Значит, Синяя Птица все-таки существует. Ее надо искать! И можно найти! Ибо нет предела в стремлении к счастью! Вот почему последние слова фантастической феерии Метерлинка обращены прямо к зрителю и читателю: «Мы вас очень просим: если кто-нибудь из вас ее [Синюю Птицу] найдет, то пусть принесет нам — она нужна нам для того, чтобы стать счастливыми в будущем…»

Трудно сказать как во всем остальном мире, но народам России Синяя Птица Счастья давно стала роднее всех родных. Высоко над Москвой на Воробьевых горах (название-то какое птичье!), изваянная из металла, вознесла она вверх свои лазурные крылья и лиру над Детским музыкальным театром. И в рукотворном виде она по-прежнему созывает всех искателей счастья, которые будут существовать всегда и всюду. Пока бьется в груди человеческое сердце!

Роман Хемингуэя — одна из немногих в истории мировой литературы книг, столь неразрывно слитая со своим названием, точнее — с эпиграфом, откуда взято это название. Сама же фраза, заимствованная из эпиграфа и быстро ставшая поговоркой на разных языках (в том числе и на русском), принадлежит известному английскому поэту XVII века Джону Донну Вот его доподлинное изречение:

Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе каждый человек есть часть Материка, часть Суши, и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европы, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего, смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол он звонит по Тебе.

Джон Донн

Это — роман о трагедии гражданской войны. Любой гражданской войны — независимо от того, где и когда она происходила, ибо она всегда — величайшая трагедия людей, семей, народов, стран. У Хемингуэя действие происходит в Испании в 1937 году (сам роман написан в 1940 году — по горячим следам). Но подобные гражданские войны случались в мировой истории не раз, в разное время и в разных странах — в Древнем Риме, США, России, Мексике, Китае, Кампучии, Афганистане. Да мало ли где еще? Всюду и всегда она на одно лицо — с бесчеловечной жестокостью, искалеченными жизнями и судьбами тысяч и миллионов людей.

И конечно же, этот роман, как и многие другие произведения великого американского писателя, о любви, о Большой Любви, той Любви, которая во все времена оказывалась сильнее всякой Войны, а значит, и сильнее Смерти. Чтобы написать книгу такой потрясающей силы, нужно было самому увидеть это, пережить и пропустить через свое сердце. Как военный корреспондент Хемингуэй действительно прошел через весь этот ад. На его глазах из-за нелепой случайности, точнее — из-за несогласованности действий и приказов командиров и комиссаров — представителей разных политических партий — погиб весь отряд, с которым он много месяцев отшагал по порогам войны. Этот случай навсегда перевернул его душу — писатель стал другим человеком.

Сюжет романа прост. Нечаянная мимолетная любовь («три ночи и три неполных дня») американского интернационалиста, подрывника-динамитчика Роберта Джордана и хрупкой испанской девушки Марии — почти ребенка. Незадолго перед случайной и судьбоносной встречей, перевернувшей жизнь обоих, над ней зверски надругался отряд фашистских карателей, расстрелявших перед тем на ее глазах отца и мать. Действие происходит в горном партизанском отряде, куда Роберт направлен с заданием взорвать стратегически важный мост.

Любовь вспыхнула мгновенно, как только встретились их взгляды. Хемингуэй мастерски, как только умел только один он, описывает все этапы ее развития — от первых надежд до последнего трагического прощания:

И он стал думать о девушке Марии, у которой и кожа, и волосы, и глаза одинакового золотисто-каштанового оттенка, только волосы чуть потемнее, но они будут казаться более светлыми, когда кожа сильнее загорит на солнце, ее гладкая кожа, смуглота которой как будто просвечивает сквозь бледно-золотистый верхний покров. Наверно, кожа у нее очень гладкая и все тело гладкое, а движения неловкие, как будто что-то такое есть в ней или с ней, что ее смущает, и ей кажется, что это всем видно, хотя на самом деле этого не видно, это только у нее в мыслях. И она покраснела, когда он смотрел на нее; вот так она сидела, обхватив руками колени, ворот рубашки распахнут, и груди круглятся, натягивая серую ткань, и когда он подумал о ней, ему сдавило горло и стало трудно шагать…

Девушка сама пришла к нему той же ночью — без принуждения забралась в спальный мешок, в котором он ночевал на открытом воздухе. Любовь мужчины и женщины, еще утром не подозревавших о существовании друг друга, вспыхнула столь же естественно и ярко, как светила на ночном небе:

— Я люблю тебя. Я так люблю тебя. Положи мне руку на голову, — сказала она, все еще пряча лицо в подушку. Он положил ей руку на голову и погладил, и вдруг она подняла лицо с подушки и крепко прижалась к нему, и теперь ее лицо было рядом с его лицом, и он обнимал ее, и она плакала. Он держал ее крепко и бережно, ощущая всю длину ее молодого тела, и гладил ее по голове, и целовал соленую влагу на ее глазах, и когда она всхлипывала, он чувствовал, как вздрагивают под рубашкой ее маленькие круглые груди. «…»

Они лежали рядом, и все, что было защищено, теперь осталось без защиты. Где раньше была шершавая ткань, все стало гладко-чудесной гладкостью, и круглилось, и льнуло, и вздрагивало, и вытягивалось, длинное и легкое, теплое и прохладное, прохладное снаружи и теплое внутри, и крепко прижималось, и замирало, и томило болью, и дарило радость, жалобное, молодое и любящее, и теперь уже все было теплое и гладкое и полное щемящей, острой жалобной тоски…

В описании любви Хемингуэй достигает подлинно космических высот, потому что описывает ее как воистину космическое чувство, как величайший дар и величайшее счастье, дарованное человеку Матерью-природой:

Потом был запах примятого вереска, и колкие изломы стеблей у нее под головой, и яркие солнечные блики на ее сомкнутых веках, и казалось, он на всю жизнь запомнит изгиб ее шеи, когда она лежала, запрокинув голову в вереск, и ее чуть-чуть шевелившиеся губы, и дрожание ресниц на веках, плотно сомкнутых, чтобы не видеть солнца и ничего не видеть, и мир для нее тогда был красный, оранжевый, золотисто-желтый от солнца, проникавшего сквозь сомкнутые веки, и такого же цвета было все — полнота, обладание, радость, — все такого же цвета, все в такой же яркой слепоте. А для него был путь во мраке, который вел никуда, и только никуда, и опять никуда, и еще, и еще, и снова никуда, локти вдавлены в землю, и опять никуда, и беспредельно, безвыходно, вечно никуда, и уже больше нет сил, и снова никуда, и нестерпимо, и еще, и еще, и еще, и снова никуда, и вдруг в неожиданном, в жгучем, в последнем весь мрак разлетелся и время застыло, и только они двое существовали в неподвижном, остановившемся времени, и земля под ними качнулась и поплыла.

Любовь Роберта и Марии — главная тема романа — разворачивается на фоне безжалостной и опасной войны, точнее — людей, втянутых в ее кровавый водоворот. Точными и колоритными мазками художника Хемингуэй воссоздает целую галерею народных героев — от безграмотных и диких партизан-патриотов до вождей Испанской Республики. Ужасы гражданской войны рисуются как бы с точки зрения журналиста-хроникера фиксирующего бесхитростные и страшные рассказы участие ков происходивших событий. Но именно от такой бесстрастной натуралистичности по телу пробегают мурашки. Безразлично, идет ли речь о том, как крестьяне-республиканцы забивают цепами и живьем сбрасывают с обрыва своих соседей-фашистов, или же о том, как в другом месте и в другое время, фашисты отрезают головы убитым республиканцам.

Смертью от начала до конца пронизан весь роман Хемингуэя. Смертью главного героя он и завершается. С перебитой ногой и абсолютно нетранспортабельный в тяжелых горных условиях Роберт Джордан после выполнения своей главной задачи — успешного взрыва моста — вынужден остаться на горной тропе, чтобы прикрыть отступление партизанского отряда, спасти возлюбленную и ценой собственной жизни остановить фашистских карателей. Самой смерти американского интернационалиста Хемингуэй не рисует, она неумолимо приближается, но остается как бы за кадром, хотя с первых же страниц романа витает над головой героя.