В 1942 году некоторым советским физикам пришлось вернуться к своей научной деятельности и возобновить исследования, поскольку руководство партии и страны уже располагало информацией о том, что в Германии и США в условиях особой секретности ведутся срочные работы по созданию нового сверхмощного оружия. Знали об этом и некоторые наши физики. Дело дошло до того, что Флёров Н.Г. написал письмо в Государственный комитет обороны с просьбой «не теряя времени делать ядерную бомбу».

Курчатов в это время болел, и к Верховному на ковёр были вызваны Иоффе и Вернадский. После краткой беседы Сталин с возмущением спросил:

– Как же это так? Младший лейтенант на фронте смог почувствовать опасность для страны, а вы, академики, нет?!

Досталось и товарищу Молотову, который в то время курировал работы по ядерной тематике. Назревал скандал…

В апреле 1942 года Вячеслав Молотов пригласил к себе наркома химической промышленности Первухина М.Г., который одновременно занимал пост заместителя председателя Совнаркома. Молотов достал из сейфа пухлую папку с докладами советских разведчиков о работах над атомной бомбой за рубежом.

– Почитайте сами, – сказал он, – и при необходимости привлеките для анализа крупных учёных-ядерщиков.

Перед уходом наркома напомнил:

– Это поручение товарища Сталина.

Первухин, ознакомившись с материалами внешней разведки СССР, понял, что дело серьёзное и без учёных мужей здесь не обойтись. В состав группы анализа вошли известные специалисты – Иоффе, Капица, Вернадский и Хлопин. Результат их работы был сформулирован кратко и состоял из двух пунктов:

1) для создания советской атомной бомбы нужен единый мощный научно-производственный комплекс с единым руководством;

2) работу надо начинать немедленно.

Сразу же встал вопрос о руководителе атомного проекта. Все понимали, что он должен быть не столько именитым, сколько молодым, энергичным, решительным и обязательно специалистом по атомному ядру. В то время такими качествами обладали Алиханов, Курчатов, Синельников, Лейпунский.

Решение этого важного для страны вопроса Сталин взял в свои руки. Во время дискуссии с приглашёнными членами Политбюро ЦК ВКП(б) и специалистами Совета Министров СССР он настоял на том, что кроме вышеперечисленных достоинств руководитель атомного проекта должен обладать ещё и отличными организаторскими способностями.

Выбор пал на члена-корреспондента Академии наук СССР Игоря Васильевича Курчатова. На следующий день он был приглашён в Кремль: важные дела Сталин не любил откладывать в долгий ящик. После короткого делового разговора вопрос о назначении Курчатова руководителем советского атомного проекта был решён окончательно.

Курчатов с первых дней работы в новой для себя должности чувствовал высокую ответственность за порученное дело, настроил себя на преодоление проблем как научных, так и организационных. Поздно приходил домой, часто просыпался ночью и думал: «С чего начать? Как лучше организовать работу по выполнению задачи государственной важности, которая легла на мои плечи?» Эти вопросы не давали ему покоя.

Время было военное, трудное: не было ускорителей и мощных источников нейтронов, не хватало хороших детекторов излучения и электронных устройств. Сказывался и дефицит специалистов в области атомного ядра. Их приходилось вызывать из различных мест эвакуации и даже отзывать с фронта. Задания выдавались персонально каждому из них, исходя из необходимости решения тех или иных научно-технических проблем. Конечно, в этом ему помогали друзья – учёные с известными именами: Алиханов, Зельдович, Флёров, Иоффе, Капица, Вернадский, Синельников, Александров, Кикоин и другие.

Всестороннюю помощь ему оказывал М.Г. Первухин, на которого Государственный Комитет Обороны возложил обязанность повседневно следить за ходом работ по использованию атомной энергии для повышения обороноспособности страны.

Вторая мировая война заканчивалась, но человечеству не стало легче. Результаты бомбардировки Хиросимы и Нагасаки придали уверенности США и позволили проводить более агрессивную внешнюю политику. Для достижения своих политических и экономических целей американцы, размахивая «ядерной дубинкой», угрожали войной другим странам мира, и в первую очередь Советскому Союзу. И это несмотря на то, что во время Второй мировой войны они были союзниками СССР по антигитлеровской коалиции.

Руководство Советского Союза понимало, что охладить пыл американских «ястребов» может только ликвидация их монополии в области нового оружия массового поражения. Ещё в июле 1945 года, когда Гарри Трумэн на Потсдамской конференции похвастался, что теперь у США есть оружие необыкновенной разрушительной силы, Сталин поставил для себя и страны цель догнать и перегнать американцев в создании ядерных и термоядерных боеприпасов и шёл к этой цели с присущей ему энергией и настойчивостью.

Как уже было сказано, сначала (ещё в апреле 1942 года) был создан советский атомный проект во главе с И.В. Курчатовым, в результате работы которого в короткий срок в тяжёлых условиях военного времени удалось создать теоретический фундамент для разработки конструкции атомных (урановых и плутониевых), а также термоядерных бомб.

А потом, буквально через две недели после атомного удара США по Японии, товарищ Сталин подписал Постановление Государственного Комитета Обороны об образовании Специального Комитета для руководства всеми работами по использованию атомной энергии. В состав Комитета вошли: Л.П. Берия (председатель), Г.М. Маленков, Н.А. Вознесенский, Б.Л. Ванников, А.П. Завенягин, И.В. Курчатов, П.Л. Капица, В.А. Махнев. Спецкомитет был наделён чрезвычайными полномочиями по привлечению любых ресурсов, имевшихся в распоряжении Правительства СССР, к работам по атомному проекту.

Для непосредственного руководства научно-исследовательскими и промышленными предприятиями, занятыми в атомном проекте, было создано Первое главное управление (ПГУ). Его начальником был назначен нарком боеприпасов Б.Л. Ванников.

В распоряжение ПГУ передавались многочисленные предприятия и учреждения из других ведомств, включая научно-технический отдел разведки, Главное управление лагерей промышленного строительства НКВД и Главное управление лагерей горно-металлургических предприятий НКВД (с общим количеством около 300 тысяч заключённых).

Специальным постановлением Совета Министров СССР были определены сроки окончания работ по созданию двух бомб – плутониевой (РДС-1) и урановой (РДС-2):

– июль 1946 года – разработка тактико-технического задания на конструкции обеих бомб;

– июль 1947 года – разработка основных конструкций обеих бомб;

– январь 1948 года – испытание бомбы РДС-1 в наземном варианте;

– март 1948 года – испытание бомбы РДС-1 в авиационном варианте;

– январь 1949 года – испытание бомбы РДС-2 в наземном варианте;

– июль 1949 года – испытание бомбы РДС-2 в авиационном варианте.

Сжатые сроки для выполнения атомного проекта потребовали от его исполнителей гигантских усилий.

Необходимо было в короткий срок решить три важные и весьма трудоёмкие проблемы:

– определение условий самопроизвольного деления ядерно-активных элементов и оценка их критической массы;

– создание конструктивных элементов и самой конструкции урановой и плутониевой бомб;

– получение обогащённого урана-235 и оружейного плутония-239 в промышленном масштабе.

За решение первой проблемы с энтузиазмом взялся сам Курчатов, успевая при этом побывать и на урановых рудниках, и на заводах по обогащению урана, и на предприятиях, связанных с получением оружейного плутония, и в конструкторских бюро.

Следует отметить, что работы по всем направлениям советского атомного проекта велись параллельно, чтобы уложиться в сроки его выполнения.

Взявшись за решение одной из сложнейших научных проблем в области деления ядер, Курчатов понимал, что без ядерного реактора не обойтись. Поэтому первым делом он заказал изготовить реактор на одном из мощных заводов Ленинграда, а потом занялся поиском места для его установки.