Я застываю, глядя в ее глаза - серьезные, подернутые пеленой боли. Самые любимые глаза на свете, самая любимая женщина говорит, что хочет уйти, не хочет справляться вместе. Я не могу толком понять, что в этот момент чувствую. Мне хочется схватить ее, прижать к себе и сказать, что не отпущу. Хочется встряхнуть посильнее, чтобы выбросила дурацкие мысли из головы. Хочется накричать, потому что это уже не первый раз, когда в тяжелый момент в моей жизни, женщина уходит, выбирая только себя. Но ничего из этого я не делаю и не говорю, а стиснув зубы, продолжаю слушать, что еще скажет Яна.

- Так лучше будет, Рустам. Прости меня, пожалуйста, и пойми. Не ненавидь меня. Помнишь, ты говорил, что отпустишь, если мне будет плохо? Сейчас мне очень плохо. И еще... не скрывай долго от Амилии состояние Эдие. Она... захочет быть рядом с мамой и... захочет помогать ей, что есть сил. Я очень жалею, что о маминой болезни мы так поздно узнали. Я бывала с ней не так часто. А если бы мы узнали раньше, я бы каждую минуту проводила с ней. Не лишайте Амилию этого времени. И я не буду лишать ее твоей поддержки. Ведь, не знаю, как Майкл, - горько смеется Яна, - но я точно знаю, что ты сумеешь ее поддержать. Ты будешь с ней и поможешь справиться.

- Малыш, - наконец мне удается выдрать слова из горла, в которое будто раскаленную лаву залили, - ты же понимаешь, что я не смогу тебя оставить? Ты просишь о невозможном.

Мои ладони все еще прижаты к ее щекам. Яна медленно их опускает, и они безвольно падают мне на колени. Затем она прижимает свои руки к груди и некоторое время молчит, скользя взглядом по моему лицу.

- Я не прошу тебя оставить меня. Я сама ухожу. Потому что в той ситуации, что сейчас есть в твоей жизни, места и сил хватит только на одного человека. И я за тебя выбираю не себя, а твою дочь.

Месяц спустя

Яна

"...и в боли, и в радости, и в богатстве, и в бедности, пока смерть не разлучит нас..."

Я раздраженно выключаю телевизор, где идет очередная мыльная опера, которые так любит смотреть Анна. Обычно меня это не тревожит, но сейчас... все эти фильмы о любви, да еще и клятва верности, которую произносят герои, вызывают острый приступ меланхолии.

Прошел месяц, как я ушла от мужа. И с каждым днем мне становится только хуже. Нет, мое физическое состояние нормализовалось, эмоциональное, в принципе тоже, но лишь отчасти. Я действительно легла в клинику, где две недели посвятила своему лечению: занималась с психологом, работала над женским здоровьем, много информации изучила о беременности. Плохо то, что с Рустамом у нас серьезно разладилось.

Тогда муж не хотел меня отпускать и сильно злился, хоть и сдерживался. Говорил, что это бессмысленно, что после клиники он также может меня забрать домой, что мы вместе с Амилией поедем на озеро, а потом побудем вдвоем. И я почти согласилась, но затем нашла в столе рисунок малыша, который рисовала, когда еще не знала точно, что жду ребенка. Он был раскрашен красками. И тогда я сорвалась. Несмотря на жалость, что я испытывала к девочке, понимая, какое испытание ее ждет в скором времени, я все равно сильно накричала на нее за то, что та залезла в мои вещи и раскрасила рисунок. Понятно, что только Амилия могла это сделать, вряд ли Рустам стал бы сидеть и разукрашивать.

До этого Амилия извинилась за свое поведение и даже обед нам приготовила, а уже вечером я со слезами на глазах выбрасывала испорченный ею рисунок и кричала на Ами. Именно тогда я точно поняла, что просто не смогу с ней рядом быть. Пока. Сейчас же, когда я вспоминаю те первые дни после выписки, мне кажется собственное поведением глупым и чрезмерно эмоциональным. Ну что я прицепилась к этому рисунку? Ами сказала, что просто бродила по квартире, пока Рустам сидел у меня в больнице, и не находила себе места, она увидела рисунок на столе в спальне, он был недорисован, и она решила дорисовать, потому что он показался ей очень красивым. Теперь я жалею, что выбросила его. Я вспоминаю, как рисунок был раскрашен - действительно очень красиво вышло. Амилия старалась. Это была ее неумелая попытка извниться и выразить, как ей жаль.

По прилете в Америку, я почти сразу сгребла свои вещи, позвонила Анне и попросила остаться у них. Рустам сам меня отвез. Он тогда молча вел машину и смотрел исключительно на дорогу. Ни разу не взглянул на меня. Тогда было очень обидно, что муж не поддерживает мое решение, а сейчас я понимаю, насколько неприятно происходящее было для него. В боли я с ним не осталась. Предала, фактически.

Конечно, общаться и видеться мы не перестали, просто общение изменилось. Он стал таким же отстраненным, каким был в самом начале наших отношений.

В проблемы Эдие и Амилии Рустам больше меня не посвящает. Если я спрашиваю - отвечает кратко, не вдаваясь в подробности. Всегда интересуется относительно моего самочувствия, а насчет своего ничего не говорит, только "нормально", "какое это имеет значение?" Наверное, это логично, учитывая, что я сама отказалась принимать участие в его проблемах и проблемах его дочки.

Я знаю, что Эдие рассказала Амилии о своей болезни сама, после очередного приступа. Мне неизвестны подробности разговора, как отреагировала Ами, я лишь в курсе, что Рустам отвозил дочь к матери на какое-то время, потом снова забирал. Мне также известно, что страшный диагноз Эдие подтвердился, но опухоль, слава богу, операбельная, что существенно увеличивает выживаемость. Правда лечением придется заниматься долгое время и риски будут сохраняться всегда.

После выписки из клиники я живу у Анны уже почти две недели. Сначала я решила поехать на озеро, чтобы отдохнуть там без Рустама, как планировала, но когда приехала, и суток там не выдержала. Все было не то. Совсем не те ощущения. Без него все оказалось иначе, поэтому я уехала обратно. Сейчас с каждым днем я все больше ощущаю тягу к мужу. Я хочу домой, хочу обнять его, узнать, как у него дела, хочу, чтобы он все мне рассказал, но не уверена, что меня дома ждут. Глупо наверное так думать?

Еще у Сашки проблемы в школе начались. Несколько раз он подрался с каким-то мальчишкой. Анну в школу вызывали. Она пыталась поговорить с сыном, и я пыталась, но не вышло. Мы, как женщины, просто не знаем, что ему сказать. Сашка лишь одно твердит "Я не слабак, и я обижать себя не позволю! Если меня бьют - я буду давать сдачи!"

Самое дерьмовое - я рассказала об этом Рустаму, а он, только привезя дочь после очередного посещения Эдие, приехал к нам, чтобы лично поговорить с моим братом. Я не слышала, их разговор. Они выходили на улицу, и Рустам куда-то его возил, но суть в том, что Сашка перестал драться. А мне стало от этой помощи мужа в миллион раз хреновее, потому что несмотря на наши с ним проблемы, на проблемы дочери, и работу, которая никуда не делась, он нашел силы и время помочь моему брату. А я не нашла сил даже просто остаться с мужем рядом.

*********

- Фух, все никак не могу привыкнуть к тому, что в Америке не найти вкусного хлеба! Самой печь приходится! - в кухню, где я вот уже минут десять сижу за столом и бестолково пялюсь в выключенный телевизор, влетает Анна с двумя пакетами в руках. - Не первый год здесь, а с некоторыми особенностями этой страны до сих пор смириться не могу.

Женщина ставит пакеты на стул и начинает выкладывать содержимое. Прическа ее слегка растрепалась, блузка сбилась и чуть помялась по бокам - Анна осталась такой же Анной, что и четыре года назад, простой русской женщиной. Только она взяла себя в руки и больше не подпускает близко всякий сброд и не позволяет калечить жизнь себе и сыну. А как могло все сложиться, если бы Рустам тогда не помог ей и Сашке? Хорошо, что он помог. За это я всегда буду ему благодарна.

- Ян, а ты чего сидишь в тишине? И печальная какая? Снова... о ребенке думаешь? - на лице Анны появляется сочувствующее выражение.

Разумеется, я рассказала ей обо всем, что произошло. Я не могла попроситься пожить у нее, не объяснив, в чем дело. К тому же, мне необходимо было с кем-то поговорить. С Нимб мы толком не увиделись до моего отъезда из России, да и тогда мне было слишком нехорошо для адекватных разговоров. А вот после клиники захотелось поделиться. Не могу сказать, что Анна мне близкий человек, но поддержать она смогла, проявить сострадание и понимание, без лишнего осуждения и выпытываний подробностей.