Пусть только попробуют, подумала Ева, а вслух поблагодарила полицейского, проследовала в машину социальной службы и потом послушно сидела рядом с дамой всю дорогу. Та беспрерывно болтала, расспрашивала о близняшках, сколько им лет, трудно ли воспитывать сразу четырех девочек, и постоянно уверяла Еву, что ничего страшного не произошло. Как будто к ней сам собой вернется тот счастливый и привычный мир, который сегодня рухнул, словно карточный домик. Банальные фразы бесили Еву и придавали ей еще больше отчаянной решимости. Ни одна тупая бездетная бабенка в жизни не поймет, что чувствуешь, когда твоим детям угрожает опасность. Нет! Еву не заставить спокойно сидеть и ожидать неизвестно чего. На углу Дилл-роуд и Персиммон-стрит она заметила снаружи газетного киоска плакат, гласивший: «Последние новости об осаде террористов».

– Я хочу газету, – потребовала Ева, и дама затормозила.

– Вы все равно не узнаете там ничего нового, – заметила она.

– Знаю, я просто хочу посмотреть. – Ева открыла дверцу, но женщина ее остановила.

– Вы лучше посидите здесь, а я сбегаю. Журнальчик какой-нибудь купить?

– Только газету.

Дама вышла из машины и направилась к киоску, с горечью думая о том, что некоторые даже в такой ужасной ситуации не отказываются от удовольствия увидеть свое имя в прессе. Через три минуты она вернулась, открыла машину и… никого внутри не обнаружила. Ева Уилт словно растворилась в ночи.

К тому времени, как инспектор Флинт миновал кварталы Фаррингтон-авеню в сопровождении бойца спецподразделения и садами добрался до узла связи, он уже начал сомневаться, что происходящее – дело рук Уилта. Но если это Уилт, то на этот раз он зашел слишком далеко. Бронетранспортер на дороге и прожектора вокруг дома свидетельствовали о серьезности намерений сил правопорядка.

Позади дома миссис Де Фракас, в оранжерее, солдаты собирали какое-то странное оборудование.

– Параболическое подслушивающее устройство, ППУ сокращенно, – объяснил оператop. – Вот сейчас наладим и услышим даже, как тараканы по углам пердят!

– Вот это да! А я и знать не знал, что тараканы пердеть умеют… – удивился Флинт. – Век живи, век учись!

– Мы будем слушать не тараканов, а этих ублюдков. Узнаем, где конкретно они засели.

Флинт прошел дальше в гостиную. Там сидели Мистерсон и майор и слушали советника по международной террористической идеологии, который анализировал записи.

– Лично я считаю, – разглагольствовал советник, профессор Маерлис, – что Народная Альтернативная Армия является подразделением или ответвлением отряда Народно-Освободительной Армии. Есть все основания так считать.

Флинт присел в уголке и с удовольствием отметил, что Мистерсон и майор так же, как и он, ничего не понимают.

– Вы хотите сказать, они фактически составные части одной и той же организации? – уточнил Мистерсон.

– Не совсем так, – со вкусом возразил профессор, – на основе противоречий, прозвучавших в их заявлениях, я лишь делаю предположение, что у них сильные разногласия по вопросам тактики. Но в то же время в основе взглядов обеих групп лежат общие идеологические представления. Однако из-за молекулярного характера структуры их организаций возможность установления принадлежности одного террориста к группе другим, принадлежащим к той же группе, но другой ее ячейке, представляется мне крайне проблематичной.

– Да тут вся эта чертова история крайне проблематична, – проворчал Мистерсон. – Пока мы имеем два заявления. Сначала от полукастрированного немца, потом от ирландского астматика, затем какой-то мексиканец требует реактивный самолет и шесть миллионов дукатов, затем поступает встречная заявка от немца на семь миллионов и наконец нас по чем зря обкладывает какой-то араб, не говоря уже о долгих выяснениях, кто израильский агент ЦРУ и кто за что борется.

– Удивляюсь, как вообще можно говорить о свободе, держа в заложниках маленьких детишек и старуху? – спросил майор.

– Позвольте с вами не согласиться, – ответил профессор. – С точки зрения неогегельянской постмарксистской политфилософии личная свобода не идет ни в какое сравнение со свободой всего общества в целом. Поэтому отряды Народно-Освободительной Армии, ощущая себя в авангарде борьбы за всеобщую свободу и равенство, могут пренебрегать нравственными нормами, которые определяют границы дозволенного среди лакеев империализма, фашизма и неоколониализма.

– Слушай, старик, – сердито прищурился майор, стаскивая огромный парик «под Анджелу Дэвис», – ты вообще-то сам за кого?

– Я только излагаю теорию. Если вам необходим более точный анализ… – взволнованно начал профессор, но его перебил начальник военно-психологической службы. Он как раз исследовал аудиограммы голосов террористов.

– На основе анализа распределения речевых акцентов мы пришли к выводу, что люди, удерживающие Гудрун Шауц, находятся в более взвинченном эмоциональном состоянии, по сравнению с двумя другими террористами, – объявил он. – Думаю, нам необходимо несколько снизить уровень их эмоциональной напряженности.

– То есть, по-вашему, Шауц могут пристрелить? – спросил Мистерсон. Психолог кивнул.

– Вообще-то ситуация довольно необычная. Мы сейчас столкнулись со странными отклонениями от обычной модели речевой реакции. И я должен признать, что в данной ситуации эта дамочка наиболее вероятный претендент получить пулю в лоб.

– В таком случае снимаю с себя всю ответственность, – заявил майор. – Она уже давно напрашивается.

– Э-э, нет. Так дело не пойдет, – вмешался Мистерсон. – У меня указание держать ситуацию под контролем, а если они начнут убивать заложников, то все полетит к чертовой бабушке.

– Ага! – воскликнул профессор. – Очень любопытно с точки зрения диалектики. Видите ли, концепция терроризма как прогрессивной движущей силы в мировой истории требует обострения классовой борьбы и поляризации политических мнений. Теперь, исходя из принципа прагматизма, можно заключить, что преимущество на стороне четвертого отряда НОА, а не наоборот.

– А теперь еще раз, и помедленней, – попросил майор, нахмурившись. Профессор милостиво кивнул.

– Попросту говоря, с политической точки зрения гораздо выгоднее убить этих ребятишек, чем фрейлейн Шауц.

– Это твое личное мнение! – сказал майор, хватаясь за рукоятку револьвера. – Но если не хочешь серьезно нарваться, больше его здесь не высказывай!

– Но я же только с точки зрения политической поляризации, – занервничал профессор: – Лишь немногих беспокоит судьба фрейлейн Шауц. А вот убийство четырех маленьких детей, к тому же однояйцевых близнецов, произведет весьма сильное впечатление.

– Спасибо, спасибо, профессор, – поспешно сказал Мистерсон и, прежде чем до майоpa дошел зловещий смысл последнего заявления, выдворил из кабинета советника по международной террористической идеологии.

– Вот такие умники испоганили страну, – зло сказал майор. – Его послушаешь, так получается, какие бы гадости ни делались, все к лучшему.

– А вот результаты изучения аудиограммы показывают, что все заявления Народной Альтернативной Армии сделаны одним и тем же человеком, – сообщил психолог.

– Одним и тем же? – не поверил своим ушам Мистерсон. – Вот уж чего не сказал бы. Скорей всего там полдюжины умалишенных чревовещателей.

– Точно. Вот поэтому мы считаем необходимым снизить уровень их эмоциональной напряженности. Не исключено, что мы имеем дело со случаем раздвоения личности. Я еще раз прокручу запись, и вы, возможно, сами увидите…

– А это обязательно? Может быть… Но сержант уже врубил магнитофон, и комната опять наполнилась картавым рычанием и визгом. Вдруг почти уже задремавший инспектор Флинт вскочил на ноги.

– Я так и знал!!! – радостно завопил он. – Я знал!!! Я знал, что так будет!!!

– Что знали?! – поинтересовался Мистер-сон.

– Это Уилт устроил весь бардак! Доказательство – эти кассеты!

– Вы уверены, инспектор?

– Больше чем уверен! Уверен на сто процентов. Я узнал бы голос этого гада, изображай он хоть рожающего эскимоса.