— 'Шаста, как там Шаста? — проговорила Аравис.

— Глупый мальчишка! — простонал Отшельник. — Безмозглый сорванец! Меча в руках не держал, а туда же — сражаться! Да щитом, щитом прикройся! Ну зачем же бок-то подставлять? Ему все равно, что меч, что палка… Сообразил наконец… Машет, машет… чуть пони своему голову не снес… снесет непременно, коли не поостережется… Все, остался без меча… Чистой воды смертоубийство — посылать детей в битву! Такой и пяти минут не продержится. Пригнись, болван! Упал…

— Погиб? — выдохнули все трое.

— Откуда мне знать? — огрызнулся Отшельник. — Кошки свое дело сделали. Калорменские лошади какие мертвы, а какие бежали; теперь уж калорменцам не отступить. Кошки нападают с тыла. На тех, кто ломает ворота. Бегут, бегут! Таран бросили и врассыпную! О небеса! Ворота открылись; должно быть, готовится вылазка. Показались первые трое: посередине король Лун, рядом с ним братья Дар и Даррин. За ними Тран, Шар, Кол со своим братом Колином… Десять… двадцать… почти тридцать… Калорменцы пятятся… Король Эдмунд крушит направо и налево. Только что отрубил голову Коррадину. Калорменцы удирают в лес… Некоторые еще сопротивляются… Великаны заходят справа… кошки слева… король Лун сзади… Дерутся спина к спине… Погиб твой тар-каан, Бри. Лун сражается с Азрухом… вроде бы наша берет… давай, давай… одолел! Азрух повержен. Ох! Король Эдмунд было упал, но поднялся… схватился со Рабадашем… прямо в воротах… Калорменцы сдаются… Даррин сразил Ильгамута. Не вижу, где Рабадаш… Наверное, погиб и лежит у крепостной стены… Эдмунд все бьется, остальные уже перестали… Шламаш сдался… Победа, победа!

Падая с коня, Шаста успел подумать, что его наверняка затопчут. Но кони даже в пылу сражения крайне редко наступают на людей. Минуло десять ужасных минут или около того, и Шаста понял, что поблизости от него уже нет грозящих неминуемой смертью копыт и что шум, который он слышит, вовсе не похож на шум битвы. Мальчик осторожно сел и огляделся. Пускай он был несведущ в ратном деле, однако ему хватило одного взгляда, чтобы сообразить — Нарния и Арченланд победили! Уцелевшие калорменцы сдались в плен, ворота Анварда были открыты, король Лун пожимал руку королю Эдмунду, стоя на таране. Вокруг державных правителей толпились рыцари. Они весело о чем-то переговаривались, а потом вдруг разразились дружным хохотом.

Шаста кое-как поднялся и, с трудом переставляя ноги, заковылял к воротам. Глазам его предстало удивительное зрелище. На стене у ворот висел принц Рабадаш. Он судорожно дергал ногами, не достававшими до земли. Кольчуга задралась и, похоже, изрядно жала ему под мышками, закрывая, вдобавок, половину лица. Он выглядел так, как будет выглядеть любой мужчина, попытавшись надеть через голову рубашку меньшего, чем ему годится, размера. Впоследствии выяснилось (уж будьте уверены — молва об этом событии разошлась по всем городам и весям), что в самом начале битвы один из великанов попытался проткнуть Рабадаша своим шипастым сапогом. У него ничего не вышло — точнее, почти ничего: Рабадаш уцелел, но шипы порвали кольчугу, словно то была обыкновенная холщовая рубаха. И с Эдмундом в воротах Анварда Рабадаш сражался в рваной на спине кольчуге. Когда Эдмунд прижал его к стене, он вскочил на близлежащий камень и стал осыпать противника ударами сверху. Впрочем, ему самому пришлось несладко — ведь его голова возвышалась над головами всех прочих, и не удивительно, что нарнианские лучники именно ее избрали своею целью. Рабадаш решил спрыгнуть на землю. Он намеревался соскочить с громким, устрашающим криком: «Молния Таша летит с небес!» Однако прямо перед ним сеча была столь жаркой, что он вынужден был прыгнуть вбок — и аккуратнейшим образом зацепился этой своей дыркой на спине за вбитый в стену крюк! (Столетия назад такие крюки вбивали в стены, чтобы привязывать к ним лошадей.) Иными словами, Рабадаш повис на этом крюке, словно мокрая простыня, которую вывесили сушиться, и теперь все над ним потешались.

— Дай мне спуститься, Эдмунд! — рычал Рабадаш. — Дай мне спуститься и сразись со мной, как подобает мужчине и королю! А если ты трус, убей меня прямо так.

— С превеликой охотой! — отозвался Эдмунд, обнажая меч, но тут вмешался король Лун.

— С позволения вашего величества, — проговорил он, удерживая руку Эдмунда. — Позвольте мне, — и повернулся к Рабадашу: — Ваше королевское высочество, огласи вы свой вызов неделю назад, я бы ответил вам, что во владениях короля Эдмунда не найдется никого, от самого короля до крошечной говорящей мыши, кто бы отказался этот вызов принять. Но, напав на Анвард без объявления войны, вы тем самым явили свою истинную сущность. Вы не рыцарь, вы трус и подлец, недостойный скрестить меч с человеком чести. Эх, выпороть бы вас, ваше высочество, как последнего мерзавца… Снимите его, свяжите и отведите в замок; пускай ждет, пока мы изъявим свою королевскую волю.

Крепкие руки отняли у Рабадаша меч, сняли принца с крюка и связали его высочество. Сопровождаемый королевскими дружинниками, он скрылся под сводами замка, изрыгая проклятия и не скрывая слез отчаяния. Рабадашу были не страшны даже пытки, но оказаться всеобщим посмешищем — этого он вынести не мог. В Ташбаане никто не смел над ним смеяться.

В этот миг Корин увидел Шасту, подбежал к нему, схватил за руку и почти поволок к своему отцу королю Луну.

— Вот он, отец, вот он! — воскликнул принц.

— Ах, вот ты где! — сурово молвил король. — Вижу я, что пренебрег ты велением мудрым и испытал отвагу свою на поле брани, сердце отцовское не жалея. Экий негодник, право слово! Да в твои годы пристало палкой лопухи сшибать, а не мечом махать! — Впрочем, все, и Корин в том числе, догадывались, что на самом деле король гордится своим сыном.

— Пощадите его, государь, — сказал Даррин. — Его королевское высочество унаследовал ваш горячий нрав. Сдается мне, ваше величество изрядно бы опечалились, когда бы пришлось вам ругать его не за безрассудную отвагу, а за нечто противоположное…

— Хорошо, хорошо, — проворчал король. — Оставим это, Даррин. А теперь…

То, что случилось потом, изумило Шасту, как не изумляло до сих пор никакое другое событие его жизни. Король Лун по-медвежьи облапил мальчика и расцеловал в обе щеки.

— Иди сюда, — сказал он, маня Корина. — Встаньте рядом, ребятки. Головы поднимите, чтобы все вас хорошенько разглядели. Ну что, господа? Есть у кого-нибудь сомнения?

Шаста никак не мог понять, с чего вдруг все так развеселились.

Теперь мы должны вернуться к Аравис и лошадям. Отшельник, по-прежнему глядевший в пруд, поведал им, что Шаста уцелел и его даже не ранили, а еще о том, как тепло встретил мальчика король Лун. Но в пруду можно было только наблюдать за происходящим, слышать вы все равно ничего не слышали, и потому, когда битва завершилась и начались всякие разговоры, глядеть в пруд стало бессмысленно: гляди, не гляди ничего не вызнаешь.

На следующее утро стали судить и рядить, как быть дальше.

— С меня хватит, — твердо сказала Хвин. — Отшельник такой добрый, большое ему спасибо, что он нас приютил, но я уже просто не могу есть с утра до вечера! Так и разжиреть недолго! Скачем в Нарнию!

— Только не сегодня, мадам, — возразил Бри, — К чему спешить? Погодим денек-другой, а уж там и решать будем…

— Сперва попрощаемся с Шастой, — промолвила Аравис. — Попрощаемся и… извинимся перед ним.

— Вот именно! — вскричал Бри. — Таркина, ты читаешь мои мысли!

— Ну, конечно, — согласилась Хвин. — Он ведь в Анварде, верно? Это нам по дороге. Мы заглянем в Анвард и повидаем Шасту. Кстати сказать, а не собраться ли нам в дорогу прямо сейчас? Я думала, мы все стремимся в Нарнию…

— Угу, — пробормотала Аравис, которая вдруг почувствовала себя одинокой: что она будет делать в этой чужой стране, среди чужих людей… и животных?

— Хорошо, хорошо, — пошел на попятную Бри, — Никто же не говорит, что мы останемся тут навсегда. Просто не нужно торопить события. Понимаете, мадам, к чему я клоню?