В июне 1797 года ждали в гости императора Павла I. Очеркист Любецкий писал в середине XIX века: «В конце прошлого столетия Марьина роща, сливаясь с Останкинским лесом, заслоняла собой вид на дворец, но когда император Павел изъявил желание свое посетить Останкино, граф Н. П. Шереметев приготовил ему сюрприз. Лишь только стал он проезжать местностью густой рощи, вдруг, как из-под распахнутого занавеса, открылась ему полная панорама Останкина: дворец, широкий зеркальный пруд, перед ними прекрасный фасад церкви и сад со всею улыбчивой окрестностью своею. В ожидании императора сделана была от начала рощи просека, у каждого подпиленного дерева стоял человек и по данному сигналу сваливал дерево». Не обошлось без жертв, но зато перед русским царем падала ниц сама природа.

Кареты въезжали на парадный двор. Всех гостей впускали через пять застекленных дверей в вестибюль, где еще ничто не предвещало той роскоши, которая ожидала их в залах. До настоящего времени останкинские залы сохранили свой первоначальный облик и только им присущую атмосферу.

Останкинский дворец был свидетелем нескольких великолепных празднеств. А в октябре 1801 года в нем был дан последний прием, посвященный вступлению на престол императора Александра I. Дворец тогда поразил и очаровал всех, кто побывал на этом торжестве. Среди множества откликов один из самых восторженных принадлежит англичанину А. Пейджу: «По фантастичности своей дворец напоминал одну из арабских ночей. В отношении блеска и великолепия он превзошел все, что может дать самое богатое воображение человека, или что только могла нарисовать самая смелая фантазия художника».

Центральным помещением верхнего этажа является самый высокий в Останкинском дворце Голубой зал, а плафон его — лучший во всем дворце. Крепостные резчики, позолотчики, столяры-краснодеревщики выполняли золочение на дверях, паркет и резьбу на стенах.

Художественное оформление Голубого зала осуществлялось под руководством крепостного художника П. И. Аргунова. Большие декоративные вазы в нишах и на подзеркальных столиках, стержни люстр из голубого и синего стекла прекрасно гармонируют с цветом стен и мебели, обитых голубым штофом и атласом. Медальоны с барельефами Петра I и Екатерины II имеют тоже характерный голубой цвет. В 1812 году обивка стен Голубого зала была похищена при нашествии Наполеона, но уже в 50-е годы ее заново восстановили. Многоцветная роспись потолка Голубого зала сделана итальянским художником Д. Фернари по мотивам античных помпеянских росписей, и с 1796 года она сохраняется без реставрации.

После революции Останкинскому дворцу была выдана охранная грамота, а 1 мая 1919 года он был уже открыт для всенародного обозрения. А творцами Останкинского дворца с его великолепными залами и паркетами были крепостные во главе с крепостным же архитектором П. И. Аргуновым.

Дворец строился в течение пяти лет, и управитель Останкина доносил владельцу о ходе работ: «Домашними мастерами производится работа по настоящей скорой надобности, не исключая праздничных и воскресных дней… Не работали только в день Рождества Христова, а прочие дни находились в работе при огне с вечера до 10 часу, а поутру, начиная с 4 часу… Стараются неусыпно, только платьем весьма обносились, многие не имеют у себя обуви».

П. И. Аргунов в самом начале возведения дворца участия не принимал. Его имя впервые упоминается, когда уже начали готовить материал для постройки театра. П. И. Аргунов был человеком выдающихся способностей: его крестьянский талант, тонкость и серьезность художественного вкуса сказываются на всем архитектурном великолепии Останкинского памятника.

Много сил и труда положил на создание дворца и другой крепостной архитектор — А. Ф. Миронов. Именно его имя встречается с самого начала строительства Останкинского дворца и до его окончания. Прослужив у Н. П. Шереметева много лет и отдав ему все свои силы, здоровье и талант, архитектор надеялся, что на склоне лет получит за свою усердную службу столь желанную свободу. Измученный непомерным трудом, больной, полуслепой, в 56 лет страдающий припадками, он подает графу прошение о вольной: «Жестокость моей болезни приводит меня в крайнее изнеможение. Сими то естественными обстоятельствами став принужден обеспокоить Ваше сиятельство сею моею просьбою… Благоволите отпустить меня на волю с надлежащим видом, дайте спокойно окончить остаток дней моих…»

Прошение осталось без ответа, и только в 1807 году на повторную просьбу А. Ф. Миронова граф Н. П. Шереметев приказывает: «Вразумить его, что таким наглым и безумным образом от господина просить ничего не дозволено». Всю жизнь мечтавший о воле, архитектор А. Ф. Миронов так и умер человеком подневольным.

Трагически сложилась и судьба первой певицы Останкинского театра П. И. Жемчуговой. Дочь кусковского кузнеца, она с малых лет обучалась театральному искусству и с 11 лет уже начала выступать на сцене. В 13 лет ей поручили главную партию в опере П. Монсиньи «Беглый солдат», а ее коронной ролью считается героическая партия Элианы в опере А. Гретри «Самнитские браки». П. И. Жемчугова очень тяжело переживала свое положение невенчанной жены графа, и это отразилось на ее здоровье. Через год после тайного брака с Н. П. Шереметевым она умерла от чахотки. Было ей тогда 34 года.

Устройство Картинной галереи Останкинского дворца тоже было поручено крепостному художнику Н. И. Аргунову — брату архитектора. Сам художник должен был писать только то, что было угодно Н. П. Шереметеву, и только так, как нравилось графу. Достойный занять одно из первых мест среди русских живописцев, Н. И. Аргунов из-за своего бесправного положения крепостного так и не получил должного признания.

В Картинной галерее собраны произведения западноевропейских художников («Крестьянский ужин» Л. Ленена, «Торжество Венеры» итальянского художника К. Чиньяни). Произведений русских художников в Останкинской картинной галерее нет. Здесь были лишь некоторые копии, выполненные русскими крепостными с картин западноевропейских мастеров. Но на рамах копий, по распоряжению графа Н. П. Шереметева, ставились имена тех знаменитых художников, с картин которых делались эти копии. Так, например, на раме картины «Обучение Богоматери грамоте» до сих пор сохранилась старая этикетка с именем испанского художника Бартоломео Мурильо. Но по архивным документам ученые установили, что произведение это по заказу графа было выполнено Н. И. Аргуновым.

На картине «Рождество» сохранилась надпись «Тиарини» — художника из Болоньи. Есть в Картинной галерее даже копии с картин Рембрандта.

Кроме выставленных картин, в Галерее от XVIII века хорошо сохранилось убранство, в частности, четыре прекрасных стола с малахитовыми крышками, стоящие у правой стены. Два из них представляют собой изумительную работу крепостного резчика княгини Щербатовой — Федора Никифорова. Эти столы по праву считаются самыми лучшими в Останкинском дворце.

История коллекций этой Галереи непосредственно связана с возникновением самой Академии художеств. Она была создана в XVIII веке, и возглавляли ее выдающиеся мастера венецианской школы живописи. Членами Академии художеств были известные художники Венеции, их картины и составили то ядро, вокруг которого впоследствии и стала создаваться сама Галерея.

Обособленная в политической жизни, Венеция оставалась независимой и в жизни художественной. Ни в каком другом центре итальянского искусства живопись не развивалась так спокойно, без перерывов и помех.

Захват Венеции французами многое изменил и в судьбе самого города, и в судьбе Академии художеств. При французах были изданы декреты о закрытии монастырей и братств, которые хранили у себя выдающиеся произведения венецианских живописцев. Так, например, в 1807 году Наполеон I издал указ «о собирании из различных церквей и монастырей предметов искусства в дом упраздненного в революцию монастыря Maria del Carita». Дом этот был построен еще в 1552 году знаменитым Палладием. Заведовать приобретенными сокровищами и охранять их было поручено известному знатоку дела — графу Чиконьяро.