Волна беженцев перевалила через ряды малазан, а затем, несмотря на безумный поток стрел со стороны деревьев, бросилась в лес. Страшные вопли наполнили воздух.

Нетпара вновь выбрался на свет.

– Где Колтайн? Я же требовал…

Антилопа протянул руку и схватил за шелковый шарф, который обрамлял шею этого представителя знати. Приложив максимум усилий, он придвинул Нетпару к себе. Человек слабо отбивался от Антилопы с горящими бешенством глазами.

– Нетпара. Он мог отправить тебя одного. На переправу. Под великодушной защитой Дона Корболо, о которой ты так долго кричал. Сколько людей погибло сегодня? Сколько солдат, виканов отдали свои жизни, чтобы сберечь твою слезливую шкуру?

– Отпусти меня, грязное рабское отродье!

Перед глазами историка все поплыло. Схватив дряблую шею Нетпары обеими руками, он начал ее постепенно сжимать. Глаза мерзавца налились кровью и выкатились, как огромные шары.

Кто-то позади стукнул его по голове. Кто-то другой дернул за запястья. Кто-то третий железной хваткой сомкнул руки вокруг горла. Окружающее пространство посерело – так, будто на землю опустился вечер. Историк увидел, как его собственные руки медленно ослабли, а затем отпали от шеи Нетпары.

Вслед за этим наступила полная темнота.

Глава семнадцатая

И снова на этой тропе человек,

И снова он голос свой ищет:

Тот воин – в смертельном бою он убит

Звенящей стрелою эльфийской.

И снова он голос свой ищет во тьме,

А слышит лишь музыку Худа,

Да приторно-сладкую песню сирен,

Звенящую из ниоткуда.

Доклад Сеглоры

Сеглора

Капитан начал шататься из стороны в сторону, однако его движения не совпадали с качкой корабля. Начав разливать вино по четырем бокалам, стоящим перед ним, он покрыл вином весь стол.

– Отдавая приказы тупоголовым морякам, всегда так хочешь пить. Думаю, что и еда не заставит нас долго ждать.

Казначей Пормквала, который решил, что собравшееся здесь общество не заслуживает знать его имя, поднял выкрашенную бровь:

– Но капитан, мы же уже ели.

– Правда? В таком случае, это объясняет царящую здесь кутерьму. Однако все равно, слишком много шума. Эй ты, – обратился он к Каламу, – неподвижный, как медведь Фенна. Скажи-ка, еда была вкусная? Ах, тебя это особенно не интересует? Знаете ли, я слышал, что в Семи Городах специально растят фрукты так, чтобы поедать есть их вместе с личинками. Представляете, они выковыривают червей, съедают их, а яблоки даже выбрасывают. Если вы хотите что-либо узнать о народе, то достаточно просто обратить внимание на их пристрастия в еде. Сейчас каждый из нас связан общими обстоятельствами – так о чем же пойдет разговор?

Салк Клан протянул руку, взял бокал и, прежде чем совершить большой глоток, хорошенько его понюхал.

– Дорогой казначей удивил нас своими жалобами, капитан.

– Неужели? – капитан перегнулся через небольшой столик и вплотную взглянул на объект разговора. – Жалобы? На борту моего корабля? Немедленно доложить о них.

– Я только что собирался это сделать, – ответил казначей, слегка усмехнувшись.

– Как капитан, только я имею право разбираться с ними, – откинувшись назад, он с удовлетворением произнес: – Ну, и? О чем же будет наш дальнейший разговор?

Салк Клан встретился со взглядом Калама и подмигнул.

– А что, если мы вспомним о тех двух катерах, которые до настоящего времени продолжают нас преследовать?

– Они вовсе не преследуют нас, – произнес капитан. Осушив бокал, он облизал губы, а затем вновь налил себе из старого, побитого кувшина. – Они держатся на отдалении, сэр, а это совсем другое дело… Если, конечно, вы способны уловить разницу.

– Признаюсь, капитан, что разница не слишком мне ясна.

– Какое несчастье!

– Может быть, – задребезжал казначей, – вы соблаговолите пролить свет на эту проблему?

– Что вы сказали? Пролить свет? Необычайные слова, товарищ! – Капитан уселся на свой стул с довольным выражением лица.

– Наверное, они ждут более сильного ветра, – рискнул предположить Калам.

– Ага, – ответил капитан, – эти трусы, которые мочатся элем, будут нарезать вокруг нас круги. Я люблю откровенный разговор, но нет, эти трусы будут ходить вокруг да около, – подняв взгляд на Калама, он добавил: – По этой причине мы вероломно, с приходом рассвета… произведем атаку! Жесткую и бескомпромиссную. Моряки уже готовы взять на абордаж вражеский борт. Кроме того, я больше не желаю слышать ни одной жалобы по поводу «Тряпичной Пробки». Тот, кто рискнет проблеять, потеряет палец. Рискнет еще раз – потеряет второй, и так далее. Каждый из них будет прибит к палубе, вот так: тук-тук!

Калам закрыл глаза. Уже четвертый день они странствовали без сопровождения, а пассаты гнали их с хорошей скоростью – порядка шести узлов. Использовав всю имеющуюся в запасе парусину, моряки сделали так, чтобы корабль издавал огромное количество ужасающих стонов и скрипов, однако две пиратские галеры до сих пор продолжали нарезать крути вокруг «Тряпичной Пробки».

«И этот сумасшедший хочет атаковать».

– Ты сказал, мы предпримем атаку? – прошептал казначей, широко раскрыв глаза. – Я запрещаю это!

Капитан глуповато сощурился.

– Но почему же, сэр, – произнес он тихим голосом. – Я же посмотрел в жестяное зеркало, не так ли? Оно потеряло свой блеск этой ночью, поверьте на слово. Думаю, это сулит мне удачу.

С самого начала путешествия Калам намеревался большую часть времени оставаться у себя в каюте, не мешая остальным, а выбираться на палубу только в ночные часы, перед самым рассветом. Убийца питался на камбузе, вместе с командой, а это также снижало вероятность встречи с Салк Еланом и казначеем. Нынешней ночью, однако, капитан настоял на том, чтобы Калам присоединился к ним за ужином. Появление в полдень на горизонте пиратов заинтересовало убийцу. «Как же будет капитан реагировать на эту угрозу?» – подумал он и согласился на ужин.

Было очевидно, что Салк Елан с казначеем благодаря некоторым обстоятельствам заключили перемирие. Их попытки наладить светскую беседу были шиты белыми нитками.

Однако самым таинственным человеком на борту оставался все же капитан. Судя по разговорам на камбузе, первый и второй помощники капитана относились к нему с большим уважением, однако каждый из них прекрасно понимал, что он был и останется очень скрытным, изворотливым парнем.

«Такое впечатление, что они говорят об обидчивой собаке. Шлепнешь ее по спинке раз – она будет приветливо махать хвостом, шлепнешь два – острые зубы отхватят половину руки». Капитан менял настроение и роли тогда, когда ему это хотелось, не обращая никакого внимания на приличия и мнение окружающих. Стоило только побыть в его компании лишний час, особенно если кроме вина не существовало других напитков, и у Калама начинала страшно болеть голова: он не успевал следить за блуждающими мыслями капитана. Но самое неприятное заключалось в том, что убийца понимал: за всеми словами капитана скрывается тайный смысл. Создавалось впечатление, что этот человек говорил одновременно на двух языках – общедоступном, праздном и тайном, наполненном хитрыми секретами.

«Клянусь, что этот ублюдок пытается мне что-то сказать. Что-то жизненно важное». Пару раз за свою жизнь Каламу приходилось слышать о некоей разновидности волшебства, при которой мысли жертвы попадали в непроницаемый капкан. Человек ходил вокруг да около, однако никак не мог ухватиться за истину. «Похоже, мне в голову начали приходить абсурдные мысли. Да, паранойя – это бич для всех убийц, который не дает им покоя до самой смерти. Если бы я мог поговорить об этом с Быстрым Беном…»

– … спишь с открытыми глазами, парень? Калам вскинул взгляд на капитана и нахмурился.

– Владелец этой прекрасной лодки сказал, – тихо произнес Салк Клан, – что с тех пор, как мы вышли в открытое море, время на борту имеет довольно странное течение. Мы хотели услышать твое мнение по данному вопросу, Калам.