— Разве участие в гонках стоит этого?

Той ночью он впервые уходит от меня, и я слышу, как бьются крылья орла, отдаляясь от дома.

Наверное, именно тогда впервые до меня в полной мере дошло, через что ему пришлось переступить, чтобы ответить на мое желание. Я-то бросилась в омут с головой, я жаждала наслаждения, потому что это было естественно для моего восприятия мира. В моем мире, если мужчина и женщина хотят друг друга, они получают то, чего хотят, и причины, которые могут удержать их от этого шага, можно пересчитать по пальцам.

До меня он был свободен, как ветер. И впервые в жизни собирался повернуть против традиций и обязательств, навязанных ему общественным строем. Конечно, он не мог не явиться на ритуал Матери, сославшись на головную боль, но никто не мог заставить его дать жизнь детям, которым, по его мнению, угрожала смертельная опасность.

Но в жизнь Анкхарата ворвалась я. Он продержался гораздо дольше, в отличие от меня. Если бы я знала с самого начала, что нас ждет, разве я бы поступала иначе? Я знаю, что нет. Разве не уверяла бы его точно также, что близость не обязательно заканчивается детьми? Уверяла бы, еще как уверяла бы…

Он не сможет обеспечить мне безопасность, если начнется война. Оставайся я безликой, просто еще одной навязанной ему избранницей, ему было бы проще.

Асгейрр сразу почувствовал колебание, почувствовал готовность Анкхарата задвинуть традиции в самый дальний угол, и потому выступил с этим дурацким пари. Анкхарат не подался, хотя другие братья — да. Но Асгейрру не было дела до других.

По-настоящему Асгейрра всегда волновал только Анкхарат.

Анкхарат вспылил, только когда Асгейрр прошелся по мне и моей «недостойной крови». Этим выпадом Анкхарат и выдал себя, обнажил свою слабость перед Асгейрром, хотя до этого, должно быть, казался ему гладкой скалой без единого скола, без единого изъяна. Как и мне.

В грядущей войне Анкхарат мог бы сражаться не на жизнь, а на смерть. Его младший брат не имел над ним никакой власти.

Если бы не я.

Асгейрр разглядел даже раньше меня в словах и поступках Анкхарата то, что я, занятая собственными переживания, осознала в полной мере только сейчас.

Даже если чувствам нет названия, это не значит, что их нельзя ощущать.

Удивительно, чем может обернуться обычное желание съесть чего-нибудь сладкого…

— Это жилы животных, — сказала Зурия, протягивая мне нечто, похожее на леску бордового цвета. — А здесь раковины, — она указала на пузатые глиняные сосуды.

Еще на столе имелись заостренная с одного конца кость, каменный молоток, деревянные щепки, размером с зубочистки, моток высушенных и разрезанных на тонкие волокна сухожилий.

За стенами дома бушевала стихия. Косой дождь стучал по каменным стенам, а сквозняк носился по дому без окон, без дверей с леденящим душу завыванием. Днем стало ощутимо прохладней, ночью приходилось укрываться несколькими меховыми одеялами, которые, впрочем, мы с Анкхаратом иногда откидывали на пол, но после, насытившись друг другом, возвращали обратно. Даже горящий всю ночь и в полную мощь огонь в камине не дарил достаточного тепла при отсутствии стекол на окнах и дверей в проемах.

Несмотря на это, спать ложились все равно обнаженными. Когда я попыталась натянуть одно из страшных платьев, которое, по моему мнению, могло бы заменить мне ночнушку, Анкхарат изменился в лице.

Во-первых, одежду на ночь женщина надевала только на последних сроках в самом преддверии родов. Во-вторых, считалось, что сейчас еще не настолько холодно. По-настоящему холодно было зимой, когда приходили ветра с ледников, в которые по-прежнему были скованы северные земли Европы. В особо зябкие зимние ночи суеверные нуатлцы могли натянуть на себя пару туник. Зима была короткой и бесснежной. Остров находился южнее ледников, а океан исправно отдавал накопленное за лето тепло.

Какое-то время Анкхарат даже не отменял тренировки, несмотря на ливни, старался выжать из солдат последние силы за оставшееся до Церемонии время.

А мы вместе с Зурией и Швинном расположились в зале в центре пирамиды, куда вел единственный вход и не было окон, из которых бы лились косые струи дождя.

Конечно, я привела в дом Швинна. Оставлять его в такую непогоду снаружи было нечестно. Хотя ни Анкхарат, ни Зурия не оценили моего благородства.

Спал тигр на полу в изножье моей кровати, и первое время Анкхарат обещал пустить его на одеяло, если тот не прекратит скалиться. Каждый раз, когда Анкхарат касался меня, срабатывала встроенная в тигра сигнализация — он выл, как ветер в подворотне.

Но, оказалось, что он с готовностью закроет глаза на мужчину в моей постели. За добавочный к ужину кусок мяса.

Фактически, эта зала, в которой проходил курс «Как обучить путешественницу во времени плести ожерелья, у которой, похоже, обе руки левые?» была тупиком.

В проходных помещениях внутри пирамиды тепло вообще никак не удерживалось, а таких помещений в них было больше всего. Некоторые состояли из одних только коридоров, в других каменные туннели поднимались все выше, рассекая надвое спальни, кладовые, столовые, молельни, пока не упирались в элитное, по местным меркам, жилье. Таким, как моя спальня. Хвала Богам, что она тоже была тупиком.

Зурия показала мне, что перемещаться между пирамидами можно было внутренними переходами, не выходя при этом под дождь во двор. Так мы прошли сквозь соседнюю и оказались в третьей из четырех крупных пирамид во владениях Анкхарата.

Ступенчатые стены этой нежилой пирамиды, выложенные из потемневшего от времени камня, я видела в окна своей спальни, но сама туда не ходила, ведь я до сих пор почти не ориентировалась даже в той пирамиде, в которой прожила почти полгода. Мне за глаза хватило и той, самой первой, экскурсии, плачевно закончившейся.

Потолки здесь были непривычно низкими. На самом деле, они были примерно метра три, но, учитывая, что в одном только Анкхарате было почти два с половиной… То да, потолки казались низкими. В моей спальне они были не менее четырех метров. Но такие высокие потолки, к слову, тоже не способствовали прогреванию воздуха до комфортной температуры.

Пирамида была построена одной из первых во владениях прадедов Анкхарата и ею не пользовались, кроме как зимой, когда вот такие комнаты-пещеры начинали цениться вдвойне.

На стенах висело оружие — всех этих каменных топоров, ножей, кинжалов и копий, с отделанными орихалком деталями, могло хватить на небольшую армию, как по мне.

— Не смотри по сторонам, — прошептала я Швинну, когда мы впервые зашли внутрь.

По выставке первобытных таксидермистов Швинн прошелся с рычанием и на полусогнутых, принюхиваяся к распластанным на полу гигантскому белому медведю и черногривому льву. В глазницах убитых зверей сверкали драгоценные камни, а обнаженные в гримасе клыки были позолочены.

Стоило взглянуть на поверженного льва, как на ум сразу пришли слова Анкхарата о войнах со Львами Пустыни. Зурия подтвердила, что это один из трофеев тех времен.

В этой зале древние зодчие выложили целых три камина. Только в стене с входом никакого камина, понятное дело, не было. Те части стен, что оставались незанятыми ни каминами, ни оружием, украшали каменные барельефы. Кроме света каминов и нескольких масляных плошек на столах и каминных полках, другого освещения не было. Факелы в этой зале не жгли.

На сегодня с плетением было покончено. Получалось у меня плохо. Я все еще продолжала резать пальцы осколками раковин, треснувших из-за неумелого использования каменного шила. Мне всего-то и нужно было, что проделать в центре раковин аккуратную дырочку, которую, впрочем, после следовало обработать горячим клейстером, чтобы скрепить целостность раковины. До клейстера я дошла только пару раз. Бедная Зурия только и делала, что грела его у камина, потому что, остывая, клейстер мог дать фору даже высохшему бетону.

Стоит ли говорить, что когда мне все-таки удалось продырявить раковину, то я тут же обожгла пальцы клейстером? А во второй раз я настолько густо обмазала раковину, что она, кажется, намертво, прилипла к столу и в ожерелье все равно не пошла?