— О, ma cherie Евдокия Васильевна, — он обескураженно развел руками, — вы просто упрямитесь, хотя в глубине души, как любая женщина, стремитесь к семейным отношениям, к собственному очагу, жизни под надежной защитой мужа…

Докки отвернулась и пошла к лошадям. Ламбург поплелся за ней, на ходу все еще пытаясь объяснить, как много она теряет, отказываясь от его руки, но когда-нибудь она это поймет, и потому он всегда будет рядом, чтобы вновь предложить ей свою поддержку в качестве примерного и любящего супруга.

На обратном пути Докки рассеянно слушала рассказы барона о финляндской кампании, в которой он принимал участие, мысленно вновь и вновь возвращаясь к недавней беседе с Палевским. Она вспоминала его реплики, придумывала свои — новые, более хлесткие или, напротив, уклончивые ответы, размышляла о его возможной реакции на ее по-другому звучащие фразы. И никак не могла объяснить нескрываемо довольный взгляд Палевского, каким он провожал ее, когда она покидала место их разговора. Он выглядел так, будто весьма удовлетворен результатом этой ссоры.

Дома, едва Докки успела сменить амазонку на домашнее платье, к ней в спальню влетела Мари и уселась было в кресло, но тут же вскочила и заходила по комнате. Докки выпроводила Тусю, села на стул, обреченно ожидая выступления кузины, которое незамедлительно последовало.

— Что у тебя с Палевским? — напористо спросила Мари, как только дверь за горничной закрылась.

— Ровным счетом ничего, — сказала Докки, пожимая плечами.

— Как это — ничего?! — ахнула кузина. — Он тебе представляется, танцует с тобой, а сегодня на глазах у всех к тебе подъехал. Все видели, как вы вдвоем ворковали, и теперь все это будут обсуждать!

— Мы не ворковали, — возразила Докки.

— Ну, разговаривали. Ты понимаешь, что теперь все подумают?!

— Пусть думают, что хотят, — Докки в упор посмотрела на Мари, отчего та смешалась и воскликнула:

— Все решат, что вы уже в связи или вот-вот в нее вступите!

— Ну и что? Мы с ним свободные люди и никому не должны давать отчет в своих поступках.

— Он не свободен — он в связи с Сандрой Качловской! — выпалила Мари.

Из-за перепалки с Палевским Докки подзабыла о слухах, связывающих княгиню и генерала.

— С чего ты взяла?! — с нарочитым удивлением в голосе спросила она.

— Все об этом говорят!

— Ну, мало ли кто о чем говорит.

— Но… — Мари запнулась, вероятно, хотела сослаться на Жадову, но вовремя припомнила гораздо более веский аргумент.

— Мы же видели их вместе — помнишь, мы тебе вчера рассказывали, что они были вдвоем на прогулке?..

— Прогулка ни о чем не говорит, — заметила Докки и небрежно поинтересовалась: — Интересно, как мог граф сопровождать Сандру, если его не было в городе несколько дней и вернулся он только к параду?

— Это он тебе так сказал? — Мари покраснела.

— Нет, о том говорили офицеры.

— Вероятно… Они ошиблись, — пробормотала Мари.

— Или ошиблись вы.

— Но мы действительно видели Сандру с генералом, правда… Правда, они были далеко, но нам показалось, что с ней Палевский. На офицере был черный генеральский мундир.

— В Вильне довольно генералов в такой униформе, — сказала Докки.

Мари же решила уйти от скользкой темы и заговорила о более интересном для нее предмете.

— Так ты действительно решила завести любовника? Но ты же понимаешь, чем это грозит твоей репутации?

— Не ты ли все эти годы уговаривала меня вступить с кем-нибудь в связь? — напомнила ей Докки. — А сейчас что-то вдруг забеспокоилась о моей репутации.

— Но я не имела в виду Палевского!

— А чем он хуже кого другого?

— Он… Он на тебе не женится!

— А разве любовника заводят в расчете на замужество? Хотя… кто знает? Возможно, я ему так понравлюсь, что он захочет взять меня в жены? — предположила Докки, с непривычным для себя злорадством наблюдая, как ее ответы раздражают Мари.

— Никогда! — Лицо кузины пошло пятнами. — Он никогда на тебе не женится! Во-первых, он молод для тебя…

— Отчего же молод? Ему сколько? Тридцать два? А мне — двадцать шесть. Ты сама не раз повторяла, что муж не должен быть намного старше жены.

— Неужели я такое говорила?! — так искренне удивилась кузина, что, не помни Докки разговора, состоявшегося у них накануне отъезда из Петербурга, она бы усомнилась, что он вообще происходил.

— Но разница в шесть лет — это слишком мало! — выпалила Мари. — Ты для него уже старая. Мужчинам его возраста нравятся молодые девушки. Потом не забывай, что граф с его положением, чином, состоянием никогда не женится на вдове да еще с такой… — она замялась.

— С моей репутацией, ты хочешь сказать, — подсказала ей Докки. — Ранее ты не раз утверждала, что я слишком добродетельна, и несколько минут назад боялась, что я ее потеряю, теперь же намекаешь, что моя репутация слишком неприглядна для мужчин с честными намерениями.

— Но говорят, ты специально воспламеняешь мужчин, чтобы потом их унизить и бросить!

— Но это же неправда, и кому, как не тебе, об этом знать?

— Конечно, я знаю. Но Палевский… Он же не знает тебя так хорошо. Ходят слухи, и он наверняка что-то слышал. Да и ты сама — уж прости! — но ты сама даешь повод так о себе думать, флиртуя со всеми мужчинами…

— Флиртуя со всеми мужчинами?! — Докки подняла брови и воззрилась на Мари, а та, побагровев до цвета свеклы, скороговоркой продолжила:

— Поэтому он — даже если и обратит на тебя внимание… — тут она вспомнила, что Палевский уже обратил внимание на ее кузину, запнулась, не зная, что сказать, и упрямо пробормотала:

— Но женится он на юной невинной девушке!

— Ну, пока он не женат, так что я вполне могу позволить себе насладиться обществом молодого и красивого мужчины, — Докки не могла удержаться, чтобы не поддеть свою «любящую» кузину.

— Он тебя бросит! — В голосе Мари послышались мстительные нотки.

— И все этому будут очень рады, как я понимаю.

— Если хочешь знать, после того, как ты увела у Ирины барона Швайгена…

— А также у девиц Жадовых, — с усмешкой добавила Докки.

— Он танцевал с Ириной мазурку!

— А также с уймой других барышень. Если бы Швайген должен был жениться на каждой девице, с какой протанцевал мазурку, у него сейчас бы уже образовался гарем.

— Она ему нравилась! Но ты с ним стала кокетничать, и он сразу позабыл об Ирине.

— Грош цена ухажеру, способному столь быстро позабыть о предмете своей любви, — миролюбиво сказала Докки, не в силах больше выслушивать бессмысленные рассуждения своей недалекой кузины.

«Она полностью попала под влияние завистливых подруг», — Докки старалась не только сдержать себя, но и найти оправдания для Мари, которая, судя по всему, сама не ведала, что творила. Не желая ссориться с ней и видя, что та не на шутку разошлась, Докки решила прекратить этот разговор и, насколько это было в ее силах, утихомирить кузину.

— Ты сама понимаешь, что приглашение на танец ничего не означает, — спокойно продолжала Докки. — Если бы барон испытывал к твоей дочери серьезные чувства, он никогда бы не посмотрел ни в мою, ни в чью-либо еще сторону. И потом, о чем мы вообще спорим? Я вовсе не претендую на кавалеров ни Ирины, ни Натали. Девушки окружены молодыми людьми и, на мой взгляд, должны быть вполне довольны.

— Не довольны! — оборвала ее Мари. — Вокруг них вертятся какие-то молокососы, а ты отвлекаешь на себя внимание лучших женихов. Ты отбила Швайгена!

— Еще скажи — соблазнила, — вздохнув, ответила Докки.

— О, тебе не нужно было соблазнять Швайгена — ведь ты нацелилась на Палевского! Ты услышала, что генералом все восторгаются, потом увидела, какой он красавчик, и тут же переключилась на него.

— Вот как, — Докки устало откинулась на спинку стула.

— Как ты могла?! — тем временем вскричала Мари. — Ты ведь знала, как он нравится Ирине! Мало тебе было Швайгена, так ты принялась за Палевского, о котором мечтает моя дочь! Она влюблена в графа! Девочка страдает, а ты ради какой-то позорной интрижки готова разрушить ее счастье.