— Временная заплатка, — заключил Цыган.

— Да, сработано неряшливо.

— Черт бы побрал Иззи Молсона! — не выдержал Цыган. — Ну-ка, что это у нас? — Я почувствовал, как палец Цыгана проникает мне в глаз и прикасается к чему-то рядом с пломбой.

— Беглый Джо, — определила Нора. — Надо же, какой типчик живет у Мэла в голове. Кажется, ему хочется выйти вон.

— Обыкновенная история. Урон, конечно, немалый, но сам жилец крохотный, поэтому в памяти лишь небольшие провалы, ничего страшного. А вот затычка Иззи продержится считанные месяцы. Хочешь что-нибудь туда ввести, пользуясь возможностью?

— Что ты! Личность неприкосновенна, Цыган!

— Какая еще личность? Так, оторванная конечность. Дыра Абу-аль-Хаула. Личность Мэла Беллоу — это всего лишь помехи, тень на телеэкране. Не забывай, Нора, через него питается Шаман. Этот парень — словно вена наркомана.

— Теперь ты сам рассуждаешь, как Шаман. Гляди, он приходит в себя. Немедленно вынь руку!

Я действительно стал оживать. Спешить мне было некуда. Кому охота плюхнуться на вулкан? У меня в голове оставалось достаточно топлива, мне было о чем подумать, чем восхититься. Я не считал себя обязанным присоединяться к Цыгану и Норе в их невероятной действительности. Но стоило мне услышать, как Нора за меня вступилась, вспомнив о неприкосновенности личности, как мне полегчало.

Я появился на сцене с банальными вопросами:

— Где мы? Что происходит? Почему здесь так темно? — Для начала я изображал балбеса, чтобы успеть привыкнуть к обстановке. Резкие рывки очень вредны для самосознания.

Цыган глянул на наручные часы — если только это были часы, да и если то, на чем они располагались, было рукой.

— Пятнадцать минут. Значит, мы преодолели порядка ста миллионов миль.

— Беги! — посоветовал Беглый Джо.

— Мне здесь не нравится, — признался я. Это почему-то привело Цыгана в ярость. Он метнулся в закуток и перевернул там тележку с посудой.

— Сию минуту! Сейчас развернемся и доставим тебя назад к Шаману. Может, он сперва украсит тебя пучком петрушки? Надо же позаботиться о внешнем виде блюда.

— Осторожно, Цыган, не сбейся с курса, — молвила Нора, словно няня, приводящая в чувство капризного малыша. — Мы долетели до Магелланова Облака?

— Еще нет. — Цыган смотрел на меня зверем. О его ярости говорил полный яда тон.

— Давай-ка совершим «оп-ля», Цыган. Надо сделать так, чтобы Шаман нас не догнал. Ступай в кухню и включи посудомоечную машину.

— Нора…

— «Оп-ля», Цыган!

Цыган развернулся, толкнул плечом дверь кухни и пропал из виду.

— Со мной тебе ничто не угрожает, Мэл, — сказала Нора. — Сам знаешь, как поступил бы с тобой на Земле Шаман. Иззи тебе об этом говорил?

— Через год Иззи вернется, — ответил я. — Вот что он мне сказал! В следующий отпуск. У него короткий трудовой стаж.

Без Цыгана я чувствовал себя лучше. Я огляделся. Если не считать разгрома, устроенного Цыганом, и нескольких неубранных столиков, все выглядело сносно. Неподалеку на стене висела карта автострады номер 40 с лампочками в местах мотелей и пересечений дорог; наше кафе горело красным. На стенах были намалеваны длиннорогие быки и кактусы. Над нашим столиком красовалось изображение походного костра, окруженного пьянчугами; у одного из пьянчуг лежала на коленях гитара. У моего локтя, рядом с солонками и перечницами, стояло объявление с приглашением стать владельцем коллекции западных пейзажей. Все было прекрасно. Вот только за окном…

— Мэл! — сказала Нора.

Как назвать мгновение, когда мужчина начинает видеть не только женское лицо, а всю женщину — целиком? Когда его глаза превращаются в органы осязания? Когда ее дыхание согревает воздух между ними?

— Нора, у тебя внутри то же самое, что у него? Змея или еще какая-нибудь пакость?

— Иззи тебе не рассказывал?

— Нет.

— Беги! — завопил Беглый Джо.

Нас клонило друг к другу, как листочки на ветру. Наши колени соприкасались.

— Мэл, почему же ты не знаешь, кто ты такой? — Ее нос прикоснулся к моему. Мы потерлись носами. Я застонал.

— Шаман хочет меня сожрать, — сказал я. — Откуда мне знать: а вдруг и ты хочешь того же?

— Я тебя люблю, Мэл. — Она поцеловала меня. По залу пронесся пурпурный ураган, окрасив все в один цвет. Стены, столы, картины, музыкальные автоматы, тележки, раздаточные столики со специями, касса — все слилось, съежилось, приняло цилиндрические формы. Ее поцелуй отдался у меня в животе, в пальцах ног.

Она медленно оторвала губы от моего рта. Я был готов прослезиться. Мы находились в космическом корабле, я оказался за сотню миллионов миль от дома. Ничто здесь не должно было вызывать у меня доверие. Я стал озираться. Как только прекратился Норин поцелуй, космический корабль снова стал смахивать на придорожное кафе.

— Я ехал на попутках… — начал я.

— Как Сфинкс, — сказала она.

Беглый Джо был наполовину занесен песком. Он уже добрался до прокола, сделанного Шаманом, и каким-то образом высунул наружу кончик ногтя, хотя и не сдвинул затычку Иззи. Из меня торчал ноготь его правого безымянного пальца, который появлялся и исчезал в поле моего зрения, как кривой ятаган, как полумесяц, как блик на воде — наполовину видение, наполовину реальность. Я то и дело прижимался к Норе, моя пылающая щека скользила по ее щеке, я терялся в гуще ее волос. Тогда я открывал глаза, словно с их помощью можно дышать, ибо воздух вокруг становился непригодным для дыхания. Я недоуменно косился на окно, за которым расплылась мгла, испрещенная звездами и сполохами света, и замечал там Луну Беглого Джо: она принадлежала всей Вселенной и путешествовала со мной заодно, подобно тому, как луна сопровождает путника на Земле. Казалось, несмотря на свою величину, она осталась невообразимо далеко; в действительности Луна была мала и висела совсем рядом.

Ноготь Беглого Джо царапал все, что попадалось, в том числе гладкий Норин бок. Ей это как будто нравилось. Она даже издала слабый крик, вонзившийся мне в грудь. Мы завибрировали вместе. Нора сидела на своем стуле, а я на ней верхом, как слон Ганеша. Я пил ее, как вино, я прикасался грудью к ее груди, животом к ее животу; на мне уже не было рубашки. Мой язык шарил по ее небу, ее — по моему. Я снял с нее через голову майку; несколько секунд, пока лицо Норы оставалось под майкой, длилось затмение, и я уже сходил с ума от страха, что больше ее не увижу. Без ее глаз я переставал жить. Обнимая ее, я пытался прикоснуться к ней всем телом, поглотить без остатка. Меня бесило, что она остается снаружи. Она в ответ томно стонала и целовала меня.

Беглый Джо требовал Нору себе. Он накладывался на нее, подобно лепесткам на тело купальщицы. Стоило ей улыбнуться, как одно ее веко стало ртом Беглого Джо, и он крикнул: «Беги!».

— Что? — переспросила она.

— Ничего, — поспешно ответил я. — Я люблю тебя, Нора! Я всегда любил тебя.

Беглому Джо, засевшему у меня внутри, я заявил:

— Прекрати! Заткнись! Убирайся!

— Ты свихнулся, — гнул он свое. — Эта штучка — дрянь, каких мало! Видел ее братца? Внутри у нее свернулась змея, желтая змея! Не говоря уже о том, что она затащила тебя в глубокий космос. Она тебя использует и выбросит, как кожуру!

— Чего ты от меня хочешь? — спросил я.

— Тебя что-то беспокоит? — осведомилась Нора. Она уже расстегивала мой брючный ремень.

— Убей ее! Задуши! Сбеги! Задави этого боа-констриктора в кухне и поверни домой с помощью посудомоечной машины. Недаром она обмолвилась о посудомоечной машине. Знаешь, как ей пользоваться?

— Отец…

— Не называй меня так! Чего это она возится с твоим ремнем?.. Эй, не забывайся, слушай, что я тебе говорю! Не упускай ситуацию из-под контроля. Да натяни ты штаны, будь оно все проклято! И она пусть прикроется. Что ей надо от твоего ремня? Твоя мать никогда не возилась с моим ремнем! Учти, Мэл, если ты все это не прекратишь и не дашь деру, я награжу тебя такой головной болью, от которой ты рехнешься!