Бартон трижды окликнул ее по имени. Женщина продолжала спать. Он резко ударил ее по щекам, отчего на них быстро проступили красные пятна. Веки ее дрогнули, но через мгновение она снова спала крепким сном.

К этому времени подоспели Фригейт и Руах.

— Мы заглянули в несколько хижин, — сказал Фригейт. — Все спят. Я попробовал разбудить одну пару, но безрезультатно. Что-то здесь неладно!

— Кто, как вы думаете, усыпил их? И кому это может понадобиться? — спросил Бартон. — Что? Да! Именно, Спрюс! Спрюс и его шайка!

— Зачем? — В голосе Фригейта зазвучал испуг.

— Они ищут меня! Они, должно быть, пришли под покровом тумана и каким-то образом усыпили всю эту местность!

— Это несложно сделать усыпляющим газом, — заметил Руах. — Хотя люди, обладающие таким могуществом, как Они, могут иметь устройства, которые нам и не снились.

— Они ищут меня, — тихо повторил Бартон.

— Если это так, то Они, возможно, вернутся сюда следующей ночью, — кивнул Фригейт. — Но зачем Им искать вас?

За Бартона ответил Руах.

— Потому что он, насколько нам известно, единственный человек, проснувшийся на стадии, предшествовавшей Воскрешению. Почему такое случилось — неизвестно. Очевидно, произошло что-то непредвиденное. Возможно, это тайна и для Них. Я склонен думать, что Они обсуждали этот случай и в конце концов решили похитить Бартона для наблюдений или какой-нибудь другой только им известной цели.

— Наверное, Они хотят стереть в моей памяти все, что я видел в той камере с плавающими телами, — пожал плечами Бартон. — И Они вполне могут сделать это. По крайней мере, мне кажется, что для их науки это не проблема.

— Но вы уже многим рассказали об этом, — удивился Фригейт. — Какой смысл Им ловить вас? Все равно Им не удастся выследить всех людей, с которыми вы поделились своими впечатлениями по этому поводу, а тем более убрать из их памяти ваш рассказ.

— Разве в этом есть необходимость? А кто поверил моему рассказу? Иногда я сам в нем сомневаюсь!

— Любые мудрствования сейчас бесплодны, — сказал Руах. — Нам следует что-то решительно предпринять!

— Ричард! — пронзительно вскрикнула Алиса, и все повернулись в ее сторону. Она сидела и с ужасом смотрела на них.

В течение нескольких минут они втолковывали ей, что же произошло. Наконец она сказала:

— Поэтому-то туман и покрыл землю! Мне тогда это показалось странным, но, разумеется, я никогда не смогла бы сообразить, что происходит на самом деле.

— Забирайте свои чаши. Все, что хотите взять, сложите в мешки. Мы уходим прямо сейчас. Я хочу убраться отсюда еще до того, как начнут просыпаться остальные, — решительно заявил Бартон.

Алиса еще шире раскрыла глаза:

— Но куда мы пойдем?

— Куда угодно! Нам нельзя здесь оставаться! Мне тоже не хочется уходить, поверьте мне, но оставаться здесь и бороться с Ними — пустая трата времени. Так я даю Им фору — Они ведь знают, где я нахожусь. Я уже говорил вам, что моя цель — найти истоки Реки. И даже если туда нет пути, я обязательно его найду — можете закладывать свои души!

Тем временем, я уверен, Они будут искать меня повсюду. Тот факт, что Они еще не нашли меня, позволяет предположить, что у Них нет средств для мгновенного обнаружения любого человеческого индивидуума. Они, может быть, и заклеймили нас как скотину, — он указал на незримый символ на своем лбу, — но даже среди скота есть бродяги. А мы, к тому же, скот с мозгами!

Он повернулся к остальным:

— Я вас всех приглашаю идти. Идти вместе со мной. И если вы согласитесь, я буду очень польщен.

— Я должен взять Моната, — сказал Казз. — Думаю, что он не захотел бы оставаться.

Бартон поморщился:

— Старый милый Монат! Мне ужасно не хочется этого делать, но я не могу иначе! Он не может идти вместе со мной! Он слишком выделяется. Их агентам не составит особого труда определить местонахождение любого, кто обладает такой запоминающейся внешностью! Мне очень жаль, но он должен остаться здесь!

В глазах Казза застыли слезы. Надтреснутым голосом он произнес:

— Бартон-нак, значит, я тоже не могу идти? Ведь я тоже сильно выделяюсь среди людей!

Бартон почувствовал, что слезы наполняют его собственные глаза.

— В твоем случае мы можем рискнуть. В конце концов, твоих соплеменников здесь должно быть довольно много. Во время нашего путешествия мы уже видели, если не ошибаюсь, человек тридцать или больше.

— Но до сих пор ни одной женщины, Бартон-нак, — печально покачал головой Казз. Но тут же улыбнулся. — Но может быть, мне все же повезет, если я пойду с вами, Бартон-нак, вверх по Реке?

Но улыбка тут же сбежала с его лица.

— Нет, черт побери! Я не пойду! Я не могу причинить боль Монату. Он и я… Другие считают, что мы уродливы как чудовища. Поэтому мы стали как братья. Он — не мой «нак», но ближе всех остальных к этому. Поэтому я остаюсь!

Он подошел к Бартону, сжал его в объятиях так, что тот едва не испустил дух, отпустил, пожал руки остальным, заставив их корчиться от боли. Повернулся и поплелся прочь.

Руах, держась за онемевшую руку, прошептал:

— Ваша затея бесплодна, Бартон. Разве вы не понимаете, что можно плыть по этой Реке хоть тысячу лет и все равно быть в миллионе миль, если не больше, от ее конца? Я тоже остаюсь здесь! Мои соплеменники нуждаются во мне! Кроме того, Спрюс четко дал понять, что мы должны стремиться к духовному совершенству, а не бороться с Теми, кто дал нам возможность существовать.

На смуглом лице Бартона сверкнули зубы, он поднял чашу, как будто она была оружием.

— Я не просил помещать меня сюда! Как и не просил рождения на Земле! И я не намерен раболепствовать перед чьими-то предписаниями! Я намерен во что бы то ни стало отыскать истоки этой Реки. Разве вам это не интересно? И даже если я не сделаю это, то, по крайней мере, получу удовольствие и очень многое узнаю по дороге.

Вскоре жители долины начали появляться из дверей своих хижин, спотыкаясь и позевывая, потирая опухшие лица. Руах не смотрел на них, он глядел на то, как тугой парус гнал против течения Реки небольшую бамбуковую лодку. За рулем стоял Бартон. Он обернулся только один раз и помахал чашей. Солнце заиграло на ней множеством сверкающих зайчиков.

Руах подумал, что Бартон, наверное, действительно счастлив тому, что его вынудили принять подобное решение. Теперь он сможет избежать проклятой ответственности — управлять этим маленьким государством. Бартон теперь волен поступать, как ему заблагорассудится! Теперь он волен выйти на путь величайшего из всех его приключений.

— Я полагаю, что так будет лучше, — прошептал сам себе Руах. — Человек может найти в дороге спасение, если он к этому стремится… Впрочем, спасение можно найти и сидя дома. Это зависит только от человека. А тем временем я, подобно персонажу Вольтера — как там его звали?.. Земные имена начинают ускользать от меня… — буду ухаживать за своим маленьким садиком.

Он с затаенной завистью смотрел вслед Бартону, но боялся признаться себе в этом.

— Кто знает?.. Может быть, он когда-нибудь встретится с Вольтером?..

Он вздохнул, а затем улыбнулся:

— Но с другой стороны, Вольтер может в любой момент оказаться в моем государстве! В любой день он может объявиться возле меня!

— Я ненавижу тебя, Герман Геринг!

Голос то поднимался до крика, то застревал, словно зуб шестеренки его сна сцеплялся с зубцами сна другого человека, прокручивался по нему, а затем снова выходил из зацепления.

Покачиваясь на гребне пульсирующего гипнотического состояния, Ричард Френсис Бартон знал, что видит сон. Но ничего не мог поделать с этим.

К нему вернулся тот первый его сон.

Все было как в тумане. В свете вспыхнувшей молнии он увидел себя в невообразимой камере. В той необозримой камере с плавающими телами. Еще одна вспышка — безымянные Опекуны находят его и возвращают ко сну. Затем короткие обрывки сна, виденного им перед настоящим Воскрешением на берегах Реки.