тобой пытаются проверить всех нас, насколько мы прозорливы и внимательны. Но затем понаблюдал за Ханом. Он делает такие вещи, которые откровенно подставляют. Если бы он участвовал в заговоре, то старался бы отводить тебя от разоблачения. Я отмел теорию о том, что все учителя в курсе. Но без ведома Хенсока ты бы ведь не провернула это, верно? Значит, знает как минимум он. Я угадал?

- Ты совершенно прав во всем, Джин, - открыла я для себя приятные стороны разумности и смышлености моего разоблачителя. – Ли и Хан не в курсе, а вот Хенсок меня и пустил… видишь ли, в ночь Распахнутых врат кто-то их монахов выходил отсюда, но вернулся.

- А как ты с этим связана?

- Ну… - начала нагреваться я, несмотря на прохладу. Кожа покрылась красными пятнами от волнения и смущения. – Этот кто-то темной ночью настиг меня, когда я возвращалась с учебы домой. Он поцеловал меня и скрылся, но случайно у него оторвалась нашивка монастыря с рубашки. И я пришла узнать сюда, кто это был… что ж, ты уже второй, которого я должна отмести наверняка. Впрочем, нет, третий. Ходжун тоже не сумел бы провернуть это в темноте. Осталось шестнадцать подозреваемых.

- Мне жаль, что это был не я. – прямо сказал Джин. Я стала пунцовой.

- Тогда, наверное, тебе не хотелось целоваться так, как тому, кто ради этого вынесся отсюда, - нервно хихикнула я, подумав о Рэпмоне. С этого станется.

- Если мне не хотелось тогда, это не значит, что я не хочу поцеловать тебя сейчас, - я не успела заметить, как прижалась спиной к стволу, а Джин стоял так тесно, что его рубашка едва не касалась моей. Его рука легла возле моего лица, а взгляды наши встретились.

- Тебе так кажется, потому что у вас тут нет никаких других вариантов, - обомлев, пролепетала я. – Я очень непритягательная, так что вряд ли ты искренне хочешь…

- Кто тебе сказал, что ты непритягательная? – он насупил брови, не отстраняясь и не передумывая со своими желаниями. – Ты симпатичная, Хо, даже если бы у меня был выбор из многих.

- Джин, стесняюсь напомнить, - сглотнув слюну, покосилась я на его руку, пригвоздившую меня с одной стороны, - Хотеть тебе ничего нельзя, поскольку ты остаёшься братом монастыря.

- Зачем же Хенсок допустил к нам женщину, если признает это недопустимым? Я считаю недостаточным основанием поиск какого-то нарушителя. Настоятель храбрый человек и в первую очередь спросил бы нас всех об этом. Разве так не было бы правильнее? Но он позволяет находиться среди нас девушке, хотя это запрещено.

- Но я же тут не как девушка, - Оправдание было вялое и неуверенное, но что-то же надо сказать, чтобы не позволить отношениям выйти за рамки? Я внимательнее вгляделась в Джина. Он думает, я не хочу что ли, чтобы он меня поцеловал? Да со мной никто этого не делал, кроме неизвестного в ту ночь. Я бы с настоящим блаженством подставила губы и ощутила вкус губ Джина, если бы это всё не было осквернением норм, традиций и духа Тигриного лога. Духа незримого Тигра. Лео, что ты со мной делаешь, я рассуждаю, как монашка! – Кстати, если ты это сделаешь, то тоже должен будешь покинуть обитель. За преступление морального закона.

- Хорошо, - Джин оттолкнулся и отдалился от меня. Мне стало спокойнее, но грустнее. – Возможно, пока что для меня это убедительный довод. Но если я не смогу совладать со своей симпатией… и начну чувствовать что-то более сильное… Один поцелуй мне станет дороже.

Взяв свою корзину, он схватил стремянку и пошел прочь, подальше от меня. Это сейчас требовалось нам обоим. Так будет лучше. Но я нравилась ему! Для меня это было как дождь зимой – такое возможно, но крайне редко случается. Я огляделась, убедившись, что никакого Шуги рядом не проскочило, и полезла на свои ветки, ожидающие в очереди. Что-то точное было в словах Джина. Вычислить с помощью меня клятвопреступника мелко для Хенсока. Он бы самостоятельно мог проделать какие-нибудь допросы и вывести на чистую воду нерадивого ученика. Зачем же я? Как-то странно он за ночь надумал тогда меня оставить. Для того ли, для чего я пришла сама? Мне в мозг воткнулись слова незнакомца, вставшего на пост привратника с утра: «Всё не всегда так, как рассказывают и говорят». Да это не тигриный, а змеиный лог какой-то! Неумолимо потянуло сбежать из сада и вернуться вниз, чтобы поговорить ещё с этим «возвращенцем». Он получит второй тан и опять окажется на воле. Лео мне пытать самой уже не хотелось. Ладно бы что-то, а то из-за меня он сам себя наказывает. Что за человек! Может до Хана докопаться? Но он не знает, кто я, и я не могу болтать при нем всё, что знаю. Остаётся только Хенсок, но его словам мне верилось всё меньше. Что он проворачивает в своём монастыре и зачем? Как огромный паук, сидит тут и плетет, а мы все – мошки и мухи, попадающие на паутину. Но некоторым удаётся вырваться после достижения определенной планки. Почему же Лео не хочет уйти? Что ему тут так любо? Ещё один день проходил, а загадки не уменьшались, и вместо одной своей, я приобрела ещё несколько.

С 11-ое на 12-ое, включительно.

Как вьючные животные, мы тяжело и осторожно спускались вниз, таща на спинах и в руках столько, сколько в силах были унести. Это было лихо, но я терпела. В целом я приободрилась прожитым днем. Обед на поляне, прошедший без мастера Хана очень весело и открыто, понравился всем. Мы смеялись, делясь хлебом, рисом и водой, говорили почти обо всем на свете, не стесняясь учителя Ли, который смотрел на нас, как на своих детей. Я любовалась Джеро, хотя и разуверилась в том, что целовал меня он, пыталась не смотреть на Джина и он тоже, кажется, внял моим просьбам, не концентрируясь на моей персоне; я переглядывалась с Чимином, который по-дружески обсуждал, как завтра будем оттачивать мои физические навыки. Но я смотрела на него не как подруга, а как влюбленная девица. Да что там – эта девица тут была влюблена в половину, наверное, не по склонности (я была, наоборот, очень ограничена и постоянна в привязанностях до сего момента), а от самих сложившихся обстоятельств, обрушивших бесподобный шанс на мою среднестатистическую голову.

Потом мы продолжили сбор урожая и трудились до предвестия заката, когда наставник дал знак складываться. И вот, вымотанные, но довольные, мы вновь вернулись в монастырь, где нам позволили возиться с ужином хоть всем вместе, чем шумно воспользовалась вся толпа, наедаясь больше обычного, наворачивая побольше орехов и кипятя чай погорячее. На яблоки ни у кого глаза не смотрели, ими все облопались через край. А предстояло ещё нарезать эту груду для сушки и расфасовать по здоровенным поддонам. Работы было невпроворот, и все девятнадцать юношей, плюс я, уселись в столовой с ножами и тазами для обработки добычи. Праздник продолжался, и никто не торопил учеников возвращаться в обычные рамки.