А еще размышлял он, не поведать ли королю об этом случае, но не желал прослыть сплетником и ябедой и потому промолчал. И очень скоро пожалел о том. Ибо на следующий день Рилиан вновь уехал. К вечеру он не вернулся, и с того дня никто его не видел, ни в Нарнии, ни в соседних землях: не осталось от него ни следочка — ни коня его, ни шляпы, ни плаща — ничего. Тогда Дриниан, опечалившись в сердце своем, предстал пред Каспианом и сказал:

— Ваше величество, убейте меня, как изменника, ибо ради собственного покоя погубил я вашего сына, — и он рассказал ему все как было. Тогда король Каспиан схватил свою боевую секиру и бросился к Дриниану, чтобы убить его, а тот стоял как вкопанный, ожидая смертельного удара. Замахнулся король секирой и вдруг отбросил ее прочь. «Потерял я супругу мою, королеву, потерял я и сына моего, королевича, — потеряю ли лучшего друга?» — вскричал он и обнял капитана и заплакал. И дружба их не порушилась.

Такова история королевича Рилиана.

Выслушав все, Джил сказала:

— Бьюсь об заклад, что змея и есть та зеленая дама.

— Ух-угу! Угу! И мы думаем так же, — зашумели птицы.

— А к тому же, мы думаем, — добавил Белопер, — что она его не убила, ух. Потому что костей…

— Нет, не убила! — перебил его Бяка, — Мы точно знаем. Об этом сказал сам Эслан.

— У-ху-ху! Никому не известно, что чего хуже, — про-ухал старейший из филинов. — Стало быть, он ей зачем-то нужен; зло умыслила колдунья против Нарнии. Ух, давно-давно, в начале времен, появилась с севера Бледная Ведьмарка и наслала на нашу землю снег и лед и вековечную зиму. У-ху-ху, вот мы и думаем, а вдруг эта колдунья из того же гнезда?

— Ничего, ничего, — сказал Бяка, — я и Джил, мы найдем королевича. А вот чем вы нам можете помочь?

— Ух, а знаете ли вы, куда вам путь пролег? — спросил Белопер.

— Знаем, — ответил Бяка. — Мы должны идти на север. Мы должны найти развалины древнего города.

Что тут началось! Филины заухали, заугукали, захлопали крыльями, застучали лапами. В конце концов выяснилось, что они весьма сожалеют, но никто из них не может самолично пуститься вместе с Джил и Юстейсом на поиски королевича. «Потому, ух, что путь ваш будет дневной, а наш — ночной, — говорили птицы. — Это, ух, никому не удобно». А кое-кто из филинов стал твердить, что даже здесь, в разрушенной башне, уже слишком светло, что ночной совет затянулся до утра. На самом деле одно только упоминание о развалинах великаньего города поумерило их пыл. Тут Белопер сказал:

— Ух-угу. Если путь им через Великогорье, у-ху-ху, пусть поможет им лягва-мокроступ. Вот кто будет им полезен. Угу?

— Ух-угу! Угу! — закричали совы.

— Ну, так в путь! — воскликнул Белопер. — Я полечу. Одного донесу. Кто возьмет другого? Нужно быть там к утру. Ну?

— Я полечу, но только до Болота, угу? — согласился кто-то из филинов.

— Ух, давай, поехали, — обратился Белопер к Джил.

— По-моему, она спит, — сказал Бяка.

Джил спала. С самого начала совета ее одолела страшная зевота, а потом девочка и вовсе уснула. И не очень обрадовалась, когда ее разбудили — чего хорошего проснуться на голом полу в совершенно темной башне, да к тому же среди каких-то птиц? Еще хуже — услышать, что надо куда-то отправляться (главное, что не в кровать!) верхом на филине.

— Ну давай, Поул, шевелись, — послышался голос Бяки. — Нас ждут приключения.

— Хватит с меня приключений, — спросонья отмахивалась Джил, но в конце концов села на закорки Белоперу, и они полетели.

Ночной холодный воздух ненадолго взбодрил ее. Теперь в небе не было видно ни звезд, ни луны. Далеко позади светился единственный огонек — должно быть, окно в одной из башен Кэйр-Паравела. И Джил захотелось вернуться в те чудесные покои, где застлана постель и блики огня играют на стенах. Она спрятала руки под плащ и запахнулась поплотнее. А чуть в стороне из тьмы доносились голоса: это Бяка переговаривался со своим филином. «Хорошо ему, он не устал», — позавидовала Джил, не понимая, что Юстейс уже бывал в этом мире, и на его долю здесь выпали немалые испытания, а посему воздух Нарнии вновь вдохнул в него силы, обретенные во время плавания по Восточному Морю с королем Каспианом.

Всю дорогу Джил приходилось быть начеку, чтобы, ненароком задремав, не свалиться со спины Белопера, а когда наконец приземлились, все тело у девочки так затекло, что она с трудом слезла на землю. Похоже, место, куда они прибыли, продувалось всеми ветрами. Стало еще холоднее.

— Ух-угу, ух-угу! — закликал Белопер. — Вставай, Зудень, просыпайся. Тут к тебе пришли по делу. От Льва! Ух-угу?

Долгое время никто не отзывался. Наконец вдалеке появился неяркий огонек и двинулся в их сторону. Затем послышался и голос:

— Эгей, филины, что стряслось? Какая беда? Или король умер? Или война началась? Наводнение? Драконы?

Огонек приблизился, и стало ясно, что это немалых размеров фонарь, но того, кто нес его, в темноте, против света, невозможно было разглядеть — только руки и ноги. Филины что-то говорили, что-то объясняли, но Джил слишком устала, чтобы вслушиваться. Она немного встряхнулась, только когда поняла, что филины с ней прощаются. О дальнейшем Джил при всем желании ничего не смогла бы вспомнить, разве только как они с Бякой куда-то идут, протискиваются в какую-то низенькую дверцу и (наконец-то!) валятся на что-то мягкое и теплое, и какой-то голос произносит:

— Ну вот. Лучше это, чем ничего. Хотя здесь, боюсь, холодно и жестко. И мокро. И вам ни за что не удастся уснуть, даже ежели не случится грозы или наводнения, даже ежели крыша не обвалится прямо на вас — ничего другого и ждать нечего, — все равно не уснете. И все же так оно лучше, чем ничего… — Тут она уснула.

Пробудившись на следующее утро, наши герои обнаружили, что лежат под крышей, на сухих и теплых тюфяках, а через треугольное отверстие в стене льется дневной свет.

— Где это мы? — спросила Джил.

— В вигваме лягвы-мокроступа, — сказал Юстейс.

— Кого-кого?

— Мокроступа. И не спрашивай у меня, кто это такой. В темноте я его не разглядел. Ну, давай вставать. Посмотрим, куда нас занесло.

— Противно спать в одежде, — сказала Джил, садясь.

— А по мне, так очень даже хорошо — одеваться не надо, — откликнулся Юстейс.

— Умыться тебе тоже не надо? — Джил презрительно фыркнула. Но Бяка уже вскочил, зевнул, потянулся и полез прочь из вигвама. Джил последовала за ним.

То, что они увидели, разительно отличалось от той части Нарнии, где они побывали вчера. Перед ними простиралась обширная заболоченная низменность с многочисленными островками и протоками между ними. На сухих местах росла жесткая трава, а по берегам — тростники и осоки. Там гнездились птицы — утки, выпи, цапли, бекасы — они тучами взлетали в небо и вновь спускались к своим гнездовьям. И на многих островах стояли вигвамы, подобные тому, в котором наши герои провели ночь, однако всегда по одному и поодаль от других — лягвы-мокроступы предпочитают уединение. И нигде ни единого деревца, только на западе и юге темнела кромка леса. На востоке тянулась гряда невысоких песчаных холмов, а ветер, доносивший оттуда запах соли, указывал, что там, за холмами, должно быть море. Далеко на севере низина упиралась в другую невысокую гряду, белесую и местами скалистую. Само же необъятное болото показалось бы местом весьма унылым, если попасть на него, скажем, в дождь да вечером. Но при утреннем солнце, при свежем ветерке с моря, когда воздух наполнен птичьим гамом, в самой этой пустынности чудилось что-то новое и неожиданно красивое. Настроение сразу улучшилось.

— Где же этот лягвоступ? — сказала Джил.

— Лягва-мокроступ, — поправил Юстейс, гордясь тем, что запомнил словечко, — Ага! Кажется, вон он.

Лягва сидел шагах в пятидесяти, спиной к ним, и удил рыбку. Его трудно было заметить — весь он был болотного цвета и сидел совершенно неподвижно.