Моногамия вообще была глупостью несусветной, но была актуальна только до тех пор, пока избранница Сына Бога не беременела. После она отправлялась на Остров, где рожала и воспитывала детей. Сын Бога оставался предоставлен сам себе. Вряд ли он придерживался целибата до следующего ритуала.
Изгнанная на остров жена трехлетних сыновей отправляла в Сердце Мира, а дочерей оставляла себе. И она сама, и ее дочери после могли участвовать в последующем Ритуале Матери. Никого не волновало, если их выберет их же собственный отец.
Детьми Сыновья Бога не интересовались. Их волновал первый наследник, возможно, второй, но третий уже редко. Первый наследовал земли и право зваться Сыном Бога, второй занимал высокий пост в армии, а третьему ничего не светило, кроме как места в элитной гвардии Сердца Мира. Их тоже набирали из потомков, от которых, похоже, отбоя не было.
Каждый вечер, глядя через длинный каменный стол на Анкхарата, мне хотелось заговорить с ним о любви и семье, но с тем же успехом я могла бы обсудить с ним квантовую механику. Более того, в языке нуатла слов «семья» и «любовь» даже не было.
Однажды я не выдержала и спросила Анкхарата:
— Что ты чувствуешь, когда касаешься женщины?
— Желание, — только и ответил он.
— А после?
— Голод.
— А что, по-твоему, чувствует мать, когда касается своего ребенка?
— Страх, — неожиданно ответил он.
— Почему?
— Потому что если этот ребенок мальчик и его отец — я, то жить ему осталось недолго.
Их общество нарекало металлы и животных, сорта глины и виды деревьев, но весь спектр человеческих эмоций был явно лишним в этом первобытном строе, что даже и слов-то для них до сих пор не нашлось.
Я снова и снова пытала Зурию, желая знать, что происходит и какая война нас ждет, но она только пожимала плечами. Жрица и сама с нарастающим страхом следила за ожесточенными, непрекращающимися тренировками Анкхарата. Ему что-то было известно и это явно не давало ему покоя, но он не собирался предупреждать остальных. Как будто щадил их чувства? Он способен на такую эмоцию? Он отдает себе отчет, что он вообще чувствует и почему так поступает?
С каждым днем тренировки становились все жестче, все опаснее. Анкхарат заставлял воинов проливать кровь и даже однажды повел их лодку к водопаду, с которого они и обрушились с головокружительной высоты вниз. Слава Богам, все выжили.
Анкхарат сдержал слово, и кот действительно приехал вместе с Зурией, живой и невредимый, в клетке больших размеров.
Когда он шипел и обнажал когти, то напоминал мне Анкхарата.
Я понимала, что животное дикое, что ему не место в клетке и что мне тем более не превратить его в домашнего уютного котенка. Я выпустила его в похожем каменном мешке, когда-то там тоже была купель с горячим источником, но вода ушла после одного из потопов и больше не возвращалась. Я кормила кота кусками мяса, которые добывали для нас охотники, и Зурия каждый раз отрезала мне их скрепя сердце. Она не понимала моих попыток сблизиться с диким хищником.
Анкхарат, впрочем, тоже.
Я лежала на краю каменной стены и разговаривала с котом, чтобы тот привыкал к моему голосу, когда позади неожиданно услышала голос Анкхарата:
— Ему лучше будет на свободе.
Я поднялась и села. Юбка задралась, но я не стала поправлять ее. Эта уродливая одежда была еще одним так и не заданным вопросом, но я боялась озвучивать его ровно, как и получать ответ.
— Тебе, наверное, тоже, — спросила я, не глядя на него, — хотелось бы быть свободным?
— Я не знаю свободы. Со дня, когда я появился на свет, меня готовили к тому, чтобы стать вторым Сыном Бога. Я никогда не был свободен.
— Я не об этом. В моих… землях о мужчине, у которого нет избранницы, говорят, что он свободен. Ты хотел бы такую свободу?
Понятия «холостяк» у них отсутствовало.
— А ты? — усмехнулся он. — Раз спрашиваешь об этом.
О, нет, я не хотела.
Я хотела превратить Чудовище в Принца.
Но вместо этого я вспомнила, что брак здесь нужен только для того, чтобы дарить сыновей, которых я, после того, как им исполнится три, никогда больше не увижу, и неожиданно для самой себя ответила ему:
— Да.
Мне хотелось причинить ему боль, которую он так умело причинял мне. Я осознала, как глупо это было, но было уже поздно.
Я посмотрела на него снизу вверх. Он криво усмехнулся.
— Скоро, — пообещал он. — Сегодня я получил вести, что избранница Аспина ждет сына. Скоро ты будешь свободна.
Спрашивать, какое отношение это имеет ко мне, было уже не кого. Он тут же развернулся и ушел.
А я посидела немного и медленно опустила ноги в купель, а затем и спрыгнула вниз. Что такое оказаться один на один с котенком саблезубого тигра после вот таких вот разговоров с Анкхаратом? Плёвое дело.
С тех пор я не только разговаривала, но и проводила какое-то время рядом с котом. Тигренок, а он быстро рос и становился действительно похож на тигра, а не на кота-переростка, вначале воспринимал мою близость в штыки. Но постепенно стал привыкать. Он метался по купели, и я понимала, что он жаждет свободы.
Поэтому решила рискнуть.
Я выпросила у Зурии плотный кожаный ремень метра два длинной с петлей на одном конце, чтобы обматывать вокруг своей руки, и другим ремнем на другом конце, который заменил бы тигру ошейник. Зурия не поверила мне, что я собираюсь гулять на пару с тигром и пришла посмотреть, но мне вскоре пришлось отослать ее прочь, потому что на присутствие чужого человека тигр только рычал и отказывался меня слушаться.
Когда мы остались одни, он разрешил мне надеть ему на шею ошейник, какое-то время я терпеливо перевязывала между собой крепления, которые упросила сделать крепче обычных. Тигр шумно дышал и щекотал мне руки усами. Я впервые провела рукой по его шикарному блестящему меху, и он не зарычал в ответ, а только зажмурился.
Вторым фактом, вызвавшим мое безграничное удивление, стало то, что тигр мог беспрепятственно покинуть каменную купель давным-давно. Он легко запрыгнул на стену с пола и терпеливо дождался, пока я поднимусь к нему по лестнице.
— Надо тебе имя придумать, как считаешь?
Тигр махнул хвостом, мол, зови, как хочешь, я не против.
Мы пошли вперед. Вернее, он меня вел, я шла следом. Я пыталась, конечно, управлять им, как заядлый собаковод, но это же, черт подери, прародитель котов, которые до сих пор-то гуляют сами по себе.
Короче, я шла за ним и думала о том, как нам найти дорогу назад и вообще, как мне повернуть с ним назад? Тигр наслаждался свободой, он не убегал, он вышагивал королем на параде, и я понимала, что это оттого, что поблизости, вероятно нет достойных его хищников. Бояться ему тут некого.
Но мы отдалялись все дальше. А я не очень хорошо знала окрестности. Я гуляла вокруг домов и площади перед ними, которую Анкхарат превратил в плац, даже доходила до реки, в которой пару раз плавала при хорошей погоде под присмотром Зурии. В этой-то реке, но чуть выше по течению Анкхарат и тренировал своих бойцов. Он привязывал их за талию к дереву на берегу и заставлял плыть против течения, фактически, на одном месте. Может быть, нас все-таки ждут Олимпийские игры, а не война?
— Так, поворачиваем, — сказал я тигру, тот и ухом не повел.
Я ничего другого не придумала, как сесть ему на спину. Тигр просел под моей тяжестью, зарычал недовольно, попытался уползти, но силенок у него все-таки еще было мало, хоть он и вымахал уже размером с пони.
Я натянула поводок и снова велела ему разворачиваться. Он послушался. Мы вернулись к купелям, он дал отстегнуть поводок и запрыгнул внутрь, где тут же принялся за недоеденное мясо.
С тех пор мы ежедневно совершали наши прогулки, и один раз я даже проехала до его каменной клетки верхом. Это стало моим единственным развлечением и отдушиной.
Но для этого развлечения мне нужна была другая одежда.
Зурия была непреклонна. Другой одежды не было и не будет, сказала жрица.