— Брось оружие, — сказал я. — Слово Ильмара — не трону!

Я бы его и впрямь пощадил. Только стражник не поверил. Пятился, а потом бросился бежать, на ходу что-то из кармана доставая. Мне померещилось, что это ручной пулевик.

Ножи метать я умею. Самое воровское оружие, что уж тут говорить. К этому кинжалу я еще не привык да и не пробовал его метать. Но баланс был правильный, кровь кипела в горячке драки, и я решился.

Кинжал вошел ему под лопатку, и стражник кулем рухнул.

Я подошел к стражнику. Тот отчаянным усилием перевернулся на бок, скривился в злой ухмылке и поднял руку с короткой трубочкой.

Нет, это был не пулевик. Ракета сигнальная. С самозапалом. Стражник последним усилием сжал трубку, и в небо с воем взмыла огненная стрела. Над городом расцвела алая звезда. Ракета визжала еще секунд пять, потом разорвалась красивым карнавальным дождем.

— Конец тебе, душегуб, — прошептал стражник. — Линкор завтра в гавань входит… десант весь остров прочешет.

— Не ври перед смертью, — сказал я, чувствуя противный холодок по хребту. — Ради двух каторжников десант…

Стражник дернулся предсмертно и закрыл глаза.

Вот тебе и восьмой из дюжины, Ильмар. Видишь, как Искупитель с небес грустно смотрит? Скоро он вздохнет да и отвернется…

— Если Серые Жилеты за остров возьмутся, тут мышиной норы неучтенной не останется, — сказал Марк. Я повернулся:

— Чего ты натворил, парень, — спросил я, — коли высокородные по твоему следу отборные войска пустили?

— Вор я, Ильмар Скользкий. Но то, что я украл, дорогого стоит.

И на этот раз я ему поверил. Перевернул мертвое тело, выдернул из его спины нож, отер о мундир, протянул мальчишке.

— Возьми. Я палаш прихвачу.

— Разделиться нам надо, — сказал Марк. — Если Серые Жилеты меня схватят, то за тобой гоняться не станут.

Секунду я размышлял, нет ли в его словах чего дельного. Потом покачал головой. Меня все равно в покое не оставят.

— Вместе уйдем, — сказал я. — Обшарь карманы у того стражника.

Марк вместо этого прикоснулся к мертвому телу и проговорил:

— Беру его смерть на себя, Искупитель.

Я раскрыл было рот, но промолчал. Поздно уже. Чего теперь. Имел Марк такое право, как-никак мы вместе сражались.

А мне все же полегче. Семь — не восемь. Чувствовал я, что придется пролить еще немало крови.

Глава четвертая,

в которой я решаю, какая смерть веселее, но ни одна из них мне не нравится.

Я снял со стражника плотную зеленую куртку, надел вместо своей. В карманах ничего стоящего не оказалось. У второго Марк нашел три маленькие медные монетки и еще одну сигнальную ракету.

— Пошли, — велел я парню.

Тот вопросительно смотрел на меня. Я вздохнул.

— Нет, не в горы. К порту идем. Вдруг повезет!

Мы уже почти до порта добрались, когда с окраины с визгом взмыли сигнальные ракеты. Три красных, желтая, а потом еще красная.

— Армейским кодом сигналят, — шепнул я мальчишке. — «Дозор потерян, враг не обнаружен».

Марк промолчал.

— Постой здесь, — велел я. — Если услышишь шум… ну, шум — ничего. А вот если после шума минут десять пройдет, а меня не будет — уходи. Куда хочешь уходи, Сестра тебе в помощь. Я немного стерплю, потом все выложу, уж не серчай.

Место было удобное, за толстыми колоннами, поддерживающими полукруглый балкон, в полной тьме.

Я собирался присмотреть корабль, что готовится в море выйти. Вся надежда у нас была — укрыться в трюме да выйти в море. Тогда, может, и столкуемся с капитаном. Была у меня еще на материке заначка, на черный день берег, но куда уж чернее!

Вот только все мои надежды рухнули, когда я выбрался к набережной и посмотрел на порт. Сердце в пятки рухнуло, и пот прошиб.

Весь порт был яркими огнями опоясан. Прямо на земле расставили карбидные фонари, у каждого солдат сидел, да еще несколько патрулей прохаживалось. И корабли в гавани стояли, вытравив канаты на всю длину, и тоже в огнях, как на именинах главы Дома.

— Сестра-Покровительница… — прошептал я. — За что же так? А? разве я последний гад на земле? Разве заветов не чту?

Молчала Сестра, и ночной ее лик тучами был скрыт.

В порт не пробиться, а завтра придет к острову линкор… тут-то потеха и начнется. Выйдут на берег высокородные, в своих жилетах цвета серого металла, что и пулей-то не пробить. Выгонят всех жителей из домов, с собаками прочешут остров…

Тихонько застонав, я двинулся обратно.

Марк ждал меня под балконом.

— Плохо дело, — честно сказал я. — Порт оцеплен, не пройти. Стражи — как блох на псе. Да и псов хватает…

— Много солдат в порту?

— Прорва.

— А город плотно оцеплен?

— От души.

— Тогда прямая дорога — в форт!

Я заглянул мальчику в глаза. Глаза были злые и упрямые.

— Что ж, ты прав. Другого пути нет.

Может, когда раньше и был форт неприступной крепостью. Сам Наполеон острова осаждал, и кипела здесь настоящая схватка. Теперь он служил каменной казармой для трех сотен стражников, которые сейчас по городу бегают.

На дороге, что вела к утесам, пост, конечно, стоял. Трое солдат-новобранцев сидели в кругу света фонаря да в карты играли.

Обошли мы их легко, по крутому, заросшему колючей жимолостью склону. Вышли снова на дорогу — мощенную камнем, широкую.

Сумерки начали рассеиваться. Еще часок нам обеспечен — хорошо, что небо тучами затянуто. А дальше — все, конец.

— Планёрная площадка за стенами, — шепнул я Марку. — Может, жратвы удастся раздобыть…

Марк меня и не слушал. Смотрел на развилку — одна дорога к стенам форта вела, к единственным воротам, другая к ровной площадке на утесе, где планёры садились.

— Давай попробуем, Ильмар, — сказал он вполголоса. — Клянусь, я сумею планёр поднять.

— А посадить сумеешь?

— Должен.

Спрятаться в форте — безумие, но безумие Скользкого Ильмара, а вот поверить, что он планёр поднимет — я столько не выпью.

Но почему бы не поискать укрытие на планёрной площадке?

— Идем.

Дальше постов совсем не было.

А в общем-то, чего планёры охранять? Кому они подвластны кроме летунов высокородных?

Площадка была велика, занимала почти столько же места, сколько и сам форт. Камень стесали ровнее, чем площадь перед графским дворцом. Идешь, как по льду. Только подошвы не скользят, камень ровный, но шершавый. На краю площадки, ближе к форту, высилось несколько строений, мы обошли их стороной.

А планёры и впрямь стояли. Два поменьше, брезентом укрытые, один большой, незачехленный. Марк сразу потянул меня к нему.

Планёр казался птицей. Огромной птицей, расправившей крылья да и замершей устало, не решившись взлететь. Казалось, исполинское тело вот-вот дрогнет, повернет к нам острый клюв и разразится насмешливым клекотом. Я даже не заметил, что шепчу молитву Искупителю, во всех грехах каюсь.

Лишь рядом с планёром я чуть успокоился. Живого в нем было не больше, чем в телеге. Крылья оказались из дерева, из тонких, решеткой переплетенных планок, обтянутых плотной, глянцевой — будто лаком покрытой — материей. Все разукрашено большими яркими аквилами и иными эмблемами. Впереди — маленькая застекленная кабина. Высокий раздвоенный хвост — тоже из дерева и ткани; все это подрагивало на ветру и тонко, жалобно стонало. Под кабиной была закреплена длинная труба, охваченная серыми металлическими обручами. Планёр держали крепкие веревки, иначе он укатил бы в пропасть.

Мальчишка уже лез в кабину. Я заглянул туда — два хлипких деревянных креслица; перед передним — рычаги, педали, тяги на тросах. На доске — несколько циферблатов — механические часы, вроде бы барометр, компас да еще что-то. Стрелки и цифры на приборах были покрыты фосфором и светились. Все остеклено, только потолок — из туго натянутой ткани, но тоже с окошечком в деревянной раме.

Марк уселся в кресло, потом достал из Холода зажигалку.

— Подсвети, Ильмар. Только осторожно, планёр горит, как спичка.