Писатель хочет, чтобы в памяти читателя навсегда запечатлелась не Смерть, а Любовь — та самая, что продлилась только три ночи и три неполных дня. Наверное, этого вполне достаточно, чтобы хотя бы раз испытать настоящее человеческое счастье, всю полноту чувств, которым нас скупо одаривает природа. Возможно даже, стоит прожить целую жизнь только ради таких трех ночей «и трех неполных дней…

В первофундаменте русской культуры сокрыт заветный образ неизбывной творческой силы и воистину космического звучания — Голубиная книга. Сравнительно недавно она существовала в рукописном виде, считаясь апокрифической (если и не вовсе языческой). За ее чтение люто преследовали и строго карали. Но, начиная с XIII века, о письменных версиях Голубиной книги ничего не было слышно. Зато пышным цветом расцвели устные варианты, которые, впрочем, существовали всегда. Хранителями, носителями и исполнителями знаменитого «духовного стиха» были калики перехожие — главное передвижное «средство массовой информации» дописьменной и неграмотной Руси. От села к селу, по пыльным дорогам и бездорожью, в стужу и зной бродили ватаги безвестных певцов, в чей репертуар обязательно входила и Голубиная книга. Канонического текста ее не существует, и вариантов Голубиной книги предостаточно.

«Духовный стих» — это более чем свободно и стихотворно обработанный библейский или житийный сюжет, предназначенный для публичного исполнения. По формальным признакам Голубиная книга вроде бы попадает под такой критерий. Здесь поминаются и Иисус Христос, и Богородица, и град Иерусалим, и гора Фаворская, и Иордань-река. Между тем любому, даже самому неискушенному слушателю или читателю бросается в глаза бесспорный факт: вся христианская проблематика покоится на некоем ином — нехристианском — фундаменте, неизбежно уводящем в неизведанные глубины человеческой предыстории, общеиндоевропейской и доиндоевропейской идеологии, морали, философии и протонауки. Недаром ведь заветная книга, о которой пели сказители, именуется Голубиной, то есть «глубинной» (что означает одновременно и «древняя» и «мудрая»). Но какую же «премудрость всей вселенныя» (доподлинные слова священного текста) она скрывает?

Все без исключения варианты Голубиной книги строятся по общей схеме. С небес нежданно-негаданно «выпадает» огромная таинственная Книга — от 40 пядень до 40 сажен (то есть от 4 до 80 метров) в вышину да почти столько же в толщину. Что написано в той Великой книге, неведомо никому. Вокруг собираются мудрецы, цари, богатыри (список нередко продолжается: бояре, крестьяне, попы да поповичи), ну и, конечно же, сами исполнители — калики перехожие (от каждого сословия — по 40 человек). Начинают гадать: как быть, кто раскроет секрет сокровенной Небесной книги? Ключом к ее тайникам владеет лишь один — «распремудрый» царь Давид (в древнерусском мировосприятии он стал прозываться совсем по-домашнему — Давыд Евсеевич). На него-то и обрушивается град глубокомысленных вопросов. В качестве главного «вопрошателя» выступает, как правило, таинственный Волотоман-царь, или Волот Волотович. В его фигуре отчетливо проступают архаичные черты более древнего образа исполина-первопредка («волот» по-древнерусски значит «великан»). На все вопросы даются стереотипные ответы. Количество вопросов бывает разным. В зависимости от этого различают краткие и развернутые «редакции» Голубиной книги. Тем не менее, все вопросы касаются самых фундаментальных сторон природного бытия и человеческого существования:

От чего у нас начался белый вольный свет?

От чего у нас солнце красное?

От чего у нас млад-светел месяц?

От чего у нас звезды частые?

От чего у нас ночи темные?

От чего у нас зори утрени?

От чего у нас ветры буйные?

От чего у нас дробен дождик?

От чего у нас ум-разум?

От чего наши помыслы?

От чего у нас мир-народ?

От чего у нас кости крепкие?

От чего телеса наши?

От чего кровь-руда наша?

От чего у нас на земле цари пошли?

От чего зачались князья-бояры?

От чего крестьяне православные?

Этим перечень вовсе не исчерпывается. Вслед за бытийно-генетическим блоком проблем следует дюжина (а то и поболее), так сказать, субординационных загадок. Их смысл: кто на белом свете самый главный среди себе подобных? Кто царь царей? Кто царь зверей? Птиц? Рыб? Трав? Деревьев? Камней? Озер? Рек? Городов? И т. д.

Древнейшие арийские и доарийские представления тех невообразимо далеких времен, когда прапредки современных народов и этносов имели общую культуру, идеологию, религиозные верования и даже язык, прослеживаются в Голубиной книге повсюду и подчас в самых неожиданных местах. Достаточно внимательно приглядеться только к некоторым ее таинственным персонажам. Одним из них выступает Индрик-зверь, несомненно связанный с ведийским и индуистским Божеством — Индрой. Вот только почему зверь? Вполне допустимо следующее объяснение. В эпоху нерасчлененной древнеарийской этнокультурной общности Индре как верховному Богу индоевропейцев подчинялись все «царства», включая животное. После распада индоевропейской праобщности и ухода ариев с Севера в памяти русских сохранилась одна из много численных «номинаций» Индры — Царь зверей, «всем зверям мати».

Лишним подтверждением того, что древнерусский Индрик первоначально был очень близок (если не тождественен) с ведийским Индрой, свидетельствуют и его характеристики, сохранившиеся в Голубиной книге. Здесь Индрик ростом «уво всю землю Вселенную», а от его деяний «вся Вселенная всколыбается». Это живо напоминает характеристику Индры в Ригведе как владыки Вселенной, единственного царя всего света, своими размерами превосходящего остальных Богов.

Но, по древнеарийским представлениям, в процессе миротворения вместе со всеми Богами был еще сотворен и вселенский человек Пуруша. Однако его вскоре принесли в жертву: его тело расчленили на части, и из них-то возникли небесные светила, земной небосклон, стихии, ветер, огонь и т. п. В русской же мифологической и космогонической традиции отзвуки этих древних доарийских представлений однозначно просматриваются в различных «редакциях» Голубиной книги, где все богатство видимого мира, в полном соответствии с общеиндоевропейской традицией, истолковывается, как части некоего космического Божества:

Другой вариант Голубиной книги имеет следующее продолжение с учетом христианизированной «правки»:

Открытие и познание «премудрости всей Вселенной» завершается в наиболее полных текстах Голубиной книги «сгустком» моральной направленности, представленным в аллегорической форме — в виде притчи о двух (космических) зайцах, олицетворяющих Правду и Кривду. В одной из записей, сделанных на Русском Севере, это представлено так: