Он хлопнул дверью, но не ушел. Я ощущала чужое присутствие почти физически, волоски на теле встали дыбом. Медленные шаги, я увидела сначала его ноги, облаченные в бахилы, и это явно был не Вадим.

Я прижалась спиной к неровной штукатурке, ощущая позвоночником холод стен, мне хотелось съежиться, сжаться, провалиться сквозь стену, чтобы оказаться на той стороне, снаружи здания.

Мужчина наклонился, я подняла на него взгляд, точно зная, что если увижу сейчас Сергея, то сдохну еще до того, как он попытается что-то со мной сделать; я не верила в зомби, но он, восставший из мертвых, был куда страшнее всех моих ночных кошмаров.

— Иди сюда, — это был Максим. Его голос, знакомый до каждой интонации, не мог пробиться через мою скорлупу ужаса, плотно обхватившую все тело. Я пыталась дать мышцам команду расслабиться, но оно, точно сведенное внезапной судорогой не поддавалось.

И только когда я коснулась его руки, оцепенение спало само. Он был горячий. Живой, по-настоящему живой, и излучал уверенность. Я ткнулась носом в ворот его пальто, поверх которого был натянут больничный халат.

— Надо выбираться, — сказал Максим, и я пошла за ним, хотя могла бы простоять так ещё целую вечность, внезапно ощутив, что я не одна против целого мира. Его уверенность заражала, расстекаясь теплом по венам, я шла не отпуская ладони Ланских. Его машина стояла на больничной парковке, и я ни за что на свете не согласилась бы остаться одна в здании больницы, дожидаясь, когда он ее подгонит.

Мы бежали, держась за руки, и пронзительный ветер забирался под тонкий халат, как тогда, когда мы удирали с Ланских с базы. Казалось, это было так давно, только ощущение вечного холода осталось все тем же.

На этот раз пробежка оказалась гораздо короче, Максим разблокировал машину. Я села на переднее сидение, подставляя руки теплому воздуху климат-контроля, и без конца крутила головой. Где-то здесь был Вадим.

Где-то здесь мог быть и Сергей. Хладнокровный убийца, с такой жестокостью лишивший жизни свою любовницу.

Я знала, что Сергей убил Леру. Я слышала это все своими ушами — от и до.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В ту ночь мне не спалось, слишком раздосадованная чужим вниманием к ее персоне, я страдала в палате от своих комплексов, от раздражения. В тот момент я ее почти ненавидела, девушку, так нахально влезшую в нашу компанию. Чего мне только стоило закрепиться здесь, одному богу — или дьяволу было известно, — а она пришла по проторенной дорожке так легко, точно только ее тут и ждали.

Эмоции внутри меня кипели, бурлили, я ворочалась в палатке без сна, тщетно пытаясь найти удобное место. Было душно и жарко, но я не раскрывала ее, чтобы не запустить комаров, к тому же мне не хотелось привлекать к себе внимания. Раз моей соседки до сих пор не было рядом, значит, она проводила эту ночь с кем-то из парней.

Я слышала мужской храп, но по тональности не могла определить, чей именно, и гадала, кому сегодня она с упоением отдается. Мне хотелось, чтобы Лера пришла в палатку прямо сейчас и одновременно — чтобы она никогда не возвращалась сюда вовсе.

Я услышала ее голос, тихий, она смеялась, и этот смех разносился над нашими палатками, как колокольчик. С легкой безуминкой, она была проще и легче, чем я, мне стоило трудов изображать ту же легкость в общении, которая была у нее, наверное, в крови. Кажется, тогда я завидовала, несмотря на хорошую учебу и престижный вуз, во мне, выросшей в неполной семье и не знавшей, что такое внимание отца, было достаточно комплексов.

Я прислушивалась, пытаясь угадать, кто там с ней, но второй голос был тих. Тогда я не выдержала, осторожно приоткрыла дверцу палатки, боясь, что если сделаю это чуть громче, то они услышат, и тогда я спугну их.

Я выбралась на четвереньках, ощущая ладонями мокрую от росы траву. Костер уже догорел, дотлели угли, превратившись в серый прах, над озером поднимался туман, который, впоследствии, спас и меня. Я шла, прячась в высокой траве, делая каждый шаг осторожно, чтобы не выдать себя ни единым звуком.

Лера занималась с кем-то сексом прямо в воде, я слышала тихие всплески, ее негромкие стоны. Мне хотелось, чтобы она назвала своего любовника по имени, я боялась забрести дальше и быть застуканной за тем, что подглядываю. Поэтому я так и стояла в дурацкой позе, ни шагу в сторону. Звуки становились все громче, я понимала, что дело шло к развязке, стыд затопил меня, раскрашивая щеки в алый. Было стыдно за то, чем я сейчас занимаюсь, но я как завороженная, продолжала стоять на месте, вслушиваясь в чужое грехопадением.

Я понимала, что финал близок, стоны Леры стали чуть глуше, будто кто-то мешал ей дышать в полную силу.

— Сереж, не надо, мне больно, — попросила она, но он не ответил. Я начала пятиться, сейчас они закончат и тогда пойдут к берегу, мы неминуемо встретимся и я не смогу объяснить, что делала в кустах высокой осоки в предрассветное время.

Я сделала несколько шагов, Лера повторила:

— Не надо, — а потом я услышала странный звук, он был похож на тот, когда палочкой выдувают пузыри в стакане с водой — громкое бульканье, вскрик, возня, и снова бульканье.

Я тогда еще не понимала, что не так, но инстинкт самосохранения вопил, что нужно бежать, пока не поздно, меня ни в коем случае не должны увидеть или услышать. В палатку я влезла задом, закрывать ее не стала, чтобы не нарушить воцарившуюся внезапно тишину. Смолкли жучки, не пели птицы. Стало абсолютно тихо.

Я закрыла глаза, притворяясь спящей, приняла расслабленную позу. Сердце еще колотилось бешено, а чувство неотвратимо наступающей беды уже плотно вонзилось в сознание.

Я слышала шаги. Это был Сережа, а вот Леры с ним не было слышно. Он прошелся, замирая возле наших палаток, а потом заглянул в мою. Я старалась не выдать себя ни единым движением, больше всего переживая, что он поймет по моим беспокойно двигающимся векам. Расслабиться было очень трудно, но с проверкой я справилась. Сергей ушел, а я распахнула глаза, глядя в серые очертания Лериных вещей в нашей палатке, остро ощущая, что сегодня они осиротели, лишившись своей хозяйки.

Тогда, на следующее утро, когда мы нашли мертвую Леру, я успела поймать изучающий взгляд Сергея, может быть, он успел услышать, когда я пряталась, но я делала все, чтобы у него не осталось сомнений. Самым тяжелым было прижаться к нему, будто в поисках защиты. Я знала, что держусь за убийцу, возможно, он догадывался о том, что это знаю и я, но мы стояли оба, переплетаясь руками и ощущая чужое тепло, и притворялись, каждый из нас был монстром в тот момент, один — убийца, второй — безмолвный свидетель, давший обет молчания.

Он проверял меня не единожды. Я чувствовала все его провокации, но не поддавалась. Улыбалась, ощущая, что боюсь и ненавижу Сергея одновременно. Раньше он был для меня олицетворением идеального мужчины, во многом, именно из-за него я и хотела попасть в их компанию. А он оказался убийцей, хладнокровным маньяком, утопившим девушку во время секса. Что Сергей испытывал в этот момент? Я смотрела, как он искренне улыбается мне, но видела безобразное лицо, которое скрывалось за идеальной маской. Почему остальные не видели этого?

Когда умер Лев, я думала, что Вадим пришел мстить, и больше всего сожалела, что он не начал с Сергея, с настоящего убийцы. Я понимала, что его никогда не накажут, богатые родители отмазали своих детей, а уж в самом Сергее его мать души не чаяла, я знала, что не случись, она будет защищать его до последнего, даже если он перестреляет весь мир.

Потом не стало Артема, и снова снаряд попал мимо цели. Горькое сожаление, что пострадали два невинных человека сменилось ожиданием новой беды. Рома или Сергей? Или… я?

Когда погиб Сергей, я не нашла в себе сил даже изобразить жалость, я прятала лицо, на котором не было ни капли сожаления. Мне хотелось, чтобы круг на том замкнулся и не было новых жертв, но неминуемость грядущих смертей отправляла жизнь.