Именно тогда руководители боевой правоэсеровской группы рассказали, как они организовали слежку за передвижениями Ленина в Москве, как инструктировали Каплан и дали ей пули, отравленные ядом кураре. На вопрос: почему же яд не подействовал, Семёнов и Коноплёва во время суда отвечали, что не знали его свойств — терять своё воздействие при высокой температуре. Заключение эксперта профессора химии Д.М. Щербачёва, что высокая температура подобные яды не разрушает, не было принято во внимание, равно как и выступления ряда эсеров, отрицавших членство Каплан в их партии. Из материалов дореволюционного следственного дела видно, что Каплан — старая политкаторжанка, — с 1906-го по март 1917 г. заключённая в Мальцевской тюрьме в Восточной Сибири за изготовление, хранение и ношение взрывчатого вещества, полуслепая и полуглухая, с явно поражённой психикой, — вряд ли годилась на главную роль в покушении на Ленина. Но была удобной «подставной» фигурой, поскольку, приехав в Москву в феврале 1918 г., она всем говорила о своём намерении убить Ленина «за измену социализму».
Специалистов удивило несоответствие пометок от пуль на пальто Ленина с местами его ранения. Когда же сравнили пули, извлечённые при операции Ленина в 1922 г. и при бальзамировании тела вождя в 1924-м, выяснилось, что они не из одного пистолета. Из материалов следственного дела следует, что пистолетов было два: браунинг принёс в ВЧК рабочий фабрики, слушавший выступление Ленина, через три дня после покушения; судьба второго неизвестна. Более того, нет точных доказательств, что он вообще был.
Зинаида Лёгонькая, член РКП(б), участвовавшая в обыске Каплан в ночь на 31 августа 1918 г., письменно заявила, что обыск «был тщательный», но ничего существенного «обнаружено не было». Через год, в сентябре 1919 г., Лёгонькая «дополнила» свои прежние показания, заявив, что в портфеле Каплан она обнаружила браунинг. Был ли он на самом деле?
Одна из последних экспертиз, исследовав сохранившийся браунинг и пули, попавшие в Ленина, пришла к выводу, что из двух пуль «одна выстрелена, вероятно, из этого пистолета. Установить, выстрелена ли из него вторая, не представляется возможным».
В последние годы исследователи пришли к заключению, что и опасность ранения Ленина, представленная в описаниях врачей той поры, была преувеличена: он самостоятельно поднялся по крутой лестнице на третий этаж и лёг в постель. Через день, 1 сентября, те же врачи признали его состояние удовлетворительным, а ещё через день вождь поднялся с постели.
Непонятно и другое: почему не дали завершиться следствию? Каплан была расстреляна 3 сентября 1918 г. по личному указанию главы государства Я.М. Свердлова. В.Э. Кингисепп — член ВЦИК, ведший дело Каплан по поручению Свердлова, жаловался, что ему мешают. Необходимые документы, отмечал он, поступали с большим опозданием. Так, на повторном показании помощника комиссара С.Н. Батулина от 5 сентября 1918 г. Кингисепп написал синим карандашом: «Документ достопримечателен по своему 19-дневному странствованию» — и поставил дату — 24 сентября.
Каплан допрашивали председатель Московского ревтрибунала А.М. Дьяконов, нарком юстиции Д.И. Курский, чекист Я.Х. Петерс. Сотрудник ВЧК И.А. Фридман позднее вспоминал, что на одном из допросов присутствовал Свердлов. По делу были привлечены (арестованы и доставлены в ВЧК для допроса) 14 человек. Все были оправданы и освобождены. В следственном деле 17 свидетельских показаний, но ни одно категорически не утверждает, кто всё-таки стрелял. Хотя все свидетели заявляли, что стреляла женщина. Они писали свои показания после признания Каплан (знали об этом, видели, как её увозили), лица стрелявшей или стрелявшего никто не видел.
Батулин, задержавший Каплан 30 августа в заводском дворе, где прозвучали выстрелы в Ленина, в первый раз давая показания, заявил, что, когда от выстрелов люди стали разбегаться, он заметил женщину, которая вела себя странно. На его вопрос, зачем она здесь и кто она, Каплан ответила: «Это сделала не я». Второй раз давая показания 5 сентября, уже после того как газеты оповестили о расстреле Каплан, Батулин признал, что не слышал выстрелов, полагал, что это обычные моторные хлопки, что человека, стрелявшего в Ленина, он не видел. Но он побежал, как все, и увидел у дерева женщину с портфелем и зонтиком в руках. «Я спросил эту женщину, зачем она сюда попала. На эти слова она ответила: „А зачем вам это нужно?“ Тогда, обыскав её карманы и взяв её портфель и зонтик, предложил ей идти за мной. По дороге я её спросил, чуя в ней лицо, покушавшееся на тов. Ленина: „Зачем вы стреляли в тов. Ленина?“ — на что она ответила: „Зачем вам это нужно знать?“ — что меня окончательно убедило в покушении этой женщины на тов. Ленина».
По словам Батулина, во время выстрелов он находился в 15–20 шагах от Ленина, а Каплан позади него, хотя следственный эксперимент тогда установил, что стреляли чуть ли не в упор. Если хорошо слышавший Батулин не понял, что было: выстрелы или моторные хлопки, то полуглухая Каплан вообще, видимо, ничего не услышала, а когда поняла, то сказала, что это сделала не она. Подобные «свидетельства», дополненные путаными признаниями Каплан (часть протоколов её допросов ею не подписана, графологической экспертизы не было проведено, и непонятно, кто писал протоколы «признаний»), вызывают сомнения в том, что стреляла она.
Каплан была известна как больная, истеричная женщина с тяжёлой судьбой, верная традициям политкаторжан брать вину на себя. Её кандидатура удовлетворяла организаторов покушения: никого не выдаст, никого не знает, но «примет удар на себя». Всё знал лишь тот, кто организовал покушение, кто не дал завершить следствие, а позже из следственного дела выдрал несколько страниц. Это произошло скорее всего в 1922 г., когда для процесса над лидерами правоэсеровской партии важно было показать преступление одного из её членов. Выдранные же страницы, по косвенным данным, содержали свидетельства тех, кто утверждал, что в Ленина стрелял мужчина. Тем более что Ленин, обернувшись на выстрел, наверное, был единственным, кто видел стрелявшего. Он же и спросил подбежавшего к нему шофёра Гиля: «Поймали его или нет?»
Среди современных исследователей есть и те, кто полагают, что в Ленина стреляла эсерка Каплан, и те, кто считают, что Каплан не была эсеркой и не стреляла в Ленина. Последние называют тех, кто бы могли тогда это совершить: Л. Коноплёву и З. Лёгонькую, А. Протопопова и В. Новикова. Убедительных данных, что это сделал кто-то из них, пока тоже нет.
Л.В. Коноплёва из семьи архангельского учителя. В партии эсеров с 1917 г. Согласно брошюре Семёнова, именно Коноплёва предложила в 1918 г. «произвести покушение на Ленина» и одно время «мыслила себя исполнительницей». Но подтверждающих это данных нет. Однако есть другие: с осени 1918 г. Коноплёва сотрудничала с ВЧК, в 1921-м — вступила в РКП(б) по рекомендации Н.И. Бухарина, М.Ф. Шкирятова и И.Н. Смирнова. В 1922 г. она разоблачала своих бывших коллег по эсеровской партии, а затем работала в 4-м управлении штаба РККА. В 1937 г. её обвинили в связях с Бухариным и расстреляли.
З.И. Лёгонькая — водитель трамвая, большевичка, участвовала в обыске Каплан. В сентябре 1919 г. по доносу была арестована как принимавшая «участие в покушении на Ленина». Она быстро представила алиби: в день покушения находилась на занятиях в инструкторской коммунистической школе красных командиров.
Столь же скудны сведения об А. Протопопове. Известно, что он был матросом, эсером, в июне 1918 г. стал заместителем командира отряда ВЧК, а 6 июля активно поддержал выступление лидеров своей партии. Когда Дзержинский приехал в отряд для ареста Блюмкина, именно Протопопов ударил и обезоружил Феликса Эдмундовича. Далее его следы теряются.
В. Новиков в брошюре Семёнова называется эсером, помогавшим Каплан осуществить покушение. Во время пристрастного допроса в НКВД в декабре 1937 г. он признался лишь в одном: он-де показал Каплан Ленина, а сам во двор завода не заходил и ждал «результатов» на улице.
