— Нет, — разлепив пересохшие из-за волнения губы, ответила я. — Мне, наверное, хватит…

Он повернулся ко мне и, опершись спиной о столик перед барным шкафчиком, снова скрестил на груди руки.

— А чего так? — усмехнулся он. — Не потрахаемся всласть, так хоть напьёмся. А?

— Зачем вы так? — глухо спросила я.

— А чего ты ждала? — прищурился он. — Что ты поучаствуешь в афере, признаешься мне — возможно с целью нового какого-то плана моего беспринципного братца — в том, что все эти ночи — очередное его враньё и я распахну объятья? Буду милым славным парнем, да?

Похоже в нём уже говорил алкоголь.

Яков горько усмехнулся и сел на краешек кровати, полу-боком ко мне. Я тут же уловила волну тёплого приятного мужского парфюма.

— Она нужна была ему только для статуса, Катя. Политика, бизнес — он же долгое время был на виду и ему было очень важно, чтобы люди думали, будто он — гетеросексуал. Только поэтому она стала его невестой. Она была удобной, понимаешь, Кать? У-доб-ной. И только. Ах, ну да, он же ещё милостиво позволил ей забеременеть! Именно тогда, кстати, она меня и прогнала.

— Не пейте больше, пожалуйста, — прошептала я.

— Не тебе мне указывать, что мне делать, барышня, — вздохнув, ответил Яков. — Я опьянел сейчас лишь потому, что редко пью. Но зато так мне сейчас полегче. А я чё-то подустал от этой херни, которая всё никак не закончится, — он взглянул на меня, — Ты давай-ка это, не бойся. Чё ты трясёшься-то? Я тебе ничего плохого не сделаю. Я тебе не Олег. Больше тебе скажу. Я тебе вообще благодарен, — у него уже немного заплетался язык, это было слышно. — Эти ночи стоили этих денег, даже при таком вот говённом раскладе, да. Да что там, так они даже ценнее… Потому что я ведь пиздец, как переживал из-за этой копии любви, в которую мы с тобой, Кать, оба играли, из-за этого вот суррогатного подобия близости между мной и Лерой. Думал, она правда участвует в этом. Отдаётся мне за бабло. Но она не участвовала. Она уже давно ни в чём не участвует. Сделала свой выбор в пользу него и тихо умерла. Незаметно. А я, дурак, поверил в то, что она жива…. Да… Обдурил меня мой братец… Заработал бабла… Сволочь он, Кать… Напрасно ты с ним… Он не гей, он — пидорас…

Яков обхватил голову руками и ссутулился. Мне захотелось погладить его по голове, хоть как-то утешить, уменьшить эту его боль — видно было, как ему плохо — но я не решилась. К тому же всё ещё побаивалась его, хотя он и не сделал мне ничего плохого.

Он выпрямился и тоскливо посмотрел на меня. Взгляд его уже был чуть мутным, чуть расфокусированным, свойственным опьяневшим людям.

— А Лера… — произнёс он. — Что Лера? Осталась она только в моём сердце, но вот какая штука… — он тяжело вздохнул, — Мне кажется ты помогла мне её окончательно разлюбить. Нет, пойми правильно, в этом нет кощунства, я с нежностью буду и дальше вспоминать о ней… иногда. Наверное. А может и нет. В конце концов это она от меня отказалась, а не я от неё. Да и хер его знает, как оно будет завтра. — он взглянул на часы. — Хотя нет, уже сегодня, — он снова посмотрел мне в глаза. — Но ведь эти потрясающие ночи… это не я с ней… это ведь — мы с тобой… Даже если это всего лишь игра…

Он замолчал, потёр переносицу, вздохнул и встал.

Грустно посмотрел на меня. Снял со спинки стула пиджак. Чуть качнувшись, принялся надевать его на себя.

— Спасибо тебе, Катя, — сказал он, просовывая руку в рукав. — Любить призраков тяжело. Да и неблагодарное это занятие. К тому же это всегда было не взаимно. Пойду я. Будем считать, что эта ночь, как и другие, стоила этих пятидесяти штук. А может даже в большей степени, чем все предыдущие вместе взятые. Потому что теперь я — свободен.

Он поднял ладонь в знак прощания, вздохнул, и, тихо закрыв за собой дверь, вышел из номера.

С тяжёлым сердцем ехала я обратно. В дом Олега, в свою золотую клетку, где меня вновь ждали одиночество и молчание. В комнате, во дворе… На всей территории огромного Телегинского поместья. Избегающие разговоров слуги, нехотя общающийся со мной владелец особняка и молчаливый Ньенга, напоминающий его тень. Все они будто объявили мне бойкот и говорили со мной лишь тогда, когда этого требовала необходимость.

И хотя в этом особняке меня также вновь ждала надежда на будущую свободную и богатую жизнь, в которой я сама буду принимать решения, в том числе, где гулять и с кем заниматься сексом, мысль о том, что придётся провести в нём ещё несколько дней — была теперь совершенно невыносимой. Хотелось только одного — бросить всё и сбежать. Я понимала, что этот побег не закончится для меня ничем хорошим — Олег, как пить дать, поймает меня, и выставит счёт за нарушение условий нашего с ним договора. И счёт этот вряд ли будет в пару сотен евро. Более того, возможно даже останусь в долгах, вместо того, чтобы уехать богатой от своего похитителя, в принудительном порядке обеспечившего меня высокооплачиваемой работой. Работой ли? Мне было хорошо с Яковом… Но он был прав, да… когда назвал меня куртизанкой. Именно ею я и с ним и была. Просто влюбилась в клиента… Причём считая, что это другой человек… Дурдом…

Я ехала, думая и о богатом и несчастном Якове, о его любви к Лере, к которой наконец-то не имела никакого отношения. О том, что впереди у нас должна была быть ещё одна ночь, а я, вместо того, чтобы продержаться эту и следующую — испортила всё. Несмотря на эту пьяную благодарность Якова, я не верила в то, что он был рад сказанной мною правде. Раньше он ждал этих ночей. А теперь он снова понимал, что у него снова больше нет Леры. Впрочем, судя по тому, что он рассказал, у него её никогда и не было. При этом он умудрился дважды её потерять и второй раз — благодаря мне. А точнее, моей несдержанности.

И чего я этим добилась? Его боли и моего провала. Штрафов, которые ждали меня от разгневанного Олега. Пятьдесят тысяч евро за ночь платил ему Яков… С ума сойти… За ночь со мной этот мужчина отдавал целое состояние и делал бы так ещё, если бы я не прекратила это своей истерикой… Ладно, зачем обманываться. За ночь не со мной. За ночь со мной он не отдал бы ни копейки. Он оплачивал близость с потерянной любимой женщиной. Точнее, с её иллюзией. Которой и была я.

А с другой стороны — промолчи я снова, разве я узнала бы правду? Закончились бы эти ночи в отелях и уехала бы я домой, так и не узнав, что занималась сексом вовсе не с Олегом. Что я вообще с Олегом сексом не занималась никогда.

Покрасневшими, заплаканными глазами смотрела я сквозь мокрое от дождя окно на проезжающие мимо автомобили. Эта картинка стала уже привычной. Я вообще быстро привыкла к ним, к этим пасмурным утрам с серым мелькающим пейзажем за окном, витиеватыми струйками воды на стёклах, тихой музыкой из магнитолы, широкими плечами личного водителя передо мной и осторожным его взглядом на меня в зеркало заднего вида.

Позади была боль Якова, впереди меня ждал гнев Олега, а между этими наковальней и молотом была всего лишь маленькая, невзрачная я — человек со стёртой внешностью и стёртым прошлым. Женщина с внешностью красавицы, так или иначе, повлиявшей на судьбы двух капиталистов, братьев-близнецов.

Было ли мне страшно? Да, пожалуй. Я не считала, что Олег причинит мне физический вред, но боялась его штрафов и новых условий, которые так или иначе ограничили бы мою свободу. Ведь я жила в этой золотой тюрьме, надеясь на скорое освобождение, а в итоге, похоже, сделала всё, чтобы не уйти так просто, как ожидалось, по истечении срока договора.

А с другой стороны, возможно всё обойдётся штрафом тысяч в тридцать евро и неустойкой в сорок за то, что я сорвала следующую ночь. Подумать только — штрафы на суммы, о которых я даже помыслить раньше не могла, а теперь могла оплатить… И даже с ними у меня всё равно останется огромное для меня количество денег на счёте. И я вновь обрету свободу, потому что теперь заказчик потерял клиента, а значит, во мне больше не будет надобности.